Королевское знамя Франции развевалось над башнями Лувра. Это было удивительное зрелище, ведь король не любил Париж и навещал его не часто. Как и следовало ожидать, жители города сделали из его приезда праздник. На улицах при дуновении ветерка трепетали полотнища вымпелов и флагов. Выступали кукольники, показывавшие мистерии. На каждом углу стояли торговые лотки. Народ с удовольствием развлекался, а торговцы старались получить как можно больше за товары для королевского двора. Но тот, кто был поумнее, лишь потихоньку посмеивался над всем этим… Горожане прекрасно понимали, что благородные рыцари и дворяне, проезжавшие или шагавшие по парижским улицам, гордо задрав нос, и не замечавшие никого вокруг, были именно теми воинами, что проиграли англичанам все великие сражения Столетней войны, и, если их вовремя не остановить, они проиграют и все остальные битвы. Иногда сквозь стук конских копыт и звуки серебряных фанфар до ушей этих господ долетали свист и оскорбительные, порой грубые реплики, в которых так поднаторели простые парижане. Жак Кер увидел знамена из окна комнаты с побеленными стенами. Когда он бывал в Париже, предпочитал работать здесь. Кер приступил к делам в пять утра. Казалось, поток посетителей никогда не закончится. Он быстро и четко вел переговоры и отпускал посетителей небрежным движением руки, когда был уверен, что обсуждать больше нечего. Он прочитал горы писем и документов, просмотрел множество списков и отдал столько распоряжений, что у его подчиненных не было минуты отдыха. Жак Кер подошел к окну и посмотрел на роскошные башни Лувра. — Карл, Которому Хорошо Служат, — тихо шепнул Кер. — Мне кажется, что тебе подходит это прозвище, мой милый и нерешительный господин! Мне хотелось бы знать, как вас назовут, когда станут писать историю этого времени?.. Мне также очень интересно, что напишут о Жаке Кере? Если взглянуть на Кера сзади, он выглядел именно таким, каким был на самом деле, — процветающим человеком средних лет. Если смотреть ему прямо в лицо — многое менялось. Прежде всего люди обращали внимание на его глаза, а все остальное в этом человеке казалось довольно обычным. Глаза у него были поразительные: большие, серые и очень живые. Они улыбались, смеялись, зажигались, горели, сверкали, обжигали, страдали, взрывались и выдавали его настроение. Ни на секунду они не отпускали от себя взгляд собеседника. Его приятного тембра голос обладал теми же качествами. Можно сказать, что его жесты были несколько театральны, но плавные движения его красивых белых рук четко соответствовали постоянному изменению выражения глаз. Он был аккуратно одет, все в его туалете было тщательно продумано, сюртук был зашнурован серебряными бечевками, рукава отделаны жемчугом, лосины плотно облегали ноги, башмаки он носил из прекрасной тонкой кожи. Было видно, что этот человек придавал значение не только красоте, но и удобству: носы башмаков не были слишком длинными и не сильно были загнуты вверх. — Мне кажется, Никола, — сказал Кер слуге, — что мы как следует растормошили этот город. Мне это напомнило, как взбалтывают настойку в бутылке. А сейчас мне пора к королю. Мой всегда улыбающийся Никола, подай-ка плащ! На самом деле нормандец Никола улыбался очень редко. Если по внешности судить о характере, можно с уверенностью утверждать, что слуга постоянно находился в состоянии желчного недовольства — недаром белки его глаз пожелтели. Никола медленно, словно нехотя, переводил взгляд с одного предмета на другой. Уголки его губ были опущены, голова имела форму груши, щеки и подбородок были цвета созревшей сливы. Слуга с мрачным видом подал хозяину плотный плащ, роскошно отделанный белым мехом горностая. — Неужели, господин, вам обязательно идти сегодня ко двору? — спросил Никола. — Сударь, вы достаточно поработали сегодня. У меня в голове жужжат, как пчелы, все ваши указания. — Никола, меня там ждут. Если король ждет, его подданный должен повиноваться, в особенности, если он является казначеем. — Мне не повезло с хозяином, — пробормотал Никола. — Он вскоре умрет от перегрузки. У меня тогда не будет хозяина и я стану голодать. Жак Кер взглянул на круглый животик Никола и улыбнулся. — Ты долго проживешь благодаря своим накоплениям, — сказал он, но, посмотрев на плащ, недовольно нахмурился. — Неужели сегодня так холодно, что мне нужно надевать это? — Неужели, господин мой, я бы его вам подал, если бы не считал, что сегодня лучше надеть его? — Ты прав, — признался Кер. — Я знаю, что в этих делах ты разбираешься лучше меня. — Я всегда прав, когда дело касается вашего комфорта и здоровья, — заметил слуга. — А вы, мой хозяин, никогда в таких случаях не бываете правы. — Ну, я бы так не сказал, — ответил Кер. — Ты должен признать, что в случаях более важных, чем погода, я разбираюсь лучше тебя. Ну, Никола Всесведущий, веди меня. Мы сегодня отправимся пешком. Они спустились по каменной лестнице и вышли на улицу через медные ворота. В воздухе повеяло холодком, и Кер вновь должен был признать правоту Никола, выбравшего для хозяина теплую одежду. Кер плотнее завернулся в плащ и зашагал так быстро, что Никола пришлось бежать трусцой, чтобы не отстать от своего хозяина. — Мастер, мастер, — протестовал слуга, — неужели королевские дела не могут подождать еще несколько минут? Вы хотите устать? Вы уже не молодой человек, чтоб шагать так быстро! Керу не понравились эти слова. — Может, я не так молод, — ответил он, оглядываясь, — но я обладаю силой двадцатилетнего юноши. Никола, тебе не следует укоризненно качать головой. Ты моложе меня на целых десять лет, но по сравнению со мной ты — просто старик! Я могу больше работать, быстрее шагать и лучше рассуждать, чем любой из моих знакомых. — Хозяин, вы можете переспорить любого, — пыхтел Никола. Парижане хорошо относились к Жаку Керу, в отличие от остальных придворных. За Кером и его слугой буквально по пятам шагали взрослые люди и мальчишки. Они напоминали хвост яркой кометы. Кер слышал приветствия, доносившиеся до него из таверн и жилых домов: — Это идет казначей! — Это храбрый, добрый Жак! — Лисица Жак, наш друг! Кер доброжелательно, с юмором отвечал на подобные приветствия. Было ясно, что ему нравилось такое отношение. — Сударь, — отрезвил своего хозяина Никола, — они так же радостно приветствовали бы и палача! Когда Кер и его слуга достигли рва, окружавшего Лувр, Кер вдруг остановился. — Никола, — резко сказал он, — ты получил какую-либо весточку от сира д'Арлея? — Разве я смог бы об этом промолчать? Разве Кер не знал, что этот вредина Никола почти никогда не давал прямого ответа? Никола, как правило, на вопрос отвечал вопросом. Но Кер был слишком занят своими мыслями и не обратил внимания на дерзкую форму ответа слуги. — Этот день, — размышлял он, — может войти в историю. Как жаль, что у меня нет сведений от Робина д'Арлея. Я уверен, что они пришлись бы очень кстати. Вооруженный охранник у входа улыбнулся и знаком показал Керу, что тот может пройти. Жак Кер быстро прошел через переполненные залы, расположенные у главной лестницы. Гофмейстер в белой с зеленым ливрее приветствовал его: — Господин Кер, сегодня хороший день. — Где я могу найти короля? Гофмейстер плавно повел рукой в направлении лестницы: — Придворные находятся с королевой, господин Кер. Король вскоре должен к ним присоединиться. Кер задержался. — Скажи мне, Гуйе, какое сегодня настроение у короля? Блестят ли его глаза? Может, мой дорогой король легко расхаживает и ожидает чего-то приятного? — Мне кажется, что сегодня король плохо себя чувствует. Он прохаживается очень медленно, был молчалив все утро, мне так доложили. Никто не видел его улыбки. Когда Кер вошел в главный зал, на него обрушился шум разговоров. Придворные были заняты новым увлечением — игрой в карты, разрисованные картонки. Дамы и кавалеры были так увлечены этим занятием, что, когда в зале появился Жак Кер, ни одна пара глаз не поднялась, чтобы посмотреть на него. «Разрисованные мартышки! — подумал Кер. — Они тратят время на глупые игры и разные споры. Пожалуй, нужно нанять художника, чтобы он нарисовал для меня такую же колоду карт. — Кер тут же превратился в коммерсанта. — А потом надо сделать много-много копий на хорошей бумаге. Карты, — продолжал он рассуждать сам с собой, — должны быть очень красивыми и дорогими. Если им так нравится эта игра, я могу извлечь из нее немалую пользу. Карты, как и многое другое, принесут мне прибыль». Когда Кер проходил мимо шелкового кошелька, висевшего на стене и предназначенного для пожертвований беднякам, он не забыл опустить туда золотую монету. Обычно королева Мари внимательно следила за тем, чтобы каждый вновь прибывший жертвовал деньги нищим. Но сегодня она была слишком увлечена игрой и не обращала внимания на тех, кто игнорировал правило. Поэтому в кошельке было довольно пусто, и опущенная Кером монета упала на самое дно. Королева находилась в центре зала, Кер видел, что она играла в глик; у нее было два противника: девушка со смуглым хорошеньким личиком, в головном уборе сердечком, и огромный мужчина в небрежном сером наряде. На столиках, расставленных по всему залу, также играли в глик, однако большая часть собравшихся предпочитала наблюдать, как шла игра за королевским столом. Ее величество была целиком погружена в игру, и Кер решил, что неразумно отрывать королеву от приятного занятия. Ее лицо было довольно приятным, однако крупный нос не позволял претендовать на красоту. Когда королева волновалась, кончик ее носа начинал подергиваться. Так было и в этот раз. На королеве было темно-зеленое платье с низким вырезом, отделанное мехом горностая. Рукава были настолько длинными, что касались пола, и королеве было трудно управляться с картами. Кер слышал, как она расстроенно сказала: — Мне сегодня сильно не везет. Крупный мужчина ответил басом: — Клянусь игрой глик, моя уважаемая королева, удачи можно добиться, если хорошо играть имеющимися картами. Кер сел на скамью у стены, где висел новый гобелен с изображением Семи Добродетелей и Семи Грехов. Рядом сидел солдат с мечом, пристегнутым к поясу. На его худом, морщинистом лице читалась неприязнь к окружавшим его людям. — Дюнуа, — шепотом сказал Кер, наблюдая за привлекательной брюнеткой, игравшей с королевой, — не кажется ли вам, что мадемуазель де Менелэ слишком спешит занять место своей кузины? — Она — шустрая девица, — сказал старый солдат. — Прелестная Агнес была замечена королем благодаря матери королеве, но я не уверен, что подобная история может повториться. — Мы не должны себя успокаивать подобными рассуждениями. Королева смирилась с Агнес Сорель, но, может, она считает, что Агнес слишком долго занимала свое место? Дюнуа отрицательно покачал головой: — И вам и мне, господин Кер, прекрасно известно, как капризен наш король. Но в данном случае он предан ей долгое время. Что-то есть такое в очаровательной Агнес, что удерживает его на привязи. Захочет ли он, чтобы на подушке, где так долго красовались золотистые кудри Агнес Сорель, появились черные локоны маленькой кузины? Кер с мрачным видом принялся обдумывать это предположение. — Агнес плохо себя чувствует, — сказал он. — Вы не заметили, какой она стала бледной? Она сейчас слаба духом и телом. Дюнуа, меня это сильно беспокоит. Очень сильно… Старый солдат хитро взглянул на Кера: — Я верю. В этот момент в зале появился король. Голос слуги, объявившего о его появлении, был заглушен шумом разговора; и прошло некоторое время, прежде чем собравшиеся осознали, что в комнате находится его королевское величество. Раздался стук каблуков, дамы и господа поднялись и поклонились королю. — Кажется, у него неважное настроение, — пробормотал Дюнуа. Карл VII мгновение постоял у входа в зал, небрежно поклонился присутствующим — казалось, он сделал это по привычке, — вздохнул и снова поклонился. Временами он выглядел королем до кончиков ногтей, но не теперь. Он был одет в свою любимую короткую зеленую куртку, полностью открывавшую его ноги. Королевские ноги не блистали красотой. Они были короткими, тощими и кривыми. Колени — напротив, толстыми, и мудрый монарх не должен был выставлять их напоказ. Король подошел к столику супруги и мрачно поклонился. — Я не хочу прерывать ваше… новое увлечение, мадам. — Мы играем только для того, чтобы скоротать время до вашего прихода, ваше королевское величество, — ответила королева Франции. — Мадам, мне ясно, что вам нравится этот новый способ соревнования хитрости и ума. Вам придется примириться с тем, что я недолго смогу оставаться здесь сегодня с вами. — Казалось, что королю вдруг стало неудобно, и он отвел взгляд от королевы. — Мне следует немедленно заняться государственными делами. Прошу вас позволить забрать с собой… — он обвел глазами комнату, — Гуффье, Шабанна, Дюнуа, Кера. Мне следует обсудить с ними неотложные дела в моих покоях. Королева с трудом сдерживалась. Она вытащила из-под широкого золотого сетчатого пояса льняной платок и промокнула кончик носа. Король поспешил ретироваться, чтобы избежать ее возмущения. — Моя дорогая, надеюсь, что вы хорошо проведете время.
Королевское знамя Франции развевалось над башнями Лувра. Это было удивительное зрелище, ведь король не любил Париж и навещал его не часто. Как и следовало ожидать, жители города сделали из его приезда праздник. На улицах при дуновении ветерка трепетали полотнища вымпелов и флагов. Выступали кукольники, показывавшие мистерии. На каждом углу стояли торговые лотки. Народ с удовольствием развлекался, а торговцы старались получить как можно больше за товары для королевского двора. Но тот, кто был поумнее, лишь потихоньку посмеивался над всем этим… Горожане прекрасно понимали, что благородные рыцари и дворяне, проезжавшие или шагавшие по парижским улицам, гордо задрав нос, и не замечавшие никого вокруг, были именно теми воинами, что проиграли англичанам все великие сражения Столетней войны, и, если их вовремя не остановить, они проиграют и все остальные битвы. Иногда сквозь стук конских копыт и звуки серебряных фанфар до ушей этих господ долетали свист и оскорбительные, порой грубые реплики, в которых так поднаторели простые парижане.