Бад Митчелл вел свой «форд-эксплорер» по Дьюн-роуд. Наконец впереди показалась табличка: «Государственный парк и пляж Капсог-Бич. Открыт с рассвета и до заката». Темнело. Бад проехал через пустую парковочную площадку, в дальнем конце которой начиналась широкая пешеходная тропа, перегороженная шлагбаумом. Рядом висела еще одна табличка: «Проезд запрещен». Повернувшись к расположившейся на пассажирском сиденье женщине, Бад спросил: — Ты уверена, что тебе этого хочется? — Да. Это так возбуждает, — ответила Джилл Уинслоу. Бад без особого энтузиазма кивнул, объехал шлагбаум и покатил по песчаной тропе, по обе стороны от которой виднелись высокие, поросшие травой дюны. Бад полагал, что внебрачный секс уже сам по себе должен возбуждать и будоражить партнеров, но Джилл смотрела на это несколько иначе. По ее мнению, обманывать мужа стоило только в том случае, если романтические отношения и секс на стороне были гораздо лучше того, что ей могли предложить дома. Баду же нравилось нарушать запреты, вступая в близость с женщиной, принадлежавшей другому мужчине. Его возбуждала сама мысль об этом. Достигнув сорокалетия, Бад Митчелл пришел к неожиданному для себя выводу о том, что все женщины разные. Теперь, когда ему исполнилось сорок пять, а его связь с Джилл длилась уже два года, он сделал очередное поразившее его открытие: их фантазии не слишком-то совпадают. При всем при том Джилл нисколько не потеряла своей привлекательности в его глазах, была по-прежнему желанной, не говоря уж о том, что она — и это самое главное — оставалась законной женой другого мужчины и менять свой семейный статус не собиралась. Для Бада же безопасный секс на стороне означал связь именно с замужней женщиной. Дополнительную пикантность ситуации придавало еще и то обстоятельство, что Бад и его жена Арлин вращались в одних кругах с Джилл и ее мужем Марком. Когда они вчетвером собирались на каком-нибудь общественном мероприятии, Бад не испытывал ни неудобства, ни чувства вины. Напротив, он ощущал огромный внутренний подъем, и его эго раздувалось до невероятных размеров — особенно в те мгновения тайного торжества, когда он напоминал себе, что видел каждый дюйм обнаженного тела Джилл Уинслоу. Конечно, нельзя сказать, что об их связи не знал абсолютно никто. Да и удовольствие от адюльтера в этом случае было бы уже не то. На ранней стадии их отношений, когда оба они опасались разоблачения, любовники дали друг другу клятву, что не расскажут о них ни единой живой душе. С тех пор, однако, они не раз намекали друг другу, что были вынуждены посвятить в свою тайну ближайших друзей, чтобы те при необходимости могли подтвердить выдуманные ими истории, оправдывавшие их отлучки из дома. Бад частенько задавался вопросом, кому из знакомых Джилл было известно об их связи, и на светских раутах, где присутствовали ее подруги, развлекался тем, что пытался решить эту загадку. Они приехали с Золотого берега Лонг-Айленда, находившегося в пятидесяти пяти милях от Уэстгемптона, каждый на своей машине и встретились в деревушке, где Джилл оставила свой автомобиль на парковке и пересела в «эксплорер» Бада, после чего они отправились в отель. Бад спросил у Джилл, какую историю для домашних она приготовила на этот раз, получил от нее расплывчатый ответ, который его нисколько не устроил, и вновь задал ей тот же вопрос: — Так где, по легенде, ты проводишь время сегодня? — Обедаю с подругой в ее доме в Истгемптоне, остаюсь у нее ночевать, а завтра утром отправляюсь с ней по магазинам. — Помолчав, она добавила: — Последнее — чистая правда, так как тебе в любом случае надо завтра утром вернуться домой. — Надеюсь, твоя подруга подтвердит твои слова? Она вздохнула. — Подтвердит. Можешь не беспокоиться. — Отлично. — Бад заметил, что она не спросила, какую историю в оправдание своего отсутствия придумал он, как если бы считала, что чем меньше знаешь, тем лучше, и поторопился просветить ее на этот счет: — Я отправился с друзьями порыбачить, а, как известно, в океане мобильники плохо ловят. Джилл пожала плечами. Бад Митчелл понимал, что, как ни крути, они с Джилл оба по-своему привязаны к своим скучноватым законным супругам, любят своих детей и спокойную размеренную жизнь представителей верхушки среднего класса. Конечно, они любят и друг друга — по крайней мере, так они говорили, — но не настолько, чтобы, расставшись с привычной жизнью, поселиться вместе и созерцать друг друга семь дней в неделю. Совместное времяпрепровождение три или четыре раза в месяц, похоже, вполне устраивало обоих.
Тропинка уперлась в песчаные дюны, и Бад остановил машину. — Поедем на пляж, — сказала Джилл. Бад съехал с тропы и покатил по песку к океану. «Эксплорер» двигался вниз по склону, сминая торчавшие тут и там пучки прибрежной травы. Когда машина углубилась в дюны и ее не стало видно с тропы, Бад вновь остановился. Часы на приборной доске показывали 19.22. Солнце медленно погружалось в воды Атлантики, поверхность которых была гладкой, словно это был не океан, а небольшой пруд. Небо, за исключением нескольких непонятно откуда взявшихся облачков, казалось прозрачным и чистым. — Прекрасный вечер, — сказал Бад. Джилл открыла дверцу и вышла из машины. Выключив зажигание, Бад последовал за ней. Они любовались белыми песками пляжа и кипевшим в пятидесяти ярдах от них пенным океанским прибоем. В воде миллионами золотых искр отражались лучи заходящего солнца, а веявший с океана легкий бриз шуршал в пробивавшихся сквозь песок дюн метелках морского овса. Бад огляделся, чтобы убедиться, что на пляже никого нет. Добраться до этого уединенного места можно было только по Дьюн-роуд. Вдалеке были видны автомобили, направлявшиеся в сторону Уэстгемптона, но машин, двигавшихся к пляжу, Бад не заметил. В ста ярдах к западу начинался пролив Моричес-Инлет, на противоположной стороне которого, на берегу Файр-Айленда, виднелась ограда национального парка Смит-Пойнт. Была среда, так что отдыхающие, приезжавшие в Гемптон на уик-энд, вернулись в город, а те, кто задержался, в этот час дегустировали вечерние коктейли. До ближайшей парковочной площадки было не менее полумили. Обдумав все это, Бад сказал: — Похоже, пляж в нашем полном распоряжении. — Именно об этом я и говорила. Джилл обошла «эксплорер» и открыла заднюю дверь. Бад присоединился к ней, и совместными усилиями они вытащили из машины все необходимое: покрывало, портативный холодильник, видеокамеру и треножник. Они нашли защищенную от нескромных взглядов ложбинку между поросшими травой дюнами, где Джилл поставила холодильник и расстелила покрывало, а Бад установил на треножник видеокамеру. Сняв крышку с объектива, он посмотрел в видоискатель и навел камеру на Джилл, которая сидела на одеяле, скрестив босые ноги, освещенная алыми лучами заходящего солнца. Бад взял изображение крупным планом и нажал на кнопку записи. Потом он присел на одеяло рядом с Джилл, откупорил бутылку белого вина и наполнил бокалы. Они чокнулись, и Бад сказал: — За летние вечера и за нас. Они выпили и поцеловались. Оба знали, что каждое их движение, каждое слово фиксирует стоящая на треножнике видеокамера, поэтому чувствовали себя несколько скованно. Чтобы разрядить обстановку, Джилл спросила: — Ты часто здесь бываешь? Бад улыбнулся. — Я здесь впервые. А ты? Они улыбнулись друг другу, потом снова замолчали. Молчание стало затягиваться. Бада смущал стеклянный глаз нацеленной на них видеокамеры, но Джилл хотела сделать пикантную запись и прокрутить ее несколько позже — когда они окажутся в постели в комнате отеля в Уэстгемптоне. Вполне возможно, это не такая уж плохая идея. Они выпили еще по бокалу вина, после чего Джилл, понимая, что свет уходит, приступила к делу. Поставив опустевший бокал на холодильник, она стащила с себя трикотажный топ. Бад поднялся на ноги, расстегнул и снял рубашку. Джилл стянула с бедер защитного цвета шорты и ногой отшвырнула их в сторону. Пока Бад раздевался, Джилл, оставшись в одном белье, некоторое время смотрела на него, потом сняла бюстгальтер и трусики. Встав лицом к камере, она развела руки в стороны, повернулась вокруг своей оси, сделала несколько пируэтов, сказала: «Па-па-па-пам!» — и поклонилась в объектив. Они обнялись и поцеловались, лаская друг друга. Потом Джилл развернула Бада к камере, взглянула в объектив и сказала: — Сцена первая. Минет. — Опустившись перед Бадом на колени, она взяла его член в рот. Бад никак не мог избавиться от напряжения, колени у него были как деревянные. Не зная, что делать с руками, он наконец обхватил ими голову женщины и запустил пальцы в ее темные прямые волосы. Через некоторое время Джилл откинулась назад, снова посмотрела в камеру и, помахав в объектив, произнесла: — Сцена вторая. Подход сзади… — Встав на четвереньки лицом к камере, она добавила: — Бад лает и изображает собачку. Ну-ка полай, Бад! Бад через силу улыбнулся, пару раз гавкнул, после чего расположился на коленях позади Джилл. При этом он продолжал улыбаться, зная, что камера фиксирует выражение его лица. Ему хотелось выглядеть на пленке счастливым, когда они с Джилл будут в отеле просматривать запись, но, если честно, он чувствовал себя неловко — и еще, пожалуй, глупо. Между тем в компаниях он, как правило, вел себя довольно развязно, тогда как Джилл, наоборот, говорила тихо и держалась на редкость скромно, лишь изредка позволяя себе пошутить или улыбнуться. Другое дело в постели. Ее сексуальный аппетит и фантазия не переставали его удивлять. Он положил руки ей на плечи, наклонился вперед и вошел в нее сзади. Через несколько минут она начала постанывать от наслаждения; Бад, распаляясь все больше и больше, стал постепенно забывать о камере. Она почувствовала, что он вот-вот кончит, проползла на четвереньках немного вперед и легла на спину. — Сцена третья, — сказала она. — Вина, пожалуйста. Бад протянул руку и нащупал у себя за спиной бутылку. Джилл подняла вверх ноги и сказала: — Испытание женщины на вкус. — Раздвинув ноги, она скомандовала: — Лей! Бад налил ей в промежность немного вина, а потом, не дожидаясь инструкций, просунул язык во влагалище. Джилл задышала шумно и часто, но тем не менее ухитрилась выдавить: — Надеюсь, ты правильно установил камеру и она смотрит прямо на нас. Бад поднял голову, чтобы перевести дух, и посмотрел в объектив. — Да. Джилл взяла бутылку и вылила остатки вина себе на грудь и живот. — Лижи. Он начал слизывать вино с ее напряженного живота и грудей, а потом втянул в рот ее затвердевший сосок. Через некоторое время она присела на одеяле и сказала: — Я вся липкая. Давай окунемся? Бад поднялся на ноги. — Полагаю, нам надо ехать. Душ примем в отеле. Словно не слыша, она вскарабкалась на дюну и окинула взглядом океанский простор. — Окунуться просто необходимо. Установи камеру так, чтобы на пленке было видно, как мы плещемся. Бад предпочел не спорить с Джилл. Подойдя к видеокамере, он выключил ее, вскинул на плечо, вскарабкался на высокую дюну и, воткнув треножник в песок, осмотрелся. День догорел, но горизонт все еще был освещен последними гаснущими лучами солнца. Вода в океане приобрела насыщенный темно-синий, с пурпурным оттенком, цвет. В наливавшемся синевой небе замерцали звезды. В вышине мигал сигнальными лампочками невидимый самолет. Далеко на горизонте вырисовывался расцвеченный огнями прожекторов и иллюминаторов силуэт большого океанского судна. Бриз набирал силу и холодил потное разгоряченное тело Бада. Джилл приникла к видоискателю, установила увеличение на максимум, а резкость — на «бесконечность», нажала на кнопку записи и сказала: — Как это все красиво… — Быть может, нам не следует идти к океану голыми? Вдруг на пляже есть люди? — отозвался Бад. — И что с того? Если мы с ними не знакомы, почему это должно нас беспокоить? — Все это, конечно, так, но будет лучше, если мы хоть что-нибудь на себя накинем… — Жизнь полна опасностей. Да, Бад? С этими словами она сбежала вниз по склону дюны и помчалась к пляжу. Бад смотрел, как она бежала, восхищаясь ее прекрасным нагим телом. Она повернулась к нему и крикнула: — Присоединяйся! Бад подчинился. Когда он бежал к ней — голый, с болтавшимися из стороны в сторону мужскими причиндалами, — то снова почувствовал себя глупо. Он догнал ее у кромки прибоя. Она заставила его повернуться лицом к камере, махнула рукой и крикнула: — Бад и Джилл идут плавать среди акул! Потом она снова заставила его повернуться, взяла за руку, и они вместе вошли в спокойные океанские воды. От соприкосновения с прохладной океанской водой захватило дух, но уже через секунду они испытали приятное чувство очищения. Бад и Джилл остановились, когда вода достигла середины бедер, и стали омывать друг друга спереди и сзади. Джилл окинула взглядом океанский простор. — Это настоящее волшебство. Бад стоял рядом с ней, глядя на темную, зеркально-гладкую водную поверхность и нависавший над ней пурпурный купол небес, завороженный, как и она, великолепным зрелищем. В небе справа от них он заметил мигающие сигнальные огни самолета, летевшего в восьми-десяти милях от Файр-Айленда на высоте десяти-пятнадцати тысяч футов. Бад видел, как последние лучи солнца отражаются в полированной поверхности его крыльев. Самолет оставлял за собой в темнеющем небе белый инверсионный след, и Бад подумал, что он поднялся из аэропорта Кеннеди, находившегося в шестидесяти милях к западу, и направляется в Европу. Момент был очень романтичный, и Бад сказал: — Я хотел бы оказаться с тобой на борту этого самолета, летящего в Париж или Рим. Джилл рассмеялась. — Ты паникуешь, когда мы задерживаемся на час в каком-нибудь мотеле. Интересно, как ты объяснишь свою отлучку в Париж или Рим? Бад нахмурился. — И вовсе я не паникую. Просто проявляю осторожность. Для твоей же пользы, — сказал он. — Пойдем уже. — Еще минутку. — Она сдавила пальцами его ягодицы. — От этой видеозаписи даже телевизор задымится. Бад был раздражен ее предыдущим замечанием и ничего не ответил. Она положила руку ему на член и сказала: — Давай займемся любовью прямо здесь. — Уф… — Он обвел взглядом пляж, а потом посмотрел на стоявшую в дюнах видеокамеру, которая продолжала следить за ними своим стеклянным глазом. — Ну давай же! Пока сюда и в самом деле никто не пришел. Сделаем все как в фильме «Отсюда и в вечность». Помнишь ту сцену? Признаться, у Бада были миллион и одна причина, чтобы не заниматься сексом на открытом пляже, но аргумент, который в этот миг находился в руках Джилл, перевесил все «против». Джилл взяла его за руку и повела на берег к тому месту, где прибой ласкал мокрый песок. — Ложись, — сказала она. Бад лег на песок; океан то захлестывал его, то снова отступал. Джилл села на Бада сверху и ввела в себя его член. Они занимались любовью медленно и ритмично; ей нравилось, находясь сверху, все делать самой в выбранном ею ритме. Признаться, Бада несколько раздражало то обстоятельство, что время от времени у него по лицу прокатывалась волна; кроме того, заниматься любовью на открытом месте было не в его характере. Вскоре, однако, окружавший его мир сузился до их с Джилл соприкасавшихся промежностей, и если бы даже сейчас разразилась буря, он вряд ли бы это заметил. Минутой позже они достигли пика наслаждения, и он извергнулся в ее лоно. Джилл, тяжело дыша, еще несколько секунд полежала на нем, потом, с силой сдавив ему бока коленями, села. Она начала было что-то говорить, но замолчала, оборвав фразу на полуслове, и устремила взгляд в океанский простор. — Что это?.. Он быстро сел на песок и проследил за ее взглядом. Что-то поднималось с поверхности океана. Баду понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что он видит рвущийся вверх раскаленный столб красно-оранжевого пламени, оставлявший за собой белый дымный след. Вот дьявольщина! Это напоминало запуск петарды во время празднования 4 июля, только огня было больше и он поднимался над водой. Словно зачарованные, они следили за тем, как огромный предмет вонзился в небосвод, с каждым мгновением увеличивая скорость. Но вот он стал двигаться зигзагом, а потом резко повернул. Неожиданно в вышине что-то сверкнуло, и вслед за этим в небе вспух огромный огненный шар. Бад и Джилл вскочили на ноги, глядя расширившимися от изумления глазами на отделявшиеся от огненного шара и градом сыпавшиеся в море горящие обломки. Примерно через полминуты над поверхностью воды прокатились звуки двух взрывов, на мгновение заполнив собой пространство и заставив двух людей на берегу одновременно зажмуриться. После этого установилась тишина. Огненный шар висел в небе, казалось, целую вечность, но потом стал опускаться, распадаясь на отдельные сегменты — два или три шара поменьше, которые двигались вниз с разной скоростью. Прошла еще минута, и небо очистилось, если не считать реявших в воздухе клубов белого и черного дыма, подсвеченных снизу огнем, полыхавшим на поверхности океана в нескольких милях от берега. Бад посмотрел на объятый пламенем горизонт, поднял глаза к небу, потом снова перевел взгляд на воду; сердце у него при этом бешено колотилось. — О Господи! Что это… что?.. — прошептала Джилл. Бад стоял неподвижно, не слишком хорошо понимая, чему именно только что стал свидетелем. Однако в глубине души он не сомневался: произошло нечто ужасное, — а в следующую минуту сообразил, что грандиозное явление, которое они с Джилл наблюдали — чем бы оно ни было, — просто не могло не привлечь людей на пляж, поскольку сопровождалось чрезвычайно громкими звуками. Схватив Джилл под руку, он бросил: — Надо уматывать отсюда. И как можно быстрее. Они повернулись и побежали, за несколько секунд одолев пятьдесят ярдов открытого пространства, после чего стали взбираться на дюны. Бад подхватил треножник с видеокамерой, крикнув опередившей его Джилл, чтобы она поскорее одевалась. Добежав до места стоянки, они быстро натянули на себя одежду и бросились к «эксплореру», оставив в ложбинке между дюнами холодильник и покрывало. Закинув видеокамеру на заднее сиденье, они впрыгнули в машину. Бад завел мотор и, не включая фар, тронулся с места. Вернувшись к тропе, он почти в полной темноте осторожно поехал к выходу из парка. Оставив позади пустую парковочную площадку, Бад вырулил на Дьюн-роуд, где включил фары и с силой надавил на педаль газа. За все это время они не произнесли ни слова, только с шумом втягивали в себя воздух. Им навстречу попалась полицейская машина, ехавшая на большой скорости. Через несколько минут они увидели на берегу залива огни Уэстгемптона. — Думаю, это взорвался самолет, — наконец произнесла Джилл. — Возможно… Впрочем, это могла быть и пиротехническая ракета, которую запустили с какой-нибудь барки, — пробормотал Бад. — Фейерверк, знаешь ли, и все такое… — Пиротехнические ракеты так не взрываются. И в воде не горят. — Она пристально на него посмотрела и добавила: — Что-то очень большое взорвалось высоко в воздухе и рухнуло в океан. Это был самолет, Бад. Он не ответил. — Возможно, нам следует вернуться, — сказала Джилл. — Это еще зачем? — А затем, что люди, может быть, выжили. Хотя бы какая-то часть. В самолетах есть спасательные жилеты, надувные плоты… Вдруг им нужна наша помощь? Бад покачал головой. — Даже если это был самолет, после взрыва от него остались одни обломки. К тому же все произошло на высоте более двух миль. — Бад опять покачал головой и добавил: — На пляже сейчас копы. И им наша помощь не нужна. Джилл промолчала. Бад свернул на мост, который вел к деревушке Уэстгемптон-Бич. До отеля, где они сняли номер, оставалось каких-нибудь пять минут езды. Некоторое время Джилл упорно о чем-то думала, потом сказала: — А ведь это была боевая ракета — тот огненный столб, который мы видели… Бад промолчал. — Похоже на то, что кто-то выпустил с воды боевую ракету, которая и сбила этот самолет, — продолжала развивать свою мысль Джилл. — Что бы там ни произошло, мы узнаем обо всем в вечерних «Новостях», — сказал Бад. Джилл посмотрела на заднее сиденье, где лежала видеокамера, и заметила, что она все еще работает, записывая их разговор. Протянув руку, она взяла камеру с сиденья, перемотала пленку и, нажав на кнопку воспроизведения, с минуту просматривала запись. Бад бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал. Джилл нажала на кнопку «пауза» и произнесла: — Я все видела. Наша видеокамера записала весь этот кошмар. Она еще раз просмотрела пленку, перематывая ее то вперед, то назад. — Притормози, Бад, и взгляни на это, — попросила Джилл. Бад продолжал вести машину на прежней скорости. Джилл положила видеокамеру на колени и сказала: — Говорю тебе, на пленке видно все: старт ракеты, взрыв, падающие обломки… — Неужели? А что еще там можно рассмотреть? — Нас. — Вот именно. Так что сотри эту запись. — Не стану. — Повторяю, Джилл, сотри запись. — Хорошо… Только сначала мы еще раз ее просмотрим — в отеле. Потом и сотрем. — Я не хочу ее видеть. Сотри ее. Сейчас же. — Но ведь это улика, Бад. Кто-то должен это посмотреть. — Ты с ума сошла? Как можно показывать посторонним людям запись, где мы трахаемся? Джилл промолчала. Бад похлопал ее по руке и сказал: — Ладно. Так и быть. Прокрутим нашу запись в отеле. И посмотрим «Новости» — узнаем, что есть у телевизионщиков по этому делу. А потом решим, как быть с пленкой. О'кей? Она молча кивнула в ответ. Бад заметил, с какой силой она прижимала к себе видеокамеру. Джилл Уинслоу, он знал, относилась к типу женщин, способных на смелые поступки. Другими словами, она вполне могла передать следствию пленку, не думая о том, что это повредит ей лично. И ему, кстати сказать, тоже. Бад, правда, надеялся, что, внимательнее рассмотрев ту откровенную запись, которую они сделали, она изменит свое мнение. Ну а если нет… Что ж, тогда ему придется применить силу. Сказал он, однако, совсем другое: — У летчиков есть такая штука… Как же она называется? «Черный ящик» — вот как. Он записывает все, что происходит на борту самолета. Когда его найдут, он расскажет о том, что случилось, больше, чем можем сообщить мы или сделанная нами запись. Этот «черный ящик» лучше любой видеокамеры. Она ничего не ответила. Бад подкатил к парковочной площадке «Бейвью-отеля», нажал на тормоз и сказал: — Мы даже не знаем наверняка, самолет ли это был. Джилл вышла из «эксплорера» и зашагала к отелю, помахивая на ходу зажатой в руке видеокамерой. Бад выключил зажигание и последовал за ней. «Что-то мне не хочется гореть ярким пламенем, — подумал он, — как тот самолет».
Бад Митчелл вел свой «форд-эксплорер» по Дьюн-роуд. Наконец впереди показалась табличка: «Государственный парк и пляж Капсог-Бич. Открыт с рассвета и до заката». Темнело. Бад проехал через пустую парковочную площадку, в дальнем конце которой начиналась широкая пешеходная тропа, перегороженная шлагбаумом. Рядом висела еще одна табличка: «Проезд запрещен».