Антон Короленков, Евгений Смыков / Сулла / Жизнь замечательных людей
10.12.2009, 21:01
Как писал позднеримский историк Евтропий (I. 1. 1), на памяти человеческой нет другого государства, кроме Рима, которое, будучи поначалу так мало, стало бы впоследствии столь обширным. Несколько веков вел город Ромула жестокую борьбу за власть над Лацием, а затем и над всей Италией. Ему пришлось выдержать немало битв с вольсками, эквами, латинами, этрусками, самнитами, галлами, греками, прежде чем он стал господином Апеннинского полуострова. Борьба эта закончилась в 265 году до н. э. взятием этрусского города Вольсинии, а уже в следующем году началась Первая Пуническая война с Карфагеном, ставшая первой заморской войной Рима. Как гласит латинская поговорка, всякое начало трудно. Так было и на сей раз. Победа в схватке с пунийцами далась римлянам нелегко, потребовав двадцати трех лет неимоверных усилий, но именно этот успех положил начало их великим завоеваниям. После Первой Пунической войны у Рима появились первые заморские провинции – Сицилия, Сардиния и Корсика. Две последних были захвачены у Карфагена путем откровенного разбоя; пунийцы не смогли их отстоять из-за войны с восставшими наемниками и ливийскими племенами. В результате успешных войн с галлами Рим присоединил Северную Италию и стал протягивать щупальца на восток, начав завоевание Иллирии. Их целью была не эта бедная горная область – нынешняя Хорватия, – а лежащие за ней Македония и Греция. Даже разгоревшаяся вскоре война с Ганнибалом не заставила римлян хотя бы на время забыть о Балканах. Тем не менее главным делом в конце III века до н. э. для них стала, конечно, Вторая Пуническая война. Битвы гремели в Италии и Испании, Цизальпинской Галлии и Африке. Семнадцать долгих лет две сильнейшие державы Западного Средиземноморья оспаривали друг у друга победу. Победа далась Риму ценой жизни сотен тысяч воинов, разорения едва ли не всей Италии, наконец, позора Канн, о котором всегда помнили лучше, чем о триумфе Замы. Однако успех был грандиозным – потомки Ромула начали восхождение к мировому господству, под которым в античности понималось, разумеется, господство над Средиземноморьем. И все же римляне не возгордились сверх меры. Вновь всерьез взявшись за политику на Балканах, они действовали расчетливо и осторожно: привлекали на свою сторону противников сильнейшего из своих врагов – Македонии, а после победы над ней не взяли себе ни пяди македонской территории, объявив отторгнутые у противника земли независимыми. В результате появилось множество вроде бы свободных, но вместе с тем слабых государств, которые, однако, помогли Риму одолеть еще одного врага – Сирийское царство Селевкидов. Египет Птолемеев давно, с первых десятилетий III века до н. э., находился в союзе с Римом и изменять ему не собирался. Окончательная ликвидация всех этих государственных образований стала вопросом времени, хотя и не столь уж краткого, – Македония пала под ударами римлян в 168 году до н. э., а в римскую провинцию превратилась лишь спустя двадцать лет. Сирия была завоевана Римом в 63 году до н. э., Египет – в 30 году до н. э. Что же касается отдельных греческих полисов, то некоторые из них подобная участь постигла лишь во времена Империи. Однако в целом Рим был бесспорным хозяином Средиземноморья уже в середине II века до н. э., что и зафиксировал крупнейший историк и мыслитель эпохи эллинизма Полибий (I. 1. 5; 3. 9-10). Но не везде дела шли гладко. Крепким орешком для Рима стала Испания. Ее покорение началось еще во время Второй Пунической войны. Побеждая на Пиренейском полуострове карфагенян, римляне вовсе не собирались предоставлять свободу местным племенам – это ведь не культурная Эллада, здесь можно было действовать и более открыто. Однако такой прямолинейный подход быстро за себя отомстил – испанцы оказались, возможно, менее цивилизованными, но зато и более стойкими в борьбе с захватчиками. Еще не кончилась Вторая Македонская война (200–197 годы до н. э.), как на Пиренейском полуострове вспыхнуло грандиозное восстание местных племен. Оно то затухало, то вновь набирало силу, и окончательно подавить его удалось лишь в 179 году до н. э., причем ценой немалых уступок. И это притом что римляне имели дело не с единой державой типа Карфагена или Македонии, а с разрозненными общинами и племенами, чья сила могла бы стать неодолимой, если бы они проявили больше солидарности в борьбе с завоевателями. Правда, одновременно римлянам приходилось вести тяжелые бои с североиталийским племенем лигуров, но им не впервой было сражаться на нескольких фронтах; после тяжелой борьбы лигурам пришлось покориться. В 154 году до н. э. война на Пиренейском полуострове возобновилась – лузитанские племена совершили разбойничий набег на испанские провинции Рима и разгромили войска их наместников. После этого римляне ужесточили свою политику по отношению к другой группе племен – кельтиберам – и тем самым спровоцировали их восстание. Началась война, продолжавшаяся с перерывами до 133 года до н. э. Последним ее аккордом стала осада Нуманции Сципионом Эмилианом, завершившаяся сдачей изнуренных голодом защитников города. Лузитаны, которых в 147 году до н. э. возглавил легендарный вождь Вириат, сражались до 139 года, когда Вириат, теснимый со всех сторон, погиб от рук предателей из своего окружения. В ходе борьбы обе стороны не раз нарушали заключенные соглашения, но именно римляне «прославились» вероломным избиением пошедших на мировую врагов. В итоге Рим окончательно утвердил свол господство в Испании. Однако покорение ее завершилось лишь при Августе, в конце I века до н. э. Не успела окончиться Нумантинская война, как началась схватка за пергамское наследство. Царь находившегося в Малой Азии Пергама Аттал III Филометор перед смертью (133 год до н. э.) будто бы завещал свои владения Римской республике. Однако вскоре свои права на престол предъявил бастард Аристоник, возглавивший борьбу против Рима. После первых неудач он двинулся во внутренние районы страны, обещая свободу и гражданские права рабам и зависимым людям, почему и прослыл борцом за права угнетенных. Около четырех лет понадобилось римлянам и их союзникам – малоазиатским царькам, чтобы справиться с Аристоником. В результате появилась римская провинция Азия. Через несколько лет настала очередь Балеарских островов, а также некоторых областей Трансальпийской Галлии. Впереди были еще Югуртинская война, три войны с Митридатом, покорение Цезарем галлов и многое другое. Но уже тогда, в конце II века до н. э., у жителей Средиземноморья, похоже, не было сомнений в том, что Рим – это господин мира. Немало ученых споров велось на тему о характере римского «империализма». Одни антиковеды вслед за самими римлянами считают его «оборонительным» – как утверждал Цицерон, «наш народ, защищая своих союзников, покорил весь мир» (О государстве. III. 35). Другие называют его «случайным» – нередко римляне втягивались в конфликты в силу неких субъективных факторов или даже против своей воли. Третьи же настаивают на том, что сенат сознательно искал поводы для вмешательства и последующей агрессии. Бесспорно, римляне были агрессорами, чему во многом способствовали и милитаризм, присущий всей их общественной жизни, и свойственные им как нации мужество, гордость и редкая стойкость в годы испытаний. Что касается продуманных на десятилетия вперед завоевательных планов, то в их наличии можно усомниться. Очевидно, однако, что потомки Ромула, осознав свою мощь, чем дальше, тем больше стали откровенно уповать на грубую силу и мало считаться с дипломатическими приличиями. Как заявит впоследствии один из римских полководцев царю Понта, «либо постарайся накопить больше сил, чем у римлян, либо молчи и делай, что тебе приказывают» (Плутарх. Марий. 31.5; об этом эпизоде см. ниже). Но ведь то же самое можно сказать об Александре Македонском, который без обиняков предлагал Дарию признать его, Александра, царем Азии, а в случае несогласия – сразиться. Иногда римляне признавали, что поступают вопреки общепринятым правилам, но всякий раз сваливали вину на отдельных магистратов. Однако любая попытка вооруженного сопротивления не имела в их глазах оправдания, какой бы обоснованной она ни была. Оборонительные мероприятия соседей трактовались как доказательство агрессивных планов – тому примером предыстория Третьей Македонской и Третьей Пунической войн. Таким образом, речь шла не о какой-то особой, чрезмерной агрессивности Рима, а о том, что он оказался сильнее других и довел дело до конца. Ожидать, что римляне будут терпеть рядом с собой тех, кого могут покорить, было бы странно. Это, разумеется, не оправдывает их завоевательной политики, мрачными памятниками которой стали руины Карфагена, Коринфа и Нуманции, но позволяет лучше понять ее контекст. Римляне не вводили для покоренных территорий единообразного режима – разные общины имели разный статус, а стало быть, неодинаковые права и обязанности. «Свободные» общины (civitates liberae) обладали внутренним самоуправлением, правом сбора пошлин, собственности на землю, чеканки собственной монеты, свободой от постоянных налогов в римскую казну и постоя войск и т. д. Однако они имели эти привилегии лишь по воле сената и римского народа и могли лишиться их в любой момент. Зависимые общины (civitates stipendiariae) были обязаны регулярно вносить подати (трибут) и в случае необходимости принимать солдат на постой. В этих вопросах также не было унифицированной системы – одни должны были платить 1/10, другие – 1/20. Да и собирали налоги по-разному – в одних случаях это делали сами общины, в других – откупщики. Все это многообразие свидетельствует, разумеется, не о бестолковой системе управления, а о гибкости римлян, последовательно проводивших в жизнь принцип divide et impera – «разделяй и властвуй». Было ли римское завоевание благом для покоренных народов? Вопрос очень непростой, поскольку для однозначного ответа на него не хватает данных. Понятно, что сами боевые действия ничего хорошего с собой не несли, но в те времена войны происходили куда чаще, чем сейчас, и винить за это римлян можно не больше, чем прочие народы, – не они, так другие. А вот прекращение распрей между городами, племенами и странами, ставшее результатом римского завоевания, несомненно, было благом. То же можно сказать и о влиянии римской и наряду с ней греческой культуры на менее развитые племена. Единое политическое пространство способствовало развитию экономики. Конечно, римские наместники позволяли себе различные злоупотребления – вымогательство, незаконные поборы, конфискации предметов искусства и т. д. Однако преувеличивать масштабы подобных безобразий не стоит – аппарат наместников был немногочисленным, поскольку состоял преимущественно из их свиты. Это обстоятельство, к слову сказать, способствовало сохранению автономии провинциальных общин. В городах, где не действовало римское право, римские граждане должны были подчиняться местным законам. Однако не стоит забывать и о теневых сторонах римского владычества. Конечно, оно прекратило войны, но многие из покоренных народов не видели в этом особого блага – война для них являлась привычным, а зачастую и прибыльным занятием. К тому же прежде они сами решали, воевать им или нет. Что же касается тех эллинских полисов, которые прежде обладали политической независимостью, то им казалось унизительным подчиняться «варварам», каковыми они считали римлян. Поэтому и злоупотребления римских наместников измерялись не только сухими цифрами людских потерь и материального ущерба – они оставляли раны в сердцах, не поддававшиеся никакому исчислению. То же самое можно сказать и о других покоренных народах. На этом фоне заявления римлян о том, будто они лишали побежденных одной только свободы совершать несправедливости, выглядели как циничное издевательство. Что же касается распространения греко-римской культуры, то сами «варвары» вряд ли испытывали какие-либо позитивные эмоции на сей счет, тогда как положительные последствия этого процесса заметны лишь в исторической ретроспективе. К тому же культура «варварских» племен со временем могла развиться в нечто не менее интересное, чем греческая и римская. Пример тому – кельты Ирландии. Как же было устроено государство, покорившее ойкумену? Как известно, в VIII–VI веках до н. э. Рим находился под властью царей, а затем в результате аристократического переворота стал республикой. Здесь необходимы две оговорки: римские цари (reges) отнюдь не были монархами в привычном смысле слова, а скорее представляли собой племенных вождей. Попытка последнего царя Тарквиния Гордого править самовластно, в обход мнения знатнейших родов (или, по крайней мере, многих из них), привела к его свержению. Республика, сменившая царскую власть, в понятиях римской верхушки была не столько особым строем, отличным от монархии, сколько обозначением государства как такового. Для нас словосочетание «падение Республики» подразумевает смену ее Империей, для римских же традиционалистов оно означало гибель государства вообще. Установление республиканского строя знаменовало собой господство знати, патрициев, которые руководили общиной через сенат, существовавший, согласно легенде, еще со времен Ромула. Для простого народа, плебса, это не сулило ничего хорошего – аристократия заботилась только о себе и считала признаком хорошего тона лишний раз утеснить «чернь». В то же время любые симпатии к плебеям со стороны частных лиц вызывали подозрения – уж не стремится ли этот человек к царской власти, пользуясь расположением толпы? (Прекрасное доказательство того, что «черни» при царях жилось лучше.) Плебеев эксплуатировали самыми различными способами: они платили налоги, работали в качестве поденщиков или арендаторов на полях знати, сражались с внешними врагами, обеспечивая в случае успеха добычу и новые земли. Вместо награды им грозило рабство за неуплату долгов, их не допускали к участию в разделе общественных земель (ager publicus), они не могли быть ни магистратами, ни жрецами. Однако плебеи боролись за свои права как умели: уходили на Священную гору, предоставляя патрициев собственной участи; отказывались сражаться за государство, которое только брало у них, но ничего не давало взамен; наконец, устраивали многолюдные сборища на улицах Рима, требуя внимания к своим нуждам. Однако, что любопытно, до настоящего восстания так ни разу и не дошло. Патриции постепенно шли на уступки: ввели должность плебейских трибунов, которые получили широкие полномочия для защиты прав простонародья; разрешили браки между плебеями и патрицианками и наоборот; допустили плебеев к занятию государственных постов вплоть до высших; отменили долговое рабство. В конце концов решения плебейских собраний приобрели силу закона. Это событие произошло в 287 году до н. э. и условно считается окончанием борьбы между патрициями и плебеями. Плоды этой победы пожала, разумеется, верхушка плебса, которая слилась с патрициями и получила возможность через занятие высших государственных должностей проникать в ряды знати – нобилитета. Положение простонародья тоже улучшилось, но не столько в силу уступок со стороны аристократии, сколько в силу общего поступательного развития Рима. Что же представлял из себя государственный строй Рима к концу второй трети II века до н. э., когда появился на свет герой нашего повествования? Де-факто высшим государственным органом являлся сенат. В его ведении находились все важнейшие вопросы: распределение провинций между наместниками и получение отчетов от них; набор войска и прием иностранных делегаций; размеры налогов и выделение средств на государственные нужды; назначение празднеств и общественных молебствий; разрешение на постройку храмов и проведение триумфов, а также многое другое. Именно из числа сенаторов до конца 120-х годов до н. э. выбирались судьи.
Как писал позднеримский историк Евтропий (I. 1. 1), на памяти человеческой нет другого государства, кроме Рима, которое, будучи поначалу так мало, стало бы впоследствии столь обширным. Несколько веков вел город Ромула жестокую борьбу за власть над Лацием, а затем и над всей Италией. Ему пришлось выдержать немало битв с вольсками, эквами, латинами, этрусками, самнитами, галлами, греками, прежде чем он стал господином Апеннинского полуострова. Борьба эта закончилась в 265 году до н. э. взятием этрусского города Вольсинии, а уже в следующем году началась Первая Пуническая война с Карфагеном, ставшая первой заморской войной Рима. Как гласит латинская поговорка, всякое начало трудно. Так было и на сей раз. Победа в схватке с пунийцами далась римлянам нелегко, потребовав двадцати трех лет неимоверных усилий, но именно этот успех положил начало их великим завоеваниям.
