Смерть Рюрика. Княжич Игорь. И быть роду Рюриковичей. Варяги. Словенский князь Юрий. Воевода Ратибор. Лопарь Урхо. Лада
В сентябре-ревуне месяце в третий день лета 6387-го от сотворения мира, а от Рождества Христова 879-го послал Бог на языческую землю дивное предзнаменование. Тихое, тёплое утро. Будто замерла жизнь, не шелохнётся лист, и по всему великому водному пути, что на Руси именуют «из варяг в греки», от моря Варяжского, над Ильмень-озером, до гор Киевских, небо и редкие облака, лес и поля были в багряном цвете. Кровяно, будоражаще горела заря, допрежь такого не видывала земля русов. К чему бы? Перед самым рассветом, едва забрезжило, Рюрик пробудился в неясной тревоге. Звенящая тишина. Через слюдяное оконце опочивальня осветилась огненно. На стенах заплясали причудливые, замысловатые тени, всё больше на горы похожие либо, на чащобы лесные. А за оконцем ровно пожар разгорался. Горело чудно! Такое случалось, разве когда его, Рюрика, викинги жгли вражеские городки и всё полыхало пламенем. Потянулся Рюрик к столу, где стояла корчага с водой, — жажду утолить — и вдруг почувствовал: нет в пальцах силы. Поднялся с трудом, сел, спустив ноги на разостланную на полу медвежью шкуру, потёр ладони о войлочную полсть, какой скамья была покрыта, но, странно, не полегчало. Наоборот, в теле дрожь появилась, в голове застучало, будто по наковальне били. Решил Рюрик на свежий воздух выйти, дохнуть. Экое наваждение, такого с ним никогда не бывало. И отчего такое с ним приключилось? Едва встал — закачался, рухнул на пол. На шум вбежал отрок из гридней, с трудом уложил Рюрика на скамью. — Покличь Олега, — прошептал Рюрик и удивился, не узнав собственного голоса: язык едва ворочался. Подумал: «Неужли жизнь кончается?» Но не испугался, знал — рано или поздно это случится. Не такой смерти он желал, хотел в бою её принять. Однако вот она, рядом, в лицо ему дышит. Рюрик даже жар её ощущает. Мысленно он обратился к своему богу: — О, Вотан, ты прислал за мной своего гонца, и я встречу его достойно, без страха, как и подобает викингу. Викинг не боится смерти... — Рюрик передохнул и продолжил разговор с Вотаном: — Ты был щедр ко мне, мой бог, послав меня в богатую страну, называемую Русь. Для меня она стала такой же родной, как и Упландия, которую покинул я долгий десяток лет назад. Ты доставил мне радость, послав жену, добрую Хелду, но ты отобрал её, едва она родила сына. Теперь ты изъявил свою волю и намерен отправить меня к ней. Что ж, значит, я исполнил все твои желания на земле и должен уступить своё место другому, на которого укажешь. Я слышу твой голос, и ты называешь имя Олега. Не так ли? Что ж, я согласен с тобой. Олег близок мне, как сын, его отец был моим товарищем. На Олега я оставлю начатое, ему доверю малолетнего сына Игоря. Знаешь, Вотан, Олег хоть и молод, но муж ума зрелого, и то, что я начал, он продолжит во славу тебе и земле, имя которой Русь. Я полюбил страну русичей и замыслил объединить всех славян, какие живут по великому пути, что ведёт «из варяг в греки», пути, достойному сравнения с золотой жилой... Рюрик вздохнул, попросил: — Устал я, Вотан, и готов уйти в мир иной, только дай сказать слово напутственное Олегу... Олег появился неслышно, молчал, ждал, пока заговорит конунг. В опочивальне давно уже посветлело. Рюрик долго всматривался в хмурое, встревоженное лицо Олега. Тот, видимо, уже знал, что приключилось с конунгом. Наконец Рюрик сказал: — Сегодня приходил ко мне Вотан, он забирает меня к себе, в страну Вальгаллу, где живут мёртвые. Настала твоя пора принять всё на себя. Ты слышишь, Олег? Опорой тебе будет дружина, а разум — советником... И ещё: оставляю на тебя Игоря, будь ему вместо отца, княжение за ним сохрани. — Прикрыл глаза, помолчал. Потом снова заговорил: — Трудное бремя ложится на тебя, но, верю, выдержишь. Одного прошу: здесь, на Руси, пустили мы свои корни, и не порви их. На этой земле родился мой сын Игорь... Настанет час ему княжить... А теперь перенесите меня в гридницу, и большую боярскую дружину созови... Рюрика положили на широкую скамью в просторной гриднице, и вскоре её заполнили старшие дружинники. Превозмогая себя, Рюрик поднялся, сел: — Други мои, храбрые ратоборцы, с вами я пришёл в землю русов, с вами непокорных усмирял. — Тихо говорил, каждое слово произносил чётко. — Ныне ухожу в мир иной, в страну, где каждого ждёт Вотан. Оставляя вас, я буду смотреть с выси небесной. И дабы не случилось меж вами раздора, укажу на того, кто место моё заступит. Конунгом над вами и опекуном сына моего станет Олег. Вам же, бояре, завещаю товарищами ему быть. Клянитесь на мечах исполнить сие! — Клянёмся! — как один выдохнули бояре и обнажили мечи. Рюрик довольно покачал головой: — Иного ответа не ждал. Снова лёг, но бояре мечи в ножны не вложили, взоры на Олега перевели. Тихо было, только и слышно, как тяжело дышит Рюрик. Но вот раздался голос Олега: — Конунг, с детских лет я с тобой. Ты был мне вместо отца, и я чту тебя. Мы все верны тебе. А ещё хочу сказать: всю мою любовь и верность я перенесу на твоего сына. Ты доверил его мне, и обещаю: мы, твоя дружина, вырастим Игоря мужем, достойным Рюрика. Мы объединим всю землю русов, и быть на ней роду Рюриковичей… В тот же третий день ревуна месяца лета 6387-го от сотворения мира, а от Рождества Христова третьего сентября 879 года князь Рюрик скончался. И пока его тело, обряженное в последний путь, лежало в гриднице, над Волховом стучали топоры — варяги и русы рубили просторную ладью, складывали в квадрат сухие берёзовые поленья, обкладывали их валежником. Ночью на брёвна поставят ладью с телом конунга, и огромный костёр поглотит Рюрика, а с ним сгорят рабы и рабыни, коим суждено будет обслуживать конунга в потусторонней жизни... Олег скорбно смотрел на приготовления и вспоминал, как плыли они на Русь много лет назад, и их драккары, обвешанные по бортам щитами, гордо резали волны Варяжского моря, поднимали волну, один за другим приставали к новгородскому берегу. Варягов встретил словенский князь Гостомысл и попросил покарать кривичей, возмутившихся против него. Рюрик с дружиной привёл кривичей к повиновению, но и сам сел в Новом городе. К тому времени словене уже прогнали Гостомысла и позвали Рюрика княжить в Новгороде. Остерегаясь шумных новгородцев, варяги срубили в городе крепость — Детинец — с хранилищем городской казны и всякого добра. В Детинце жила дружина конунга. Через два года княжившие в Белоозере и в Изборске Синеус и Трувор умерли, и Рюрик присоединил их владения к своим. Вскоре вся северная, восточная и западная Русь оказалась под его твёрдой рукой. Огнём и мечом расправлялся Рюрик с непокорными... Ночь спустилась на землю, но берега Волхова осветили смолистые факелы, когда воины поставили на сруб ладью с телом конунга и привели рабов. Они не сопротивлялись, зная, что обречены. Жрецы с капища резали их ножами, как убивают животных, а когда заполыхал сухой валежник и пламя охватило ладью, рабов побросали в жертвенный огонь. Молча взирали варяги и новгородцы: таков языческий обряд, и когда костёр перегорит, они насыплют над ним земляной холм и справят по Рюрику хмельную тризну. Они будут петь военные песни, славить конунга и просить Вотана воздать ему должное.
Четверть века прожил Олег. Он высок, крепок телом, голубоглаз, с обветренным лицом и небольшим шрамом на щеке. Стриженные в кружок белокурые волосы перетянуты кожаной тесьмой. Под корзном, накинутым на плечи, проглядывает синевой кольчужная рубаха, сделанная искусными свейскими бронниками. С малой дружиной возвращался Олег от словен, из ближнего полюдья, — собирал дань. Вдев мягкого красного сафьяна сапоги в стремена, он прочно сидел в седле. Позади по двое ехали гридни, а за ними скрипели колёсами телеги, груженные мешками с зерном, коробами с маслом, бочками с солониной и свежим мясом, туесами с мёдом и иными припасами, которыми кривичи платили дань Новгороду... День едва начался, и горела утренняя заря, вещая ветер. Приспустив повод, Олег дал волю коню. Тот шёл широким шагом, потряхивая головой, не мешал конунгу думать. А мысли Олега были об одном. Вот уже год минул со смерти Рюрика. Зимой звали викинги Олега сходить за добычей к Белому морю, но он заявил: отныне то пятина новгородская, и можно ли разорять данников? Новый город открылся рвом и земляным валом, бревенчатыми крепостными стенами, дозорными башнями-стрельницами, крытыми тёсом теремами, разбегавшимися вширь и вдаль ремесленными посадами и торжищем с лавками. Прильнув к обоим берегам Волхова, Новгород соединялся у Детинца деревянным мостом на свайных устоях. Мост такой же древний, как и сам город. Временами новгородцы меняют мостовые плахи и перила. Олег, придержав коня, долго смотрел на постройки. На высоком холме — капище с деревянным идолом. С трёх сторон подножие обступили ели и берёзы. Сюда, на капище, сходятся новгородцы на поклонение своему богу Перуну. Если спуститься с холма, попадёшь к месту, где Волхов забирает воды Ильмень-озера. Люд новгородский величает Ильмень морем, но Олегу смешно: они не видели настоящего моря. Море омывает его, Олега, родную Упландию. Высокие, поросшие лесом берега изрезаны глубокими заливами-фиордами, удобными и укромными стоянками драккаров храбрых викингов, где кипят меж валунов пенистые буруны. Издали Волхов казался широкой дорогой. Да он и есть дорога, только речная. С ранней весны, едва стронется лёд, и до первых заморозков плывут вверх и вниз по Волхову караваны гостей: из норманнских земель к югу; с греческой стороны, из славного и богатого Царьграда, — на север, в большой торговый город Скирингсааль, и никто Новгорода не минует, все к нему причаливают — там от рассвета до темноты шумит голосистое торжище. Бойкие купцы торгуют разными товарами: пушниной и кожами, мёдом и воском, полотном и овчиной, броней и оружием, гончарными и иными посудинами. А гости иноземные привозят с Востока шелка и паволоку, украшения, из золота кованные, узорчатые, с каменьями дорогими, а ещё пряности и мази духмяные. Да и чем только не ведут торг в Новгороде! Купцы новгородские в городе великую силу имеют, на вече они держатся кучно, друг за друга горой, и к их голосу люд прислушивается. Но Новгород не только торговый город, он и мастеровыми славен. Едва день начинается, во всех концах принимаются за дело ремесленники: раздувают горны кузнецы — тяжело дышат мехи, стучат топоры плотников, растапливают обжиговые печи гончары, кислым духом тянет с кожевенной слободы... Торгом и ремёслами богател Новгород, который норманны именовали Гардарикой, страной изобилия... Тронув коня, Олег снова въехал в лес. Вскоре он очутился на поляне, где два смерда валили деревья, очищали их от ветвей и сучьев. Оголённые спины блестели от пота. Увидев конунга с дружинниками, смерды прекратили работу. Скинув войлочные колпаки, поклонились низко. — Брёвна для какой надобности? — спросил Олег. Смерд годами постарше ответил: — Староста Гончарного конца наказал уличную мостовую перекрыть. Не спросив больше ничего, Олег продолжил путь. Лес сплошной стеной стоял по ту и другую сторону дороги. Пахло прошлогодней прелью. Порой высокие сосны, казалось, подпирали небо. Они рвались из земли, иногда обнажив корни. Между деревьями рос сочный зелёный мох. В жару, бывая в таких местах, Олег снимал сапоги, остужал ноги в его мягкой прохладе... Наконец дружинники подъехали к Новгороду. У открытых городских ворот их встретил отрок лет шести в рубахе зелёного шёлка, подпоясанной кручёной тесьмой, в штанах тёмного бархата, вправленных в высокие, красного сафьяна, сапожки. Был отрок глазаст и худ, гладкие светлые волосы спадали до плеч. Он улыбался. Олег соскочил с седла, потрепал отрока по волосам: — Ждал, княжич Игорь? — С дозорной башни узрел, как ты из леса выехал. — А я тебе подарочек знатный привёз. То-то удивишься! И, остановив первый воз, Олег достал из-под вороха холстов серого лобастого щенка. — Волчонок! — обрадовался княжич. — Вырастет — товарищем будет, а дичиться начнёт, в лес уйдёт — ты его не держи. Волки неволи не любят. Передал повод гридню, зашагал вместе с Игорем к Детинцу. — Хвались, как учение одолеваешь? Княжич, прижав к груди волчонка, ответил немногословно: — В ристалищах преуспеваю, Ратибор доволен, а в цифири и буквицах хуже. Не люблю костью по бересте царапать значки всякие. Олег нахмурился: — Ты, княжич Игорь, каждодневно помни, какого ты рода и каково твоё предначертание. Ты един Рюрикович, и я твоему отцу обещал и Вотану клялся, что от тебя на Руси начало пойдёт роду княжескому. Чать, слышал рассказы гостей царьградских? Их государи книжно премудры, оттого их царство процветает. — Но ты, Олег, не ведаешь грамоты, ан это не помешало тебе заставить повиноваться и новгородцев, и словен, и мерю? Олег остановился, положил ладонь Игорю на плечо: — В твоих словах правда, но разве только в мече и дружине сила? Нет, она и в разуме! А разум без учения что хлеб без опары. О том помни ежечасно. Ладно ужо, иди корми своего волчонка, вишь как он тебе палец обсасывает, а я велю баню топить.
Смерть Рюрика. Княжич Игорь. И быть роду Рюриковичей. Варяги. Словенский князь Юрий. Воевода Ратибор. Лопарь Урхо. Лада 