Люсьен Фрейд (Lucian Michael Freud) —
современный английский художник немецкого происхождения. Родился 8
декабря 1922 года в Берлине в известной еврейской семье. Родители
архитектор Эрнст Фрейд и Люси Фрейд. Он внук знаменитого психоаналитика
Зигмунда Фрейда и брат политика и писателя Клемента Фрейда. После
прихода к власти нацистов в Германии Фрейд и его семья переехали в
Великобританию. Фрейд получил британское гражданство в 1939. Говорят, что основателя психоанализа
Зигмунда Фрейда в придуманной им дисциплине меньше всего интересовала ее
практическая польза. Зато живопись его внука Люсьена Фрейда обладает
терапевтическими свойствами – его произведения способны помочь многим
людям, страдающим от комплексов по поводу недостатков собственного тела.
Художник с пристально запечатлевает именно то, что
табуировано современными канонами красоты, то, что принято игнорировать в
живописи и ретушировать на фотографии.
Усилия бесполезны. Пока мы наблюдаем, как африканские государства
упорно отказываются предпринять хоть что-либо во имя восстановления
хоть подобия цивилизации в Зимбабве, чаша для сбора подаяний в
пользу Эфиопии снова путешествует из рук в руки. Прошло почти 25 лет с
тех пор, как в Эфиопии стартовала прославленная благотворительная
кампания «Накормите мир!», возглавленная Бобом Гелдофом, ирландским
рок-музыкантом и актером, известным нам по главной роли в фильме
«Стена». За это время население Эфиопии увеличилось с 34 до 78
миллионов.
Скажите мне, почему я должен помогать продолжению
демографического взрыва в этой стране? Где логика? Логики нет. Есть две
причины отвергнуть всякую логику. Одна из них – моя совесть. Вторая – все тот же кадр, снова изображающий ребенка с широко распахнутыми глазами, снова глядящего в камеру, которая снова запечатлевает трагедию… Простите
меня. Моя совесть побывала в этой стране вместе с моим телом и моими
деньгами. В отличие от большинства из вас, читающих эти строки, мне
довелось побывать в Эфиопии, и подобно большинству из вас, я жертвовал
свои кровные благотворительным фондам, чтобы остановить голод в этой
стране. Тот ребенок, мальчик с широко открытыми глазами, которого нам
удалось спасти чуть больше двадцати лет назад, вырос и превратился в
крепкого парня. С торчащим членом и автоматом Калашникова за спиной,
теперь он производит новое потомство когда ему заблагорассудится.
…Они повсюду страх приносят: Украсть, отнять им все равно; Чихирь и мед кинжалом просят И пулей платят за пшено, Из табуна ли, из станицы Любого уведут коня; Они боятся только дня, И их владеньям нет границы!
Михаил Лермонтов, 1832
Некоторое время назад я дал достаточно радужный прогноз развития русско-чеченских отношений, который, увы, никак не подтверждается. Трагедия в Бороздиновской, столкновения в Яндыках, бесконечное кровопролитие в Чечне не позволяет говорить о качественных переменах к лучшему. А вскоре я прочел письмо из Сургута, адресованное нашей инициативной группе: «Геноцид не только в Чеченской республике, он во многих русских городах!..» И понял: начинается и наша Чечня. Значительная часть мигрантов из Чечни осела на Юге России: Дагестане, Ингушетии, Астрахани, Ставрополье, наиболее пригодных для сельского хозяйства, и центральных регионах, близких к крупным финансовым потокам. Чаще всего они селятся компактно. Община возникает в местах, где уже жили чеченцы, члены того же тейпа, что и новоприбывшие (порой еще с довоенного периода). В большинстве случаев община располагается в сельской местности, где открывает скотоводческое производство. Чаще всего чеченцы не участвуют непосредственно в управлении скотом (это занятие считается недостойным в некоторых тейпах [107], зачастую чеченцы с пренебрежением относятся и к русским соседям, обрабатывающим землю [108]), а нанимают за небольшую плату «бичей» или местных разорившихся крестьян.
Мне
приходилось беседовать со многими кавказскими убийцами ... ни малейшего
раскаяния в совершённых ими преступлениях я в них заметить не мог. На
расспросы о причинах убийства следовал с их стороны обыкновенно один
ответ, одно оправдание себя: «у нас такой закон, такой адат, а у вас
другой».
Э. Эриксон, доктор медицины, 1906
Агрессия чеченцев против окрестных народов возникла не вчера: еще в
XVII веке они предпринимали набеги на соседние страны, захватывая скот,
имущество, пленников. Потто пишет: «чеченцы ... беспощадны, как тигры,
кровь опьяняла их, омрачая рассудок. ... Такими они были по рассказам
очевидцев во время резни в Ичкерийских лесах и такими являлись всегда,
когда имели дело со слабыми, расстроенными командами или одиночными
людьми» [58]. Набегам, как правило, «подвергались казачьи станицы
и кахетинские села» [59]. Воинственность компенсировалась
неорганизованностью, отсутствием единых начальников и правителей. Набег
имел лидера лишь до своего завершения, т.е. крупной добычи и ее дележа,
к этому моменту полномочия главаря истекали. Чеченский писатель
С. Якушев приводит такой фантасмагорический сценарий: навстречу
атакующим чеченцам казаки выгоняют скотину. Те бросают все и
принимаются ставить хозяйские метки, что позволяет казакам оправиться и
отбить набег [60]. Другой дикий случай описывает Потто: после
захвата селения Шары, его поджигают, а в свете пламени принимаются
делить пленников. Дележ выливается в резню, и захватчики истребляют
себя вместе со всем населением станицы [61]. Из изложенного можно
сделать вывод, что существованию чеченского этноса сопутствует некий
фактор, провоцирующий агрессию и вооруженную экспансию. Но
следует, прежде всего, отказаться от шовинистических иллюзий: чеченцы –
представители одного с нами биологического вида, их побудительные
мотивы зиждутся на тех же основах, что и наши. Иные утверждение –
антинаучны, и здесь нечего более обсуждать.