«При жизни Дау еще не успели появиться экстрасенсы, сыроядцы, доморощенные йоги и тому подобное, хотя время от времени возникали разговоры о телепатии и телекинезе. Тут Дау был совершенно категоричен, а когда некоторые его друзья полагали, что в этом что то есть, то он говорил: „Нет той глупости, в которую бы не поверил интеллигентный человек". Мыслил он чрезвычайно конкретно, и ему было чуждо всякое философствование или туманные рассуждения о человеческой психике. Все это он называл „кисло щенством" (от выражения „профессор кислых щей"). Я помню его рассказ о том, как в возрасте двенадцати лет он поинтересовался сочинениями Канта, стоявшими на полке у его отца. „Я сразу же понял, что все это чушь собачья, и с тех пор не изменил своего мнения" – таково было его заключение». Музыковедов, литературоведов он не принимал всерьез, считая, что науки об искусстве – лженауки. У Дау было на тот счет любимое выражение: «А, это – обман трудящихся!» Чудачество, мальчишество, но переубедить его было невозможно. Однажды в Институт физических проблем зашел солидный мужчина средних лет. Он сказал, что хочет поговорить с Ландау. Его проводили в комнату теоретиков. Во время разговора Ландау с незнакомцем в комнату несколько раз заглядывали физики. Дау что то объяснял собеседнику, а тот делал записи в блокноте. Наконец Дау вежливо проводил его. – Кто это был? – спросил один из друзей Льва Давидовича. – Писатель Леонид Леонов. – Зачем он приходил? – Он хотел выяснить, где граница между веществом и антивеществом. По его мнению, такая граница существует. – Что же ты ему ответил? – Я ответил уклончиво, – рассмеялся Дау. Я уже рассказывала, что не встречала человека, который помнил бы столько пословиц, частушек, прибауток, сколько Лев Давидович, не говоря уж о стихах. Среди них были наиболее любимые, пригодные чуть ли не на все случаи жизни. Например, Кора разочарованно произносит: – Тебе приглашение от Х. Но ты, конечно, не пойдешь? – Не пойду. – Почему? – Скучно. – Но если бы У. пригласили, он бы пополз. – А я не такая, я – иная. Я вся из блесток и минут. Поскольку Дау любил доводить до совершенства свои устные миниатюры, они легко запоминались. Однажды он придумал классификацию разговоров. К первому, высшему, классу принадлежат «беседы», вызывающие у людей прилив мыслей. Это творческие разговоры, они придают ценность общению. Ко второму, среднему, классу относятся «пластинки», то есть разговоры, которые можно «прокручивать» сколько угодно раз. Для них особенно хороши «вечные» темы – о любви, о ревности, о взаимоотношениях супругов, о жадности, о лени, – словом, о жизни. Дау очень любил разговоры «пластинки»: они удобны на отдыхе, в поезде, при знакомстве с женщинами. Наконец, третий, низший, тип разговора – «шум». Это полное отсутствие какого бы то ни было смысла, только акустические колебания. Дау считал, что никогда не стоит говорить с девушкой о физике. Во первых, для нее это страшно утомительно, во вторых, это заведет вас в тупик. Если она ничего не поймет, ей будет досадно, если поймет – еще хуже: вам уже никогда не удастся настроить отношения с ней на романтический лад, а у нее исчезнет восторженное преклонение пред вашей профессией. Лучше всего обратиться к старому проверенному средству – «пластинкам». Что может быть проще – завести разговор о кино, о популярных артистах, о живописи, о поэзии… Придумал Дау и классификацию научных работ. Они подразделяются на пять классов: замечательные (заносятся в Золотую книгу человечества), очень хорошие, хорошие, терпимые и «патологические» (ошибочные, никчемные). Одно время обсуждался вопрос о том, чтобы устроить под председательством весьма известного британского астрофизика международный конгресс физиков – «патологов» на большом теплоходе, вывести его в открытое море и пустить ко дну. Шутки шутками, но ненависть к «патологам» была всерьез. Можно себе представить возмущение Ландау, когда один из «патологов», взгромоздясь на трибуну, начал речь, полную бахвальства и надменности, словами: «Мы, ученые…» – Ученым может быть пудель, – сказал Дау. – И человек, если его хорошенько проучат. А мы просто научные работники. С занудами он попытался разобраться еще в Ленинграде. К первому классу относятся гнусы (скандалисты, драчуны, грубияны), ко второму – моралинники (выделяют продукт морали – моралин), к третьему – постники (отличаются недовольным, постным выражением лица), к четвертому – обидчивые (всегда на кого нибудь в обиде). – Истребление зануд – долг каждого порядочного человека. Если зануда не разъярен, это позор для окружающих, – повторял он. Придумал он и классификацию женщин: к первому классу принадлежала немецкая кинозвезда Анни Ондра, сероглазая блондинка типа Мэрилин Монро, ко второму – хорошенькие блондинки со слегка вздернутым носом, третий класс – ничего особенного («Не то чтобы страшные, но можно и не смотреть»), четвертый класс – лучше не смотреть («Не опасны для людей, но пугают лошадей»), пятый класс – неинтересные («Смотреть не хочется»). ------------- "Скачайте книгу в нужном формате и читайте дальше"
