Май, 2621 г. Северная Военно-Космическая Академия, Новая Земля Российская Директория
– Академия… ра-авняйсь! Тысяча триста кадетов, выстроенных по факультетам и учебным курсам, в едином порыве рванули головы вправо. – Сми-ирна! Головы повернулись на пятьдесят градусов влево. Теперь кадеты смотрели прямо перед собой. – Подъем флагов начать! Из динамиков хлынула расплавленная медь духовой секции Большого Национального оркестра, полилась гремучая ртуть Сводного Хора Армии и Флота. Гимн был один, флагов – три. По центральной мачте карабкался флаг России. Справа и слева от него, с небольшим, почтительным отставанием, подымались флаги Военно-Космических Сил и Объединенных Наций. Российский орел, всемирный голубь и межзвездный грифон достигли своих насестов одновременно. «…К звездам грядущего нас приведет!» – обнадежил Сводный Хор. Музыка оборвалась. – Кураторам групп к приему рапортов приготовиться! Старшины групп отчитались кураторам о больных, командированных и самовольно отсутствующих. Разумеется, в последней категории содержался традиционный ноль. Самоволка – и не просто самоволка, а прокидон утреннего построения! – была серьезнейшим ЧП. На моей памяти – а я в Академии без малого три года – такое ЧП случалось лишь однажды. После быстрого разбирательства проштрафившийся был отчислен. Чтобы «выбарабанить» его прочь, к нам на Новую Землю специально привезли две сотни кадетов с выпускного курса Киевской Военно-Музыкальной Академии. Бедолагу с кулечком пожитков, в форме с сорванными кадетскими «орликами» прогнали через строй под барабанную дробь. Погрузили на вертолет и вышвырнули в Мурманске. Иди куда хочешь! Но в армию тебе дорога заказана. До самой смерти. «Вдумайтесь, товарищи кадеты! До. Самой. Смерти». – Старшим кураторам к приему рапортов приготовиться! Теперь уже кураторы групп – офицеры в звании капитан-лейтенантов – сдавали рапорты командирам факультетов. Всей волынки рапортов снизу доверху – примерно пятнадцать минут. Не так-то много. Но выстоять по стойке «смирно» все это время, выстоять по уставу, не шелохнувшись и не проронив ни звука, могут только гвардейцы, чоруги и статуи на Аллее Героев. Строй украдкой переступал с ноги на ногу. По задним рядам даже перекатывались короткие разговорчики. А разговорчики в строю – целое искусство, это уметь надо. – Ты вчера «Фрегат „Меркурий" досмотрел? – спросил я у своего соседа слева, Володи Переверзева. Спросил, почти не шевеля губами. Не вполне шепот, скорее без двух минут чревовещание. – Да. – Чем кончилось? – Они выбросили с корабля генератор щита и взлетели. Потом разогнали целую эскадрилью «гончих» и удрали. – Удрали от истребителей? На фрегате? Без щита? – Ага. – Руки оторвать сценаристу. – Во-во. Итак, жалеть о том, что я не досмотрел эту галиматью до конца, не приходилось.
Вчера меня, прямо из кинозала, выдернул вестовой. И приволок ни много ни мало к командиру нашего родного истребительного факультета капитану первого ранга Федюнину. В кабинете Федюнина, кроме хозяина, сидели два незнакомых мне флотских офицера. У одного были три серебряных звезды каперанга, у второго – золотая звездища эскадр-капитана. Знак «Двадцать боевых вылетов» на груди первого офицера орал во всю золотистую глотку: «Перед тобой матерый волк палубной авиации, салага!» Это ж когда он успел двадцать боевых сделать, а? В нашем мирном космосе-то? Во времена всеобщего созидательного сотворчества? У эскадр-капитана значка с «огневой двадцаткой» не было. Зато на кокарде фуражки, которую он держал на коленях, красовался штурвал с крылышками. Что означало принадлежность эскадр-капитана к авианосным силам флота. Но только не к пилотам, а к командному составу авианосца. Ударного или эскортного – о том судить точно я не мог. Однако, пораскинув мозгами, пришел к выводу, что ударного. Почему? Резонно было предположить, что оба служат на одном авианосце. Эскадр-капитан – скорее всего один из заместителей командира корабля, а может, и сам командир. А пилот в высоком чине капитана первого ранга – из командного состава отдельного авиакрыла, базирующегося на борту. Но каким же по численности должно быть авиакрыло, чтобы в его командный состав входил каперанг? Никак не меньше шестидесяти единиц. Столько на эскортный авианосец не поместится. Значит – ударный. Эскадр-капитану было с виду под полтинник. По обычаям ударного флота он носил пушистые бакенбарды и длинные волосы, собранные на затылке пучком. Через грудь тянулась перевязь парадного меча. Натуральная кожа, между прочим. Каперанг с «огненной двадцаткой» выглядел значительно моложе. В отличие от эскадр-капитана, он был гладко выбрит и стрижен вполне уныло: коротким ежиком. Но парадный меч у него, разумеется, тоже имелся. Такой же точно, как и у сослуживца. Офицеры в ответ на мое приветствие небрежно кивнули. Федюнин – воплощенные дух и буква устава – отдал мне честь, как положено. Командир факультета задал три вопроса: «Как настроение? Как самочувствие? Что вы думаете по поводу малоразмерных целей, сохраняющих произвольную маневренность в конусе шестьдесят градусов по оси движения при скоростях 100–115 М?» Мои ответы лучились оптимизмом. Настроение – боевое. (На самом деле, кислое: я снова не успел толком выучить заданные параграфы по спецкурсу «Статуты орденов». А спать хотелось уже так сильно, что не оставалось никакой надежды зазубрить первоначальный статут полководческого Ордена Победы семивековой давности и все его последующие редакции вплоть до свежайшей, прошлогодней.) Самочувствие – отличное. (Спать! Спать хочу! Какое еще может быть «самочувствие»?!)
Относительно целей с заданными параметрами… Целей… Я думаю… (Да ничего в голову не лезет, если честно. Дьяволята, а не цели! Разве такие бывают?) Я подобрался и решил косить под психа: – Я думаю, товарищ капитан первого ранга, что готов выполнить любое задание – как учебное, так и боевое! Если поступает приказ работать по таким целям – значит, надо работать! – А если я скажу, что цель может менять вектор движения на противоположный в течение восьми секунд? Не теряя скорости? – Товарищ капитан первого ранга! Если вы проверяете мои знания, я вам отвечу: военной науке такие цели неизвестны. Наши флуггеры таких показателей не имеют. Нет таких аппаратов ни в истребительных, ни тем более в ударных авиакрыльях. Конкордия тоже подобными машинами не располагает. Чоруги – и подавно. Но если вы проверяете мой боевой дух… – Отставить. Боевые летательные аппараты с такими параметрами существуют. Что скажешь? – Они созданы Объединенными Нациями? – Нет. – Это плохо. – Совершенно верно. Вот тебе полная вводная. Ознакомься. Федюнин протянул мне планшет. Я быстро пробежал глазами содержимое первого скролла. М-да… – Ступай в соседнюю комнату, пораскинь мозгами. Через пятнадцать минут представишь нам свои тактические соображения. Как, по-твоему, можно уничтожить прикрытие из таких истребителей и вывести на объекты ударные группы? Через четырнадцать минут и пятьдесят две секунды я вернулся в кабинет и возвратил комфакультета исписанный планшет. Подозреваю, с точки зрения военспецов я сочинил ворох ужасных и притом непатриотичных глупостей. Федюнин, пробежав глазами первые строчки, недобро улыбнулся. – Можешь идти. Что я и сделал. «Фрегат „Меркурий" остался недосмотренным. Настроение – окончательно испорченным. Наконец рапорты были сданы. Все подтянулись в ожидании привычного «Вольно! Разойдись по аудиториям!». Но вместо этого… – Вольно! Первый и второй курсы – по аудиториям… Бегом! Третий и четвертый курсы разведывательного, ударного и общетехнического факультетов – по аудиториям… Бегом! Что еще за штучки? «Бего-о-ом»… – Остальные – смирно! «Остальными», таким образом, оказались истребители старших курсов. Нашего, третьего, и четвертого, выпускного. Плац вокруг нас стремительно опустел. – Равнение на начальника Академии! Из неприметной дверки в правом крыле появился редкий гость утренних построений, начальник Академии контр-адмирал Туровский. И не он один: его сопровождали Федюнин и два вчерашних флотских капитана. Когда они оказались в аккурат напротив нашего правофлангового, то есть посередине между двумя курсами – третьим и четвертым, – командующий утренним построением отдал наконец команду «Вольно». Ясные очи контр-адмирала воинственно пылали. Флотские капитаны выглядели злыми и помятыми. С недосыпу, что ли? А может, и с перепою. И только лицо Федюнина не выражало ничего определенного. Как обычно. Раз уж на плацу контр-адмирал, ему и говорить первым. – Здравствуйте, товарищи кадеты! – Здравия желаем, товарищ контр-адмирал! – Командование Военно-Космических Сил предоставляет вам редкую возможность отличиться. Требуются добровольцы для участия в боевых действиях. Задание опасное и ответственное. Конфликт засекречен, информация о нем не распространяется по открытым каналам. Однако вылеты, совершенные в зоне конфликта, будут засчитаны как боевые, учтены в ваших аттестационных документах и впоследствии внесены в ваш офицерский послужной список. Три вылета в зоне конфликта для третьего курса засчитываются как сдача экзамена по летной подготовке. Два боестолкновения с противником – как экзамен по огневой подготовке. Для четвертого курса за выпускной экзамен по летной подготовке будут засчитаны четыре вылета. Выпускной экзамен по огневой – три боестолкновения. Итак, добровольцы – три шага вперед! Нужно ли говорить, что в результате оба наших потока в полном составе приблизились к контр-адмиралу на три шага?
На старших курсах случайных людей не оставалось. Все мы хотели только одного: поскорее вырваться из ледяных пустошей Новой Земли в ледяные пустоши Дальнего Внеземелья. А бои с реальным противником? Разве не страшно? Не страшно. О такой чести еще вчера мы могли только мечтать! А с кем придется воевать – не имеет значения. И хотя в этом «не имеет значения» я был почти честен перед собой, недобрые подозрения меня посетили сразу же. Неспроста задавал вчера Федюнин свои вопросы о противодействии фантастическим истребителям. Очень даже неспроста! – Я вас предупреждал, Владислав Аркадьевич, – сказал Туровский эскадр-капитану. – В нашу Академию никого силком не тащат. Каждый, кто выдержал экзамены и надел форму кадета, готов идти в огонь и в воду. В плазму и кипящую сталь, если угодно! После столь патетической ноты нельзя было не выдержать значительной паузы. Что Туровский и сделал. А затем закончил, уже будничным тоном: – Оставляю своих орлов на ваше попечение. Выбирайте сами. Контр-адмирал небрежно козырнул и удалился. Эскадр-капитан и Федюнин принялись шептаться – о чем-то своем, о командирском. Пока они совещались, пилот с «огневой двадцаткой» на груди подошел к нам и прошелся взад-вперед, пристально вглядываясь в наши лица. – Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться! – удивительно, я оказался первым и единственным, кому хватило наглости завязать разговор. – Разрешаю. – С кем воюем? – Это узнают только те, кто будет отобран для операции. – Еще вопрос разрешите? – Имеете право. – Потери ожидаются… большие? Не хотелось, очень не хотелось мне краснеть в ту минуту! И все-таки я зарделся. Вопрос был, как бы это сказать… неправильный. – Война не прогулка, – сухо сказал пилот, помолчав. Понимайте, товарищи кадеты, как хотите – вот что значил его ответ. Можно понимать так, что победа ожидается легкая, а он не хочет нас расхолаживать. Можно и по-другому… В этот момент Федюнин с эскадр-капитаном, похоже, о чем-то договорились. Наш командир зачитал одиннадцать фамилий. ----------------- Скачайте книгу и читайте дальше в любом из 14 удобных форматов:
Май, 2621 г.