Любая бритва по сути своей является подобием ритуального серпа кельтских друидов в праздник обновления природы. Одно движение рукой – и кожа становится чистой, а лицо молодеет, словно вместе со сбритой щетиной отсекается груз прожитых дней. Я оценивающе посмотрел на отражение в зеркале и кивнул, соглашаясь с собственными рассуждениями. Потом стряхнул пену с бритвы в тазик с теплой водой, провел лезвием по намыленной щеке, и вновь – чистая полоса. Последнюю неделю я не утруждал себя бритьем, и потому заточенный металл словно бы убирал само время. Я молодел буквально на глазах. Впрочем, бритву неспроста называют опасной: отвлечешься – и пореза не избежать. Я не отвлекся. Меня отвлекли. – Дорогой! – послышалось из спальни. – Ты уже думал о дне нашей свадьбы? Рука дрогнула, лезвие безболезненно и очень легко надрезало кожу, выступила капелька крови. Я с обреченным вздохом залепил порез кусочком бумаги и продолжил приводить себя в порядок. Затем спрыснул одеколоном ладони, похлопал по щекам и уже после этого без всякой спешки покинул ванную комнату. – Ты что-то сказала, дорогая? – со всей возможной невозмутимостью обратился я к Лилиане, которая лежала на кровати с дамским журналом в руках. Та оторвалась от чтения и повторила вопрос: – Ты уже думал о дне нашей свадьбы? – Ты в положении? – О, Лео! – закатила подруга глаза. – Ты совсем как моя мама! Она тоже постоянно интересуется, не в положении ли я! – И ты?.. – Нет, я не беременна! – возмущенно фыркнула Лили. – С чего вообще такие мысли? – А с чего разговоры о свадьбе? – парировал я. – Не хочешь взять меня в жены? Я хотел. Да и кто в здравом уме не желал бы сочетаться законным браком с красивой и умной наследницей немалого состояния? Впрочем, я был достаточно богат, чтобы не принимать подобные условности в расчет. Общество единственной дочери маркиза Монтегю нравилось мне без каких-либо меркантильных соображений. Лилиана откинула с лица черный локон и напомнила о себе, теряя терпение: – Лео! – Хочу! – встрепенулся я. – Разумеется, хочу. Как раз задумался об этой знаменательной дате… – Врунишка! – легко раскусила Лили мою хитрость. – На самом деле просто залюбовался тобой. И вот это уже было чистейшей правдой. Мы с Лилианой были вместе три месяца, а мои чувства к ней лишь крепли день ото дня. Звучит будто фраза из любовного романа? Все так, но я действительно ее… любил? Наверное. Главное, что при виде Лилианы у меня теплело на душе, а остальное не имело значения. Кто бы что ни говорил… Лилиана перехватила мой задумчивый взгляд и оправила пеньюар, прикрыв длинной полой обнаженные ноги. – Лео, не отвлекайся! – потребовала она. Я присел на кровать рядом с ней и поцеловал. – Лео, нет! – рассмеялась Лили, отстраняясь. – Не сейчас! Мама и так говорит, что я совсем тебя загоняла! – Так и говорит? – изумился я, от удивления даже перестав поглаживать стройную девичью ножку. – Ну, не мне… – смутилась Лилиана. – Папе. Я случайно услышала. – Подслушала. – Лео, ты уходишь от разговора! Я поправил Лили прядь черных волос, полюбовался красотой ее классического профиля и с улыбкой признал: – Да, я похудел. И что с того? За лето я и в самом деле сбросил полтора десятка килограммов, но при этом к своей прежней болезненной худобе нисколько не приблизился, продолжив оставаться большим и мощным. Стал не худым, но поджарым. И наша любовная связь к этим изменениям не имела ровным счетом никакого отношения. Куда большую роль сыграл свежий воздух горного курорта, занятия с гантелями и правильное питание. А еще я перестал быть оборотнем. Да, фамильное проклятие оставило меня в том злополучном подвале в Монтекалиде, и порезы при бритье заживали теперь столь же медленно, как заживают они у всех остальных людей. Честно говоря, я от такого давно отвык. – Лео! – помахала ладонью Лилиана у меня перед лицом. – Лео, ты витаешь в облаках! – Да, дорогая? – Речь шла не о твоем весе, а о дате нашей свадьбы! Я поднялся с кровати и отошел к окну. Отель «Бенджамин Франклин» был выстроен на возвышенности, и с его четвертого этажа открывался великолепный вид на историческую часть города. Точнее – открывался бы, не затяни все кругом туманная дымка. Сентябрьская непогода и обычный для столицы смог укутали дома серым полотнищем, из которого выглядывали лишь силуэты крыш и высокие шпили дворцов. – О дате нашей свадьбы? – задумчиво протянул я. – Тебя интересует какой-то конкретный день? Лилиана зашуршала страницами журнала. – Здесь пишут, герцог Логрин объявил о помолвке старшей дочери с бароном Алстоном. Бракосочетание состоится двадцатого октября, в день памяти императора Климента. Очень символичная дата, Лео, не правда ли? Я пожал плечами. – Меня устроит любая. – Даже так? – Да. Только не здесь, не в Новом Вавилоне. Завтра мы улетаем на континент, не забыла? Можем остановиться на неделю в Мадриде, а оттуда перебраться в Барселону. Как тебе такая идея? – Идея просто замечательная! – улыбнулась Лилиана, но тут же наморщила лоб. – Подожди, Лео! Ты сказал – завтра? А у меня будет время повидаться с родителями? – Вылет назначен на половину шестого вечера, – успокоил я ее и обернулся от окна. – А они разве еще не знают о нашем отъезде? – Не было подходящего случая сообщить, – легкомысленно ответила Лили. – Завтра расскажем. Ты ведь поедешь со мной? – Если это необходимо… – Лео, не волнуйся! Папа с мамой от тебя без ума. Они не запрут меня дома! – Очень на это надеюсь, – усмехнулся я. – Хотя… – вздохнула Лилиана. – Ты точно не хочешь задержаться в Новом Вавилоне? Я не хотел. В столице было проще простого случайно повстречаться с кем-нибудь из старых знакомых, а мне вовсе не хотелось вновь попасть в поле зрения Третьего департамента или хуже того – людей из окружения ее величества. И потому ответил я одним коротким безапелляционным: – Нет! Лилиана прекрасно расслышала проскользнувшую в моем голосе нотку раздражения и вскинула голову. – Лео, тебя что-то беспокоит? Я вздохнул. Давным-давно стоило посвятить Лили в некоторые тайны своего прошлого, но на это попросту не хватало духу. Я боялся. Боялся напугать, боялся оттолкнуть. И потому молчал. Не стал я раскрывать истинных причин своего беспокойства и сейчас. Отвернулся к окну и посмотрел на серый город, затем с тяжелым вздохом произнес: – В газетах пишут, ее величество преставится со дня на день. У ее высочества здоровье тоже не самое крепкое. Рабочие устраивают стачки. Социалисты требуют роспуска императорского совета и учреждения выборного сената. Анархисты швырнули бомбу в министра юстиции, тот лишь чудом избежал смерти. Стреляли в судью Высокого императорского суда. Закидали бутылками с керосином призывной пункт. И так – каждый день. Я хочу оказаться как можно дальше отсюда, когда все полетит в тартарары. – Как скажешь, дорогой. Как скажешь. Я наклонился поцеловать Лилиану и предупредил: – Вернусь часа через два. – Я буду ждать, – вздохнула она, раскрыла журнал и вдруг поинтересовалась: – Помнишь, как мы останавливались здесь первый раз, в июне? – Да. А что? – Я тогда лежала в кровати и все ждала, что ты постучишься ко мне. Но так и не дождалась стука в дверь и уснула. – Могу постучаться прямо сейчас, – с улыбкой предложил я. – Нет! – не согласилась Лили. – Иди по своим делам. А я буду томиться в ожидании стука. Ты ведь постучишь? – Всенепременно постучу, – пообещал я, еще раз поцеловал подругу и ушел в собственный номер, смежный с апартаментами Лилианы. Надолго там не задержался. Только поменял сорочку на свежую, повязал шейный платок и надел пиджак. Ни зонт, ни плащ брать не стал – на улице было хоть и пасмурно, но сухо. Сезон осенних дождей еще не наступил. Выдвинув верхний ящик секретера, я вынул из него паспорт, бумажник и «Цербер», рассовал их по карманам и направился на выход. – Лео! – окликнула меня Лилиана. – Да? – заглянул я в дверь смежного номера. – Возвращайся скорее. И не забудь – мы приглашены вечером к Альберту и Елизавете-Марии! – Не беспокойся, задерживаться не планирую, – спокойно уверил я Лилиану, хотя приглашение на ужин совсем вылетело у меня из головы. После триумфального выступления в Монтекалиде, завершившегося обмороками и массовыми галлюцинациями, Альберт Брандт приобрел скандальную известность настоящего кудесника слова и стал желанным гостем на столичных светских раутах. Вместо возвращения в Новый Свет он снял дом где-то неподалеку от академии и готовился поставить в Императорском театре собственную пьесу. Проигнорировать приглашение поэта было бы с моей стороны по меньшей мере невежливо – кто знает, когда доведется вернуться в Новый Вавилон? – и оставалось лишь уповать на то, что в гости к Альберту не соберется вся столичная богема. Я взял с полки котелок и вышел в коридор. Лифтом решил не пользоваться, вместо этого направился к лестнице, размышляя, какую безделушку подарить Альберту на память. Проходя мимо стола коридорного, я небрежным кивком поприветствовал заспанного клерка, спустился на первый этаж и направился к стойке портье, но меня опередил шустрый господин средних лет, худощавый и рыжеволосый. – К господину Витштейну, – произнес он с явственным ирландским акцентом, а когда портье открыл журнал, представился: – Линч. Шон Линч. Клерк отыскал фамилию в списке гостей и молча указал на лифт, потом с дежурной улыбкой обратился ко мне: – Чем могу служить, господин Шатунов? Я поймал себя на том, что слишком уж пристально смотрю вслед рыжеволосому ирландцу, встрепенулся и выложил на стойку ключ от номера. ----------------- Скачайте книгу в нужном формате и читайте дальше:
Любая бритва по сути своей является подобием ритуального серпа кельтских друидов в праздник обновления природы. Одно движение рукой – и кожа становится чистой, а лицо молодеет, словно вместе со сбритой щетиной отсекается груз прожитых дней.