Теодор Гладков / Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков
10.03.2010, 18:05
...В 1927 году в Берлин приехала советская банковская делегация для очередных переговоров. В ее состав в качестве третьестепенного эксперта входил некто Николай Иванович Пахомов — немолодой человек, явно из «бывших», всегда аккуратно причесанный и гладко выбритый, в очках в позолоченной оправе. Из других членов делегации он выделялся разве что безукоризненным немецким языком. Но как бы поразились собеседники скромнейшего Николая Ивановича, если бы узнали, что этот застенчивый совслужащий мог так же свободно, как по-немецки, объясняться и на японском, и на персидском, и еще на доброй дюжине языков. Большим, нежели председатель ОГПУ Вячеслав Менжинский, числом языков владел только сотрудник ИНО Дмитрий Быстролетов. Троцкий однажды назвал Менжинского «тенью человека». Это, возможно, соответствовало действительности в том смысле, что при жизни Дзержинского Вячеслав Рудольфович как бы держался за его спиной. Однако сотрудники ОГПУ прекрасно знали, что из-за большой занятости Дзержинского другими своими обязанностями (в Высшем совете народного хозяйства, наркомате путей сообщения, в ЦК), именно Менжинский руководил основной деятельностью оперативных отделов, в первую очередь КРО и ИНО. И руководил весьма квалифицированно. К сожалению, из-за слабого здоровья во второй половине двадцатых годов он уже будучи председателем ОГПУ, все чаще передавал значительную долю своих полномочий своему первому заместителю, обладавшему недюжинными организаторскими способностями Генриху Ягоде. У Менжинского был глубокий, проницательный и аналитический ум. Он много лет провел в эмиграции и прекрасно ориентировался в зарубежной жизни. Менжинский быстро разобрался в обстановке в Германии, уловил тенденции в ходе событий, в частности, рост реваншистских настроений, стремление милитаристских кругов в самой стране и за ее пределами к перевооружению, отказу от Версальских соглашений. Главное, он почувствовал, что именно в Германии зреет угроза будущей европейской, а то и мировой войны. Он же разглядел политическое будущее — серьезное и опасное — человека, к которому многие европейские политики относились как к городскому сумасшедшему. Речь идет о вожде, или, как его называли сподвижники, фюрере НСДАП Адольфе Гитлере. Вернувшись в Москву, Менжинский доложил о своих наблюдениях руководству страны, а затем вызвал к себе для долгого и обстоятельного разговора начальника КРО Артузова и начальника ИНО Трилиссера. С этого момента советская разведка и контрразведка стала уделять германским «линиям» особо пристальное внимание, независимо от того, как там обстояли дела белоэмигрантские, ранее приоритетные. В Германии и сопредельных с ней странах стали укрепляться легальные и нелегальные резидентуры, расширяться агентурная сеть. В этой стране работали тогда и в последующие годы многие выдающиеся советские разведчики — с разными заданиями, с разных позиций, под разным прикрытием. Гордый зачислением на службу, тогда еще восторженно настроенный молодой человек не мог, вместе с миллионами его сограждан, понимать, что органы государственной безопасности все более глубоко перерождаются в политическую полицию в руках партийной элиты. Несколько лет спустя об этом открыто на партактиве уже НКВД заявил Артур Христианович Артузов. После чего и исчез бесследно. Примечательно, что создатель и первый руководитель органов государственной безопасности. Ф. Д. Дзержинский регулярно информировал о деятельности ВЧК-ОГПУ председателя совнаркома В. Ленина, позднее его преемника на посту главы советского правительства А. Рыкова. И никогда — И. Сталина, как секретаря ЦК. После смерти Дзержинского все изменилось. И Менжинский, и, тем более, Ягода обо всем существенном в первую очередь ставили в известность Старую площадь, и лишь во вторую Кремль. Пока Сталин окончательно не перенес за древние зубчатые стены свою основную резиденцию. Все более откровенно главной задачей чекистов становилась не борьба с подлинными шпионами, диверсантами, террористами (которая, объективно говоря, никогда, конечно, не прекращалась), а также закордонная разведка, но преследование всякого рода оппозиции в самой коммунистической партии, осколков существовавших ранее в России политических партий и образований (в том числе даже революционных, вроде меньшевиков, эсеров, анархистов) — «религиозников», «националистов» и вообще любых инакомыслящих. Под недреманное пристальное наблюдение специальных отделений в структуре ОГПУ, так называемых «секретно-политических», автоматически попадали все исключенные из ВКП(б), а затем и партийцы, которые хоть раз в жизни когда-либо голосовали за платформу Троцкого, даже в те годы, когда он входил в состав Политбюро, а в правительстве занимал второй по значимости — после Ленина — пост председателя Реввоенсовета. Парадоксально, но многие чекисты, особенно старших возрастов, участвовавшие в революции и гражданской войне, по многим вопросам внешней и внутренней политики стояли на позициях Троцкого, а не Сталина. Сталин для них был всего лишь высокопоставленным партийным работником, выдвинувшимся в последние несколько лет в руководство партии, но никак не вождем и беспрекословным авторитетом по любой проблеме. Эта наивность будет стоить им не только своих постов, но и жизни. Впрочем, плохо кончит и выдвинувшийся именно благодаря поддержке со стороны Сталина Ягода, последний руководитель органов госбезопасности с дореволюционным партстажем. Человек не столько умный, сколько хитрый и изворотливый, Ягода первыми ступеньками в своей карьере обязан одновременно родством и свойством с близким соратником Ленина Яковом Свердловым. Правда, рано умерший председатель ВЦИК этому никак не способствовал, для него родственные чувства заканчивались за порогом квартиры. Но это правда, что отцы Свердлова и Ягоды приходись друг другу двоюродными братьями. К тому же Генрих Григорьевич женился на родной племяннице Якова Михайловича, дочери его сестры, Иде Авербах. Родной же брат Иды — Леопольд Авербах был третьеразрядным литератором, но зато весьма влиятельным деятелем на «литературном фронте» — председателем пресловутого РАПП — Российской ассоциации пролетарских писателей. На этой стезе Авербах нанес трудно исчислимый вред отечественной литературе. Расстреляли его, однако, уже в бытность на партработе в… Свердловске (!), конечно, не за это, а именно за родство с Ягодой. Примечательно, что секретарем при Авербахе состоял тоже далеко не безгрешный Александр Фадеев. Однако автор «Разгрома» и «Молодой гвардии» свою вину перед сотнями расстрелянных советских писателей, когда он фактически возглавлял ССП, искупил после двадцатого съезда КПСС выстрелом в сердце. Еще при жизни Менжинского Ягода стал «чистить» аппарат ОГПУ в центре и на местах, постепенно убирая из него авторитетных, профессионально сильных сотрудников, часто старых большевиков, но главное — людей, способных самостоятельно мыслить и отстаивать свое мнение. Так, ловко интригуя, ему удалось убрать из ОГПУ равного ему по должности Трилиссера. Того удалили, конечно же, через ЦК на достаточно крупный пост — заместителя наркома рабоче-крестьянской инспекции РСФСР. Через год Ягода избавился и от преемника Трилиссера на посту начальника ИНО Станислава Мессинга — этого, как тогда говорили, перебросили в наркомат внешней торговли. Еще одного слишком умного — начальника Особого отдела Яна Ольского назначили… начальником сети ресторанов и прочих объектов общественного питания! Позднее их расстреляли… Ягода умел хорошо подать себя. Он подбил А. М. Горького, чьим земляком, как и Свердлов, был по Нижнему Новгороду, на организацию знаменитой поездки группы видных писателей по только что открывшемуся Беломорско-Балтийскому (ББК) каналу. Ее результатом стало быстрое и роскошное издание книги коллектива авторов о том, как замечательные чекисты перековывают на подобных стройках вчерашних уголовников и вредителей в полноценных граждан Страны Советов. Не будем сегодня винить авторов очерков, вошедших в этот сборник, в раболепии. Среди них — абсолютно честные люди, например М. Зощенко. Стройка действительно могла произвести на пассажиров теплохода самое благоприятное впечатление. Лагеря ББК еще не стали тогда лагерями смерти, как несколько лет спустя зоны Колымы и Воркуты. К тому же среди заключенных было действительно достаточно много настоящих уголовников, в том числе знаменитостей в своей среде. Писателей приглашали в поездку от имени Горького, живого классика, абсолютного авторитета для каждого советского литератора. Естественно, что приглашение участвовать в поездке, а затем и в сборнике расценивалось ими искренне за большую честь. Однако очень скоро книга была изъята из всех библиотек. Слишком много ее авторов и героев оказались «врагами народа». Александр Коротков по молодости и краткости пребывания на Лубянке смысла и значения перемещений в руководящем эшелоне ОГПУ не понимал и понимать не мог. В конце концов, переводы с одной работы на другую в принципе дело обычное, а о том, что стояло за каждым конкретным снятием и назначением, рядовые сотрудники не оповещались, а гадать вслух было не принято. Определенное замешательство — слово «пересуды» тут никак не подходит — вызвало лишь дело Якова Блюмкина. Оно и в самом деле было необычным и само по себе, и по своим последствиям. Для многих старых сотрудников, оно явилось грозным предупредительным «звонком». Речь идет о том именно Блюмкине, который, будучи ранее сотрудником ВЧК, по решению ЦК партии левых эсеров вместе с напарником — оперативным фотографом Николаем Андреевым проник в особняк посольства Германии в Денежном переулке, 5, на Арбате и убил посла графа Вильгельма фон Мирбаха. Цель покушения — сорвать «похабный» Брестский мир. Убийство посла стало сигналом к мятежу 6 июля 1918 года левых эсеров, который был подавлен в одночасье. Эти события, вернее, ружейную и пулеметную стрельбу на московских улицах Саша Коротков хорошо помнил. Раненный осколком собственной гранаты, Блюмкин сумел выбраться из столицы и уехать на Украину, где некоторое время партизанил. Заочно он был приговорен к трем годам лишения свободы. После освобождения Красной Армией Харькова Блюмкин добровольно явился в ЧК и был затем амнистирован. Впоследствии Блюмкин вступил в коммунистическую партию, участвовал в гражданской войне, стал чекистом-разведчиком. Не слишком образованный, он обладал природной сметкой, способностями и ярко выраженной склонностью к авантюрам. За свою короткую жизнь он был четыре раза награжден за храбрость и шесть раз ранен, в том числе четыре раза холодным оружием. Известно, что Блюмкин писал стихи (к сожалению, до наших дней не сохранилось ни строчки) и политические фельетоны в «Правду», одно время он даже входил в Москве в какое-то поэтическое объединение и дружил с Сергеем Есениным. Во всяком случае, неоднократно участвовал в загулах великого поэта. Когда Есенина арестовала ЧК, Блюмкин под личное поручительство добился его быстрого освобождения. Дружил он и с другими знаменитостями: имажинистами Александром Кусиковым, Анатолием Мариенгофом и Вадимом Шершеневичем, журналистом Михаилом Кольцовым, писателем Валентином Катаевым, художником Робертом Фальком. В «Кафе поэтов» оно же «Домино» на Тверской, угол с Камергерским, его часто видели в компании с Владимиром Маяковским и Сергеем Городецким. Странные, противоречивые отношения были у него с Осипом Мандельштамом. Широко и поныне известен скандал Блюмкина со знаменитым поэтом, но мало кто знает, что они не раз встречались и после. Блюмкин поддерживал связь и с Николаем Гумилевым, которого боготворил. Бывал он даже в домах Алексея Николаевича Толстого и Алексея Максимовича Горького. Вместе с Николаем Рерихом участвовал в экспедиции в Китай. В ИНО Блюмкин стал одним из самых результативных и удачливых сотрудников. Несколько лет он работал нелегальным резидентом в Сирии, Палестине, Египте. Сменил не одно имя, в последние годы разъезжал по фальшивому персидскому паспорту под фамилией Якуб Султан-заде. В 1929 году, возвращаясь из-за границы, Блюмкин завернул в Стамбул на улицу Исет-паши, где навестил высланного из СССР Льва Троцкого. Двигали наивным до изумления Блюмкиным, как можно понять из протоколов его допросов, не политические мотивы (в сущности партийных, тем более теоретических, разногласий он просто не разбирался), а природная любознательность. После гражданской войны Блюмкин около полутора лет служил при наркомвоенморе и председателе Реввоенсовета «для особых поручений», и потому относился к Троцкому с глубочайшим почтением. О том, что любой человек, приблизившийся к Льву Давыдовичу хоть на версту, рассматривался Сталиным как личный и лютый враг, Блюмкин и не подозревал. (Кстати, именно Блюмкин устроил известную встречу Троцкого с Есениным. В ходе ее выяснилось, что Троцкий хорошо знает стихи поэта.) Как бы то ни было, Яков взялся исполнить личную просьбу изгнанника — отвезти в Москву письма к его еще не репрессированным тогда родственникам. О визите Блюмкина к Троцкому в Москве стало известно едва ли не в этот же день. Лев Давыдович был плотно обложен агентами ОГПУ, фиксировавшими каждый его шаг, тем более, каждого посетителя. В Москве разработка Блюмкина была поручена самой красивой и умной сотруднице ИНО Лизе Горской, у которой были с ним какие-то отношения. Примечательно, что в столице Блюмкин жил на одной лестничной площадке с наркомом просвещения Анатолием Луначарским в доме № 9 по… Денежному переулку, через дом от того самого особняка, в котором он в 1919 году убил посла Мирбаха. В конце концов Блюмкина арестовали. Допросы вел сам Яков Агранов. Блюмкин хорошо знал его не только по службе, но и по частым сборищам у Маяковского-Бриков. («Дорогому Блюмочке» — так подписывал ему поэт сборники своих стихов.) Агранов был опытный следователь, опытный и подлый. Свою карьеру он начал с того, что подвел под расстрел одного из крупнейших поэтов России двадцатого века Николая Гумилева. Дело было представлено таким образом, что Блюмкин якобы был курьером между Троцким и руководителями троцкистской оппозиции в СССР. Ничто поначалу не предвещало жестокой расправы, тем более что и Трилиссер, и Менжинский были против крайних мер по отношению к легкомысленному, но весьма ценному своему сотруднику. Но Ягода представил на коллегии ОГПУ личное распоряжение Сталина. Блюмкина расстреляли. Было ему отроду всего-навсего тридцать лет. То был первый случай , когда коммуниста казнили не за уголовное преступление или измену Родине, а всего лишь за «принадлежность» к оппозиции, иначе говоря, за инакомыслие . Хотя, по сути дела, никаким оппозиционером Блюмкин, конечно же, не был. Всего через несколько лет оная принадлежность, действительная или липовая, станет самым страшным преступлением… Сотрудники центрального аппарата ОГПУ, особенно Иностранного отдела, пребывали в состоянии шока. Споров, конечно, в коридорах не было, все понимали, что это опасно, что смертный приговор, явно не адекватный допущенному служебному и партийному проступку, есть не что иное, как жестокое предостережение. Оно означало, что отныне малейшее отклонение от так называемой «генеральной линии» партии, то есть указаний лично Сталина, будет приравнено к государственной измене. Поскольку никаких разъяснений по делу Блюмкина официально дано не было, Коротков же его лично не знал, к тому же был беспартийным, и даже той скудной информацией, которую довели до сотрудников — членов ВКП(б), не обладал, то своей позиции в данном вопросе не имел. Просто принял к сведению, хотя определенное недоумение и ощущал. Лиза Горская вскоре вышла замуж за видного разведчика-нелегала Василия Зарубина и уехала с ним в длительную командировку за кордон. Горская была не только очень красивой, но талантливой и образованной женщиной. Достаточно сказать, что кроме родного, она свободно владела пятью иностранными языками. Со временем Зарубина и сама выросла в крупную разведчицу. ---------------------------------
"Скачайте всю книгу в
нужном формате и читайте дальше"
