В 1636 году на южных границах Российского государства, в том месте, где крохотная речка Керенка впадает в реку Вад, был построен город Керенск. Первое время он был крепостью на засечной черте, прикрывавшей рубежи России от набегов ногайцев и крымских татар. Со временем граница продвинулась далеко к югу, а Керенск превратился в уездный город Пензенской губернии, обойденный богатством и славой и забытый начальством. Проживало здесь (вместе с прилегающими слободами Архангельской, Богоявленской и Покровской) около четырех тысяч душ обоего полу, а промышленность ограничивалась восемью кузницами и поташным заводом. В своих воспоминаниях Александр Керенский писал: «Наша фамилия, как и название соответствующего города, происходит от имени реки Керенки. Ударение делается на первом слоге (Кёренский), а не на втором, как это часто делают у нас в России и за границей». Видимо, сам Керенский не очень много знал о своих предках. Даже о деде по отцовской линии он пишет лишь то, что тот был сельским священником, а уж о прадедах не упоминает вовсе. На счастье, в архивах сохранились документы, которые дают нам возможность рассказать об этом несколько больше. В 1808 году в Покровскую церковь Керенска был назначен новый священник — «Иосиф, сын Дмитриев». Он-то и начал первым подписываться фамилией Керенский — по названию города. У Иосифа Керенского было четверо сыновей — Дмитрий, Павел, Михаил, Николай и дочь Евпраксия. Третий по старшинству его сын Михаил (1804 года рождения) был сначала дьяконом, потом священником Троицкой церкви в селе Керенки Городищенского уезда той же Пензенской губернии. Он, в свою очередь, был отцом трех сыновей — Григория, Александра и Федора. Федор Михайлович Керенский родился в 1842 (по другим данным в 1841) году. Как и его братья, он окончил Пензенское духовное училище, потом духовную семинарию. Службу начал учителем в Нижнеломовском духовном училище. В двадцать с небольшим лет он принимает решение распрощаться с церковной карьерой. Так в ту пору поступали многие бывшие семинаристы — стоит лишь назвать земляка и ровесника Федора Керенского — знаменитого историка В. О. Ключевского. Выходцы из духовного сословия составили значительную часть формировавшейся в эти годы российской интеллигенции. Достаточно вспомнить, как широко в ее среде были представлены фамилии Покровский, Богословский, Воскресенский и т. п. Вчерашние семинаристы обладали энергией и пробивной силой, свойственной людям, вышедшим из низов, и в карьерном отношении зачастую достигали большего, нежели их конкуренты. В 1865 году Федор Керенский поступил на историко-фило-логический факультет Казанского университета и через четыре года успешно окончил его со степенью кандидата. Керенский получил должность преподавателя словесности в Казанской классической гимназии. Одновременно он начал вести уроки в Казанской Мариинской женской гимназии. Среди первых его учениц оказалась и его будущая жена. Надежда Александровна Адлер была дочерью полковника Александра Алексеевича Адлера, занимавшего в ту пору пост начальника топографического отделения при штабе Казанского военного округа. По материнской линии она была внучкой крепостного крестьянина, который, выкупившись на свободу, стал богатым московским купцом. От деда Надежда Александровна унаследовала значительное состояние, и семья Керенских никогда не знала нужды в деньгах. Полковник Адлер, как свидетельствует в своих воспоминаниях Керенский, был выходцем из «потсдамских немцев». Но непривычное для русского уха звучание девичьей фамилии матери нашего героя позже привело к появлению слухов о его еврейском происхождении. Переходя из уст в уста, слухи эти обрели совершенно фантастический вид. Жена Федора Керенского, выходя за него замуж, якобы уже имела сына по имени Аарон Кирбис (Кирбиц), который после официального усыновления и стал Александром Федоровичем Керенским. Нет нужды доказывать, что это чистой воды домыслы, своего рода расплата за популярность. Что же касается Керенского-старшего, то в университете он проявлял склонность к научной работе, но предпочел сделать ставку на служебную карьеру. Политические взгляды его отличались крайней умеренностью. Один из его знакомых вспоминал: «Иногда в нем просвечивал либерал, хотя он это настолько умел скрыть, что попал в милость такого убежденного консерватора, каким был попечитель Казанского учебного округа И. Д. Шестаков». Как результат, в 1874 году Керенский занял должность инспектора Казанской классической гимназии, а спустя три года был назначен директором гимназии в Вятку. В марте 1879 года коллежский советник Ф. М. Керенский получил назначение на должность директора Симбирской мужской классической гимназии. С июля 1883 года он одновременно возглавил Симбирскую Мариинскую женскую гимназию. Директорский пост дал возможность Керенскому-старшему проявить свою энергию и организаторские способности. Позднее он напишет об этом: «В округе гимназия по малоуспешности учеников была на самом плохом счету… В первый же учебный год по вступлении моем в должность директора уроки древних языков в старших классах были переданы отлично знающим свое дело и энергичным преподавателям, а преподавание словесности и логики я взял на себя. Через три-четыре года Симбирская гимназия снискала себе лучшую репутацию среди других гимназий округа». Эти усилия не остались незамеченными. В 1887 году Ф. М. Керенский был произведен в действительные статские советники, что соответствовало чину генерал-майора на военной службе. Таким образом сын сельского священника стал дворянином и приобрел потомственное дворянство для своих детей. Ко времени переезда в Симбирск у Керенских уже было три дочери. Старшей — Надежде было четыре, средней — Елене исполнилось два года, младшей — Анне — всего два месяца от роду. В Симбирске у Федора Михайловича Керенского родился наконец долгожданный наследник. Мальчик появился на свет 22 апреля 1881 года. 6 июля того же 1881 года в Тихвинской церкви он был крещен и получил имя Александр. Через два года в семье появился младший сын Федор. Интересно, что в те же годы в Симбирске жило еще одно семейство Керенских. Старший брат Федора, Александр Михайлович, в 1857 году окончил Пензенскую духовную семинарию и был назначен священником в село Троицкое Карсун-ского уезда Симбирской губернии. В 1881 году он был переведен в Симбирск, где служил в церкви Смоленской Божьей Матери. У Александра было четверо детей — сыновья Михаил, Владимир, Сергей и дочь Елена. Сыновья Александра Михайловича Керенского сумели сделать достойную карьеру. Михаил одно время был ректором Варшавского университета, Владимир — профессором Казанской духовной академии, а Сергей в тридцать лет стал директором реального училища в Алатыре. В своих воспоминаниях Керенский ничего не пишет о двоюродных братьях. Конечно, они были старше, но дело не только в этом. В конце концов, младшего из них, Сергея, разделяло с нашим героем всего три года. Видимо, Федор Михайлович сам не стремился поддерживать контакты со своим братом-священником. Подобно многим людям, выбившимся из низов, он стремился полностью разорвать с прежней средой, даже если к ней принадлежали его ближайшие родственники. Должность директора гимназии (и даже двух гимназий) вводила его в круг городской элиты. Он дружески общался с губернатором Долгово-Сабуровым, вице-губернатором Трой-ницким и другими высшими чинами губернской администрации. Те, кто знал Керенского-старшего, вспоминали, что он даже внешностью своей производил впечатление. Один из его знакомых описывает его так: «Росту выше среднего, общее сложение мужественное, большая голова на толстой шее, широкая грудь и такая же спина. Высокий лоб и маленькие глаза, широкий подбородок, цвет кожи смуглый. Волосы на щеках и бороде бритые. Походка тяжелая, увалистая». Его появление в коридорах гимназии внушало робость самым завзятым хулиганам. Характер у него тоже был непростой. Сослуживец Керенского по Симбирску И. Д. Яковлев писал о нем позже: «Вот какую характеристику могу сделать Керенскому-отцу, которого знал я близко. Способный. Образованный, отлично знавший русскую литературу. Хороший рассказчик, обладавший даром слова. В то же время это был человек завистливый, не терпевший около себя какого-либо соперничества, стремившийся вредить не только своим конкурентам, но даже тем, кого подозревал как стоявших поперек его дороги». Полностью доверять этому свидетельству не стоит. У Яковлева был конфликт с Керенским-старшим, и его характеристика, естественно, получилась предвзятой. Но тяжелый нрав Федора Михайловича отмечают и другие мемуаристы. Дети тоже побаивались отца. «Отец никогда не вмешивался в жизнь нашей детской. В сознании нашем он стоял где-то в стороне, как высшее существо, к которому няня и мать обращались лишь в минуту крайней необходимости. Обычно стоило произнести всего одну угрозу: „Вот подожди, отец проучит тебя!" — и все становилось на свои места, хотя отец никогда не прибегал к физическим наказаниям и ограничивался лишь разговором, стараясь растолковать нам суть дурного поступка». Воспитанием детей занималась прежде всего мать. «Мама любила посидеть с нами за утренним завтраком, когда мы пили молоко. Она интересовалась всеми нашими делами и при необходимости мягко журила за тот или иной проступок. Вечерами она заходила в детскую, чтобы перед сном перекрестить нас, поцеловать и пожелать доброй ночи». Семейство Керенских жило счастливо и дружно. Но подробнее об этом мы расскажем дальше. В завершение же этой главы — об одной исторической несправедливости. Керенский никогда не бывал в Керенске. Тем не менее в 1936 году (как подарок к трехсотлетию) Керенск был переименован в Вадинск — по названию реки Вад. Одновременно из города он стал селом. Не надо обладать особой догадливостью, для того чтобы понять причину этого переименования. Очевидно, что ею стало созвучие названия города с фамилией бывшего премьера Временного правительства. В статусе села райцентр Вадинск пребывает и по сей день, принеся тем свою жертву политическим катаклизмам XX века.
ДЕТСТВО
Город Симбирск, каким он был во второй половине XIX века, не принадлежал к числу промышленных или культурных центров. Ничего примечательного не могли в нем найти даже путеводители, уже в силу особенностей жанра призванные привлекать внимание путешественника к посещаемым достопримечательностям. «Внешнее благоустройство Симбирска не останавливает на себе внимания туриста, а пустынный и малооживленный вид города, его пыльные и скучные улицы не делают его привлекательным», — читаем в «Иллюстрированном практическом путеводителе по Волге» 1903 года издания. Центральная часть города — «венец» — располагалась на вершине горы, обрывом спускавшейся к Волге. Вдоль обрыва тянулась набережная с бульваром, служившим любимым местом прогулок горожан. Центральный район был ограничен Большой Саратовской улицей, которая полукругом опоясывала его. Внутри полукруга находились главные городские магистрали — Московская и Покровская улицы, а также просторная Соборная площадь. Здесь были расположены губернаторский дом, присутственные места, городская дума, театр и гимназия. Центр Симбирска был похож скорее не на город, а на богатое село или скопище помещичьих усадеб, построенных поблизости друг от друга. Дома здесь не стояли сплошной линией вдоль улиц, а располагались по отдельности, каждый в окружении фруктового сада. Здесь не было обычной городской скученности, повсюду царили широта и простор. Эта часть города издавна была известна под названием «дворянской», а сам Симбирск пользовался устойчивой репутацией «помещичьего гнезда». Жизнь в городе текла не спешно, а с точки зрения столичного жителя — откровенно скучно. В те времена, когда здесь жило семейство Керенских, во всей губернии не было ни одной железной дороги, и в зимнюю пургу Симбирск оказывался отрезанным от остального мира, как если бы он находился на краю земли. Тем удивительнее, что этот забытый Богом город, воплощенное захолустье, был родиной многих известных людей. Из этого числа в первую очередь надо назвать писателя И. А. Гончарова и историка Н. М. Карамзина. В честь Карамзина в Симбирске был воздвигнут памятник — колонна, увенчанная фигурой музы Клио. Рядом был разбит сквер, где летом гуляли дети, сопровождаемые мамами и няньками. Дом, где квартировали Керенские, находился совсем недалеко от этого места, и легко представить себе будущего российского премьера, играющего у подножия памятника Карамзину. Александр был ребенком непоседливым и большим любителем проказ. Федору часто приходилось отдуваться за старшего брата. С детских лет он всецело подчинился его влиянию и подражал Александру во всем. В гимназии Федор мечтал стать инженером, но в университете пошел на юридический факультет, «как Саша». Честолюбием и энергией брата он не отличался, непредсказуемой карьере адвоката предпочел государственную службу, дослужившись за полтора десятка лет до должности товарища прокурора в Ташкенте. В эти годы Александр и Федор впервые приобщились к религии. Позднее Керенский вспоминал: «Не помню, когда мать начала читать нам Евангелие. Да и чтения эти не носили характер религиозного воспитания, поскольку мать никогда не стремилась вбивать в наши головы религиозные догмы. Она просто читала и рассказывала нам о жизни и заповедях Иисуса Христа». Братья очень любили церковные праздники — Рождество, Пасху, Благовещение, когда в дом приносили клетки с птицами, которых затем выпускали на волю. Много лет спустя Керенский писал: «В семь лет нам впервые разрешили присутствовать на пасхальной всенощной, поразившей наше воображение. Но особенно запомнилась мне торжественная служба, когда совершалось святое причастие детей и нас с братом, одетых в белые курточки с красными галстучками под белыми стоячими воротничками, подвели к батюшке… Не забыть мне и того мгновения, когда я, потрясенный, впервые увидел изображение распятого Христа, словно прозрачного в падающих на него лучах света, и при этом совсем живого». По словам Керенского, в детстве он был глубоко религиозен. С годами это чувство обрело более спокойные формы, но не исчезло никогда. Писатель Р. Б. Гуль, близко познакомившийся с Керенским в эмиграции, писал: «Был ли в былом А. Ф. Керенский верующим — не знаю. Но за границей А. Ф. был церковным православным человеком, посещавшим церковь и выстаивавшим службы от начала до конца, во время Великого поста ни одной службы не пропускавшим, исповедовавшимся и причащавшимся». Еще одна показательная деталь — в 1917 году именно при содействии Керенского был созван Поместный собор, положивший начало новой эпохе в истории Православной церкви. Быть может, религиозность Керенского не была глубокой, во всяком случае, она не носила фанатичного, кликушеского характера. Но даже это резко контрастировало с настроениями значительной части образованной молодежи, принадлежавшей к тому же поколению, что и будущий российский премьер. В этой среде были в моде атеистические или, правильнее сказать, богоборческие взгляды. Впрочем, срывая с груди крест, юные революционеры отрекались не столько от Бога, сколько от «буржуазной» морали. В этом следует искать одну из причин будущих кровавых потрясений. Что до Керенского, то, по его словам, именно вера привела его в революционное движение. В революционной романтике, в готовности жертвовать собой во имя других он увидел прямое воплощение христианской доктрины. Похоже, что в этом Керенский не кривил душой. Даже прямые его недоброжелатели считали его идеалистом. Это отнюдь не является индульгенцией, оправдывающей все и вся, — у Керенского был целый букет далеко не лучших черт характера. Но при всем своем честолюбии и амбициях он не мог перейти той черты, которая для многих его оппонентов была лишь проявлением смешных условностей. В семье Керенских воспитанием старших сестер занималась гувернантка-француженка. Братья же Александр и Федор были отданы на попечение няни Екатерины Сергеевны Сучковой. В большой комнате, отведенной под детскую, ей был выделен особый угол, где висели иконы и горела неугасимая лампада. Детство ее прошло еще в эпоху крепостного права, и когда братья подросли, она не раз рассказывала им о прежних временах. Керенский принадлежал к тому поколению, которое историк В. О. Ключевский назвал поколением, вскормленным крепостными мамками. Это породило у значительной части его представителей непреходящее чувство вины перед народом. Единственным способом искупить ее была готовность отдать все силы для счастья народа. Это чувство заставило народовольцев взять в руки бомбу, оно же в значительной степени определило и жизненный путь нашего героя. В шестилетнем возрасте Керенский тяжело заболел. Много лет спустя он вспоминал: «Вдруг все — родители, няня, старшие сестры, друзья дома — стали проявлять ко мне особую заботливость и нежность. Я почувствовал эту перемену, но не знал причины. И был весьма озадачен, когда на меня буквально обрушился град подарков». Мальчика увезли в Казань, где специалисты поставили диагноз — туберкулез бедренной кости. На правую ногу пришлось надеть тяжелую металлическую конструкцию, мешавшую не только ходить, но даже вставать с постели. Полгода Саша Керенский провел привязанным к кровати. Как любой ребенок в подобной ситуации, он стал капризным до невыносимости. Но домашние терпели и, более того, старались окружить его постоянной заботой и вниманием. Болезнь благополучно прошла, но особое отношение к старшему сыну в семье осталось. Он стал главной надеждой, любимцем родителей. Младший Федор не получал и половины этой нежности, но быстро смирился с такой ситуацией. Чрезмерная родительская любовь могла сделать из Керенского домашнего тирана, но этого не произошло. На родительскую ласку он отвечал такими же нежными чувствами, и в семье воцарились счастье и гармония.
СЕМЬЯ