Симпатичный был двор, чистенький и ухоженный. Новенькая детская площадка с мягким покрытием под горками и качелями, клумбы с обилием цветов, декоративный прудик, скамейки под старыми зелёными деревьями, в углу двора оборудовано место для курения: пластиковая будка, закрытая с трёх сторон от ветра. Неужели жильцы и впрямь ходят туда курить, с балконов и подъездов? Особенно зимой? Да не поверю! Но по всему выходило – жить в доме с таким двором должны добрые, весёлые люди. На площадке с качелями должна звонко галдеть детвора, на лавочках судачить о своём, вечном, старики, а посреди двора сидеть, умываясь, толстая рыжая кошка. Ладно, не обязательно рыжая. Пусть будет чёрная. – Звук был нехороший, – сказала консьержка. – Нехороший – это какой? – уточнил я. – «Уэ-уэ-ээ?» Консьержка вздрогнула. Невысокая, крепко сбитая – такие не склонны к пустым истерикам. Да и возраста ей было за сорок, и, судя по всему, она много чего повидала. – Нет, не настолько нехороший, – сказала она. – Бум! – Бум? – Я посмотрел на неё с иронией. Консьержка надула щеки и выдохнула: – Пух! Это и впрямь немного походило на выстрел. – Откуда слышали? – спросил я. – Из окна донеслось. – Консьержка показала вверх, на балкон третьего этажа. Балконная дверь была открыта. – Я тут, у ограды… – Она замялась. – Курили, – кивнул я. – Нам нельзя далеко от подъезда отходить, – стала оправдываться консьержка. – Я тут стояла, тихо было, и вдруг – «пух»! Я поднялась. Это профессора квартира… Что-то у неё дрогнуло в лице при этих словах. Ничего криминального, пожалуй. Либо интрижка, но вряд ли «профессор» будет крутить роман с немолодой и некрасивой прислугой. Либо просто неприязнь. К профессору? Нет… но как-то с ним связано… Ладно, отложим на потом. – Не открывает? Консьержка замотала головой: – Не открывает! А он на работу не уходил. Жена… ушла с утра, а он остался. Ага. Понятно. Жену профессора она не любит. Что ж, это бывает. – Жена ушла до «бум-пух»? – спросил я. – До, – с явным сожалением признала консьержка. – И кто там с ним ещё остался? – Никого. Версия у меня уже вырисовывалась. Очень неприятная версия. – Итак… подозрительный звук вы услышали… – я посмотрел на часы, – сорок семь минут назад. – Много, – вздохнула консьержка. – Виктор Аристархович? – уточнил я. – Виктор Аристархович, – кивнула консьержка, и лицо у неё стало совсем уж страдающим. – Квартира двадцать четыре. Похоже, у консьержки уже сложилось своё мнение о произошедшем. А я привык доверять мнению таких женщин, что ещё в лес за грибами-ягодами ездили. – Будьте внизу, – сказал я. – И если что… позвоните. Она кивнула и спросила: – Может, дворника позвать? – Позовите, – разрешил я, вошёл в подъезд и стал подниматься по лестнице. Этаж невысокий, обойдёмся без лифта, зато проверим обстановку. Подъезд был хороший, как и дом. Все чисто, на подоконниках цветы, никакой грязи, никаких окурков и граффити на стенах. Живут приличные люди, и детей хорошо воспитывают… хотя нет, вот одна, пусть и закрашенная, но проступающая надпись на стене: «КВАZИ – МРАЗИ!» С содержанием я был согласен, но все-таки портить стены нехорошо. Дверь двадцать четвертой квартиры тоже была приятной. Металлическая, конечно, но облицованная снаружи деревянным шпоном. Два замка. Глазок. Все как положено. Если честно, то у меня уже было достаточно информации, чтобы вызвать команду зачистки. Но то, что случится после её приезда, меня не устраивало. Я снял с пояса рацию. – Денис Симонов, дознаватель смертных дел. Нахожусь на вызове, адрес – Последний переулок, дом два, двадцать четвертая квартира. Мне кажется, что я слышу слабые стоны и призывы о помощи! – громко сообщил я, прижав тангенту. – Принимаю меры по проникновению в квартиру. Прежде чем опомнившийся диспетчер успел что-то сказать, я вернул рацию на пояс и достал пистолет. Нет ничего нелепее, чем пытаться выбить пулей замок. Результатом может стать то, что дверь намертво заклинит. Или то, что пуля отрикошетит тебе в голову. Но выбора у меня… выбора у меня… Я секунду всматривался в дверь. Потом толкнул её стволом. Дверь плавно открылась. Она была не заперта, просто аккуратно притворена. Повезло. Очень интеллигентный был человек Виктор Аристархович. Оставить дверь открытой, когда собираешься застрелиться, – это очень, очень культурный поступок. – Виктор Аристархович! – на всякий случай крикнул я в полутёмную квартиру. – У вас дверь открыта! Можно войти? Тишина. Да, видимо, консьержка все правильно услышала, а моя догадка верна. Я вошёл, держа пистолет перед собой. Налево… направо… в прихожей чисто. Кстати, на самом деле очень чисто, все на своих местах. То ли жена у профессора чистюля, то ли хорошая домработница. Ставлю на домработницу. Из прихожей вело несколько дверей. Одна в туалет. Чисто. Другая по коридорчику в кухню. Тоже чисто, только пахнет горелым кофе. Электрическая плита была хорошей, отключилась сама, но кофейник потемнел и пластиковая ручка слегка оплавилась. Ну, теперь-то уж никаких сомнений. Из кухни шла вторая дверь – в гостиную. Я осторожно заглянул туда. Шторы задёрнуты, полумрак. Но – чисто. Поворачиваясь налево-направо и прислушиваясь, я двинулся через гостиную. Беззвучно работал телевизор на новостном канале. Дверь в коридор, ещё один туалет (чисто), дверь в спальню – чисто. Маленький холл, оттуда дверь в прихожую и ещё две двери. Какая затейливая планировка, можно кругами бегать, в казаки-разбойники играть. Ненавижу такие квартиры. Дверь… Ещё одна спальня. Детская? Нет, взрослая. Супруги предпочитали ночевать в разных спальнях? Тоже мне, аристократы хреновы… Ну и последняя дверь… Ещё не открыв её, я почувствовал запах – слабый смешанный запах пороха, крови и чего-то остро-пряного. Очень хорошо знакомый мне запах. Я перебросил пистолет в левую руку, правой вытащил из ножен мачете. И толкнул дверь ногой. Тут было посветлее, зато кровью и дерьмом воняло чудовищно. Профессор Виктор Аристархович стоял у раскрытой двери на балкон, рядом с внушительным, но опрокинутым креслом, слегка пошатываясь и подёргивая склонённой на плечо головой. У всех у них головы поначалу держатся неустойчиво, что прямо-таки намекает и провоцирует. Одет профессор был простецки – старые мятые штаны и синяя клетчатая рубашка, на спине порванная и тёмная от крови. При моём появлении профессор начал медленно поворачиваться. – Что ж ты в сердце себе стрелял, дурик, – приближаясь к нему, сказал я. – В башку надо было. И мне работы меньше, и сам бы не мучился. Профессор, конечно же, не ответил. Если он и мучился, то сейчас никаких эмоций на бледном сером лице не осталось. Ну, кроме голода, конечно. Запавшие мутные глаза сфокусировались на мне, окровавленный рот жадно оскалился. Я почему-то представлял Виктора Аристарховича пожилым, но он умер совсем молодым, не больше сорока. Увидев меня, профессор негромко застонал: «Уэ-э-ээу» – и попытался пройти прямо сквозь стол. Стол был крепкий, массивный, с кожаной столешницей и тяжеленными тумбами по бокам. Разумеется, профессор пройти не смог, но продолжал упорно топтаться на месте, протянув ко мне руки. Поначалу они тупы как дерево. – Ничего не поделаешь, ты на меня напал, я вынужден был защищаться, – сообщил я, поднимая пистолет. Что-то меня тревожило. Что-то здесь не так… – Уууу-эээ! – тоскливо взвыл профессор, будто его мёртвый мозг был способен сообразить, что приближается настоящая и окончательная смерть. Окровавленный рот раскрылся ещё шире. Окровавленный! Я рванулся влево, разворачиваясь и гадая, что в меня сейчас вцепится – пальцы или зубы. Но пока все было в порядке. Второй действительно оказался тут. Пожёванный, истерзанный, окровавленный мужчина лет тридцати, мой ровесник. Горло у него было перегрызено, рубашка порвана и живот поеден. Мужчина ворочался в луже темной крови, сучил ногами, елозил по скользкому паркету руками и неотрывно следил за мной. Потом его рот с томительной неизбежностью открылся, и мужчина провыл: – Эу-эу-уэ! Вовремя я вошёл. Он только собирался вставать. Так что же получается – профессор был не один… выстрел пришёлся ему в сердце… а вот и пистолет на полу, в крови. Какая-то ерунда получается. Убийца застрелил профессора и стал дожидаться, пока тот восстанет и загрызёт его? Кажется, случалось когда-то где-то что-то подобное на почве страсти. – Теперь уж совсем без вариантов, – сообщил я профессору, подходя ближе к столу. Виктор Аристархович засуетился, опустил одну руку и принялся скрести ею о столешницу, будто подгребая ко мне. Я размахнулся и одним ударом мачете снёс ему голову. Повернулся и направился к мужчине, уже вставшему на четвереньки. Очень удобно, если честно. – У-у-э? – протянул мужчина. Я примерился и отрубил голову и ему. Вот и все. Мир стал чище. Хотя уборку в кабинете придётся делать капитальную. Хорошо, что ковров нет. Я спрятал пистолет и снова взял рацию – она уже вторую минуту вибрировала на поясе. И услышал шорох за спиной. Их тут что, трое было? От растерянности я словно затормозил, повернулся плавно и неспешно. В балконных дверях стоял, разглядывая учинённое мной побоище, грузный немолодой мужчина в мятом старомодном костюме. Вначале, глядя против света, я принял его за человека. А потом увидел голубовато-серую кожу. Это был кваzи. Это был чёртов кваzи! Мгновение мы смотрели друг на друга. Потом все понеслось очень быстро, как оно и бывает в таких случаях. Я выпустил рацию и схватился за рукоять пистолета. Кваzи перепрыгнул через стол, одной рукой схватил меня за запястье правой руки, с мачете, другой рукой – за левое запястье, не давая вытащить пистолет. Мы молча боролись, он был силён, как и положено их породе, но я был слишком зол и напуган, чтобы уступить. Головой я изо всей силы ударил его в лицо, одновременно коленом – в пах. Кваzи отпрянул, долю секунды колебался, а потом бросился к балконной двери. Я, упав на одно колено, выпустил две пули ему в спину, но, нажимая на спуск, уже понимал, что промажу. А кваzи, не оборачиваясь, перемахнул через перила и полетел вниз. Когда я выскочил на балкон, кваzи как раз выбегал со двора. Его грузная фигура мелькнула и исчезла за углом соседнего дома. Мне хватило ума не стрелять. Ну и, конечно же, не прыгать. Я не кваzи, чтобы шутя сигать с десятиметровой высоты… Я посмотрел вниз – там ли консьержка. Но её у подъезда не оказалось. Проклятье! – Гражданин следователь! – донеслось от дверей квартиры. – Гражданин следователь, у вас всё в порядке? – Я не следователь, я дознаватель! – пряча пистолет в кобуру, откликнулся я. – Всё в порядке. Вернувшись к тому месту, откуда я стрелял в кваzи, я прикинул угол. Все было в порядке, пули ушли в небо, а не улетели в окна соседних домов. Благослови, Господи, низкую застройку в центре и вколоченные в подкорку рефлексы. – Виктор Аристархович… – тоскливо воскликнула консьержка, оказавшись в дверях кабинета. – Ах, Виктор Аристархович, как же вы так! Зачем же вы так… Я покосился на неё и решил, что она совершенно искренна. За её спиной маячил дворник – молодой таджик с лопатой в руках. Лопата была штыковая, хорошо наточенная, и я кивнул таджику с одобрением. – Вы не видели этого, второго? – Я катнул голову носком ботинка. – Нет! – Консьержка замотала головой. – Нет, нет! Он не входил! Вот как супруга профессора вышла, я всё время на месте была. Никто не входил! – У вас же есть камера в подъезде? – уточнил я. – Не волнуйтесь, посмотрим, как и что… – Я его видел, – сказал таджик, сглатывая. Русский язык у него был чистый, видимо, вырос парень уже в Москве. – Он рано-рано через двор проходил, я мусорные баки вывозил. Я снова посмотрел на консьержку. – Я с семи на смену заступила, – поспешно сказала она. – А ночью сегодня не было сменщицы, но дверь подъезда закрыта, разве что впустил кто из жильцов… – Вас никто ни в чём не обвиняет, – сказал я. – Разберёмся. А пока покиньте место происшествия. Только после того как консьержка и дворник, все ещё нёсший лопату наперевес, вышли, я позволил себе снова взять рацию. ------------- "Скачайте книгу в нужном формате и читайте дальше"
Дознание и наказание
