....Через лощину — пулей. Один бежит — остальные прикрывают. Движение по лесу — в шахматном порядке. Следом в след давно не ходят, здесь не детская игра в шпионы. Засаду следует ожидать в любое мгновение, и основное при выстрелах в упор — не оказаться под одной очередью. Привал — каждый и отдыхает, и сторожит самого себя. Плюс прикрывает спину товарища. Нет нужды беспокоиться и за свою — прикроют другие. «Онемели», лишь ступив на территорию «свободной и независимой Ичкерии». Да и о чем разговаривать — идти надо. Поглубже в пасть тому волку, что выбран чеченцами для своего символа и застыл на зеленых знаменах и эмблемах. Когда хищник откусывает руку? Если пытаешься вырваться. А все нужно делать наоборот: если хватает тварь руку, засовывают ее как можно глубже ей в пасть. Тогда зверь захлебывается, сам разжимает зубы и отскакивает в сторону. В тылах Ичкерии разведчику спокойнее. В тылах боевики хвастливее и беззаботнее. Федералы, конечно, могут «позвонить» в любое селение, но такое случается не часто, а на войне на подобном не зацикливаются. Нет-нет, в тылах хорошо — хоть в своих, хоть у противника. — Дальше сами. — Добро. Заремба протянул руку казакам, которые вели его группу тайными тропами в нужный квадрат. Еще одна страничка чеченской войны, мало афишируемая, но от того не исчезнувшая — участие в ней добровольцев-казаков. В первую голову — терских, пятигорских. Два батальона станичников, полулегально поставленные на довольствие армии, умываясь кровью, два года тянули солдатскую лямку на чеченском фронте. Бились казаки с чеченами люто, друг друга в плен не брали. На них, полулегальных черновых войны, и вывели Зарембу: эти проведут незаметно хоть до самого Дудаева, если он жив. Довели. До отметины на карте, которую оставил ногтем атаман. В действительности это оказалось опушкой дубовой рощи, где им и предстояло расстаться. — Быть удаче, — все три казака-проводника подняли вверх автоматы. — Быть, — в ответ отозвалась группа. Сказали хотя и полушепотом, но вместе получилось достаточно громко для спецназа, Однако Заремба на этот раз простил прокол: иногда важнее настрой подчиненных, даже если он не стыкуется с конспирацией. Казаки развернулись в обратную сторону — немолодые уже, наверняка отцы семейств. А служи они в армии, подбирались бы уже к погонам подполковников. Что их заставило взять в руки оружие? О романтике говорить глупо. Только близость дома и желание остановить войну как можно дальше от него. Да и показать беспокойному соседу, что рядом тоже не олухи. И тот, кто покажет зубы, в ответ получит зуботычину, а не заискивающую улыбочку. Разведчики провожали взглядами казаков до тех пор, пока те не скрылись за склоном. Не заостряли внимания, но каждый понял, что обрывалась последняя ниточка, связывающая их с мирной жизнью, Родиной. Правительство хотя и твердило, что Чечня — неотъемлемая часть России и наша Родина, но после всего свершившегося русские не особо-то и желали иметь в кровном родстве такого шумливого и чванливого братца. Барьер, когда трудно представить уход от России какого-то народа, оказался преодолен, и русские сами начали требовать от правительства: дайте всем «независимым» полную свободу. Наиполнейшую. Но — с обязательным закрытием всех границ, введением таможен, исключением из рублевой зоны. И пусть та же Чечня попробует жить самостоятельно, не имея внешних границ с другим миром. И посмотрим, кто к кому первый приедет с поклоном… Но то политика, эмоции, а Заремба стоял с группой на грешной земле в грешное время. — Все! — оборвал, отрезал он и прошлое, и наступившее гиблое настроение. Сделал это, возможно, слишком грубо, ведь не солдаты из стройбата стояли перед ним. Но в то же время именно потому, что не желторотые юнцы влезли в Чечню, они его и поняли. Жизнь каждого зависла на волоске, а волосок этот всякий способен оборвать. Им ли не знать этого… — Не станем о грустном, — грустно, но улыбнулась Марина. Оказалось, что худо-бедно, но за неделю в группе научились улавливать и устанавливать общее настроение. Это несколько обрадовало подполковника, и он с уже большим оптимизмом оглядел команду. Взгляд невольно остановился на Марине. На «Таможне» Вениамин Витальевич мягко, но непоколебимо отвел все его попытки исключить девушку из операции. — Она уже получила аванс, — как последний аргумент он положил пухленькую ладонь на стопочку сберкнижек у края стола. — Здесь же и ваши сорок процентов. Протянутая подполковнику сберкнижка оказалась заполненной на его имя. — Возвращаетесь и получаете остальное. Вот «Трудовое соглашение» на выполнение строительных работ в Чеченской Республике и наши обязательства. Вот ваши доверенности друг на друга, если вдруг кто-то… Нужно только поставить образцы подписей, которые нотариус, с вашего позволения, готов заверить. Прямо сейчас. Все предусмотрел Вениамин Витальевич. Отрезал пути к отступлению и тут же зазывал вернуться — конечно, не с пустыми руками. Но главное, вроде не ловчил и не оставлял на потом договора и обязательства. Знать, документы Одинокого Волка ему или Кремлю очень нужны. Очень. Но Марина все равно не полетит. Или она, или он. — Или она, или — я. — Заремба даже не стал смотреть, какая цифра вошла в сорок процентов аванса. — Вы оба, — все еще мягко продолжал встречать сопротивление командира толстяк, но капельки пота с залысины платочком промакнул. — Но вы понимаете… — А вы? — оборвал на этот раз Вениамин Витальевич. — Вы думаете, она от хорошей жизни бежит на войну? Что она имеет на сегодня? Только служебную комнатушку в подмосковных лесах, которой она навек привязана к колонии. Саму колонию. Можно только представить, до какой степени ей все это обрыдло. А ты хочешь, чтобы она до конца дней своих служила в лесу надзирательницей? — Ну почему же… — А потому, — продолжал напирать толстяк. — И вот она захотела заработать денег и купить квартиру в Москве. И у нее, как понимаешь, только два пути — на панель или на войну. Ты желаешь видеть ее в борделе? Поймите, подполковник, эта командировка даст ей сразу столько денег, что она сможет решить половину своих проблем. И начать новую жизнь. И не надо отбирать у нее этот шанс. Лично я не хочу. Заремба сник. В отличие от него, занимавшегося боевой подготовкой группы, Вениамин Витальевич залез в проблемы Марины и теперь крыл любой козырь. — А это вам на дорогу и всякие непредвиденные расходы, — Вениамин Витальевич протянул подполковнику перетянутые резиночкой стопки долларов и рублей. — Можете тратить по своему усмотрению. Масксеть «Крона», маски-чулки, — словом, все, что заказывали, здесь, — он указал на стоявший у входа рюкзак. — Хорошо, — принял деньги Заремба. — Ваши документы прикрытия, — толстяк подал спецназовцу удостоверение. Майор милиции. В командировке — задание на поиск тел погибших сотрудников МВД. — Похоронная команда? — усмехнулся Заремба. Вениамин Витальевич развел руками: — Гуманность всегда открывала самые прочные двери и растапливала сердца. Это — на всякий случай для своих, чтобы меньше задавали вопросов. Было заметно, что он рад смене разговора. Еще бы — от него и требовалось исключить любой шум вокруг группы. И никаких отсекающихся и остающихся — мало ли что начнут болтать. Все, кого первоначально отобрали, — полетели, и кому повезло — прилетят. Получили деньги — разошлись. Зато Заремба ясно представил, как плотно, намертво они схвачены потными пухлыми ручонками Вениамина Витальевича. Думал, на «гражданке» все проще, чем в армии. Теперь знает: да, в войсках все намного грубее, но зато не так потно и липко. Душно на воле-то, оказывается! На войну. Хоть и в Чечню — но подальше от душной многозначительности. — Мы готовы. — Чудненько. Ваш позывной — «Кобра»: существо осторожное, но при опасности кусает первой и смертельно. Думаю, дня через три мы встретимся здесь же. С вашего позволения, самолет до Минеральных Вод ждет вас, а там вас встретят и уточнят последние детали. Уточняли не в Минводах, а в Пятигорске, куда их привез из аэропорта на обед сухощавый интеллигентный старик. — Выход завтра на рассвете, Терское казачье войско выделит проводников. Часов в пятнадцать на вас выйдут по связи и сообщат координаты поисков объекта. Все дальнейшее — исходя из задания и ситуации. Ситуация пока складывалась нормально: группа в Чечне, до связи с Москвой оставалось около часа. Идти дальше смысла не имело, вдруг придется возвращаться. При таком раскладе лучше устроить перекур. — Перекур, — подтвердил Заремба свои мысли командой. И сразу оценил Работяжева. Тот обошел, проверил каждую кочку, куст на опушке, где решили остановиться. Глаз сапера не отметил ничего подозрительного, и Юра разрешил располагаться. Наверное, можно было предложить пообедать вместе и казакам, но потом Заремба успокоил себя: им предстоит дорога назад, а лишний час на воюющей территории всяких разных случайностей только добавляет. Потом, по возвращении, можно будет поднять стакан и сказать чистосердечно казачье «Любо». Свои пластмассовые стаканы наполнили кипятком из термоса, растворив в них брикетики грибного супа. Запах пошел такой, что все завертели головами и постарались проглотить бульон как можно скорее. Все-таки не зря разведку сажают на сухпайки. Про пятнадцать часов, время выхода в эфир, все знали, и чем ближе стрелки собирались «держать уголок», спецназовцы подтягивались поближе к командиру. Хотя что особенного могла сказать Москва?...
