Девушка сидела напротив Тома с самого начала, еще когда никто не отходил от стола. Голубоглазая, только на внешней стороне радужки виднелся темный ободок. Держалась она отстраненно и, как Том понял по разговору, пришла с дочерью. Девочке было чуть меньше десяти лет, она спокойно играла в комнате Саввы с совсем мелким мальчонкой. Невеста, как Том привык величать Настю, разумеется, сидела рядышком, но когда все выходили покурить, тоже куда-то удалялась. Компания собралась разношерстная, многие виделись впервые, поэтому Том слегка стеснялся, – такие компании ему не нравились. И ведь Савва предупреждал об этом, но невразумительно, вот Том и попался. Если бы знал, не пошел бы на эти посиделки, скорее всего отправился бы к Невесте, хотя, с другой стороны, там ее родители… А они не всегда к месту. Потом Настя пропала надолго. Том в это время сидел в большом кабинете отца Саввы и курил свою трубочку. Она забилась смолкой, приходилось ее то кочегарить больше необходимого, то вовсе перенабивать. Идти в большую комнату, где шумело основное сборище, медленно, но неотвратимо склоняющееся к танцам, не хотелось. Вернее, девчонки, конечно, захотели танцевать и решили устроить небольшой переворот, чтобы сподвигнуть на это и своих кавалеров. «Может, тоже пойти», – лениво раздумывал Том и никуда при этом не шел – как сидел, покуривая, так и не двинулся с места. Незаметно он остался в одиночестве, остальные курильщики откочевали из кабинета. Тогда-то и раскрылась дверь, в нее осторожненько, боком, вошла эта голубоглазая. Уселась напротив Тома, подобрала глухое вечернее платье, не прикрывающее только тонкие лодыжки, улыбнулась в полумраке и сказала: – Как я поняла, вас зовут Томом? Странное имя. – Ничего странного. Отец у меня долгое время работал в Грузии, а там есть имя – Томаз, с «з» на конце. Вот он и назвал меня… в честь одного из своих друзей, кажется. – А фамилия? – Извеков, – теперь уже усмехнулся Том. – Дед из детдомовских, после войны там наловчились давать фамилии – Непомнящий, или Бессмертнов, или Живой… Но дед оказался у людей поумнее, они и придумали такую фамилию, от прилагательного. – Том вздохнул и спрятал трубку в карман. – Когда Союз распался, он перебрался в Кинешму, но теперь это дело прошлое. Он умер. – А ваши родители? – Вы всегда задаете так много вопросов? – Только тем. кого хочу расспрашивать. Том призадумался. Зачем ей это, почему она вздумала так на него наехать? В конце концов он так и спросил. – Вы меня интересуете, – просто сказала девушка. И тут же протянула руку. – Лариса, можно Лара. – Том пожал холодные пальцы, а потом снова уселся поудобнее. – Я про вас много знаю. И давно хочу познакомиться. Поэтому и пришла сюда. – Даже с дочерью? – С ней, чтобы все было ясно. С самого начала. «Это что же, – подумал Том, – она за мной ухаживает? Чушь какая-то, я же с Настей, Невестой…» Ее даже в КБ так подружки называли, всем было известно, что он, Том Извеков, сделал ей предложение, которое было с некоторыми оговорками принято. – Я тут не один. – Знаю, но это меня, как видите, не остановило. – Лара посмотрела в большое, довольно высокое окно сбоку от Тома, за которым падал снег. Что и говорить, сочельник получился на славу, вот только это был католический сочельник. Но народ все равно решил его отметить, а Савва предложил провести вечер у него, с чем все, разумеется, согласились. Отец Саввы был не кто иной, как главный инженер завода, квартира у него была огромная, Том даже не был уверен, что она пятикомнатная – кажется, в ней была такая запредельная штуковина, как специальный закуток для прислуги. Дом-то старый, сталинской еще постройки. И располагалось жилье Саввы удобно, почти в центре города, неподалеку от набережной и всяческих автобусов. Правда, до общежития, где обитал Том, езды более получаса, но на это жаловаться не приходилось, если уж Савва считался его, Тома, главным другом… – Вы вместе с Саввой работаете? – На кораблестроительном, в КБ. Он – технолог, а я электрикой занимаюсь. И немного прибористикой, но это только когда меня заставляют. – Нравится работа? – Нет. А где вы трудитесь? – Хирургическая сестра, в первой клинической, хотела когда-то стать врачом… Не вышло. Голубоглазая Лара посмотрела на дверь – вспомнила о дочери. Том кивнул: о раннем замужестве, неудачном и скоренько развалившемся, отложенных планах по поводу мединститута и нынешнем одиночестве догадаться было нетрудно. – Значит, вы пришли, чтобы поймать меня тут? Или я обольщаюсь? – Так и есть. – Лара медленно улыбнулась, на этот раз грустно. – Савва – младший брат моей лучшей подруги… Она сейчас далеко – вышла замуж и живет в Питере. – Я знаю, она окончила питерскую корабелку. – Том вздохнул и решил, что не слишком разоткровенничается, если признается: – Когда-то я и сам хотел туда поступать. Но это превосходило финансовые возможности семьи. Пришлось тут, в Ярославле. – Нравится наш город? – Река нравится, хотя я мечтал о море, о больших верфях, об океанических кораблях. А город… Люди нравятся больше. – Ты знаешь, что производишь впечатление человека, который оторван от всего разом? – спросила Лара, подчеркнуто переходя на «ты». – Я неудовлетворен… работой, бытом, может быть, перспективами. – Он вздохнул и попытался снова набить трубку. – Но казаться оторванным – нет, не признаю. – Давно видел маму? – Она вышла замуж вторично, у нее своя жизнь. – Вот у меня родителей не осталось. – Лара вздохнула. – А знаешь, как иногда хочется, чтобы… – Она закусила губу. – А невеста у тебя очень красивая. Она кто? – С нами работает, чертежницей. Отец на нашем заводе начальник цеха, мама… Не знаю, кажется, я видел ее на какой-то фотографии в милицейской форме. Обычная семья, хорошая, честная. – Он действительно не знал, что еще можно добавить. – Ты не любишь ее. – Твое-то какое дело? – Том хотел, чтобы в нем взыграло возмущение, но как-то не получилось. – Если хочешь знать, я хоть и старше тебя намного, но положила на тебя глаз. Поэтому меня это тоже интересует. «А вначале показалась робкой, – вспомнил Том, – ну и ну!» Бухающие даже среди толстых стен отзвуки музыки вдруг стали на миг высокими, потом резко оборвались. Послышались выкрики, кто-то кому-то орал приказным тоном, кто-то рычал, какая-то девица взвизгнула. Том поднялся, сунул неразгоревшуюся трубку в карман и вышел в большую комнату. Тут пытались подраться, не очень успешно, впрочем. У одного из весельчаков с пшеничным чубом, вероятно, считавшего себя роковым красавцем, под скулой расплывался синяк, у другого губы были в крови. Обоих, конечно, уже разняли и старательно удерживали. Какой-то напившийся толстячок в галстуке, съехавшем чуть не за ухо, по-прежнему орал: – Олухи, не могли выйти, прямо тут решили праздник испортить?! Вероятно, он еще не допил. Настя вдруг вылетела одним прыжком из компании девчонок и оказалась рядом с Томом, обхватила его за руку и словно бы спряталась за него. Том удивился, но посмотрел на девушек и все понял. Драка-то случилась из-за Невесты. И вот теперь он оказался в нее как бы втянут, хотя сидел в кабинете отца Саввы, покуривал и разговаривал с Ларой. Скверно вышло: если бы Том сидел тут, тогда и драки бы не случилось. Парень с синяком вдруг переключился на него и принялся что-то выкрикивать, едва проглатывая матерщину. Тот, что был с разбитыми губами, расслабил руки, ребята его отпустили, и внезапно он снова бросился в атаку с воплем: – А я говорю, она моя!.. И залепил по скуле чубатого еще разок, да с оттягом, так что по всей комнате чпокнуло. Том посмотрел на Настю: та выпила больше, чем полагалось, и к тому же стыдилась происходящего. Это гораздо лучше всяких оправданий подтверждало, что ее вина тут немалая. Неожиданно откуда-то выскочил Савва – в одной рубашке, веселый, словно ничего неприятного не произошло, – оттащил окровавленного, повелительно вывел ребят, которые удерживали чубатого, в коридор, потом оказался у проигрывателя и попробовал его завести. И тут-то выяснилось, что отменный трехколоночный, с сабвуфером, сидишный проигрыватель не желает включаться. Девицы собрались в стайку обсуждать перипетии скандала, но Савва, даже не изменившись в лице от поломки проигрывателя, подошел и к ним. – Ничего страшного, будем плясать под телевизор!.. А что остается? – И комично развел руками. Вот за это его все и любили – за неизменную и добротную интеллигентность. Телевизор включили на полную мощность. Передавали там какую-то лабудень, музыкальные программы часто прерывались трансляциями того, как празднует Рождество Европа. Некоторое время Настя не отходила от Тома, держала его за руку, и он не знал, что делать, потому что танцевать не хотел. Наконец решил ее уговорить не уходить пока: – Ничего страшного, ребята подпили… Если никто не будет вспоминать, они к концу вечера брататься начнут. И лишь потом понял, что первое ошеломление Насти уже прошло и она сама не хочет уходить. К тому же к ней присоседились какие-то девушки, пытались, кажется, поговорить о том, что и как произошло. И утешить, может быть, даже с оттенком зависти – не из-за каждой такие страсти загораются. Довольно скоро Том отошел в уголок, по-прежнему совсем не жалея, что не любит и не умеет танцевать. Он и не заметил, как рядом с ним оказалась Лариса. Она вдруг взяла его ладонь в свою – незаметно для всех, кроме них двоих. Это вызывает сильное чувство, когда тебя так берут за руку – совсем не похоже на расхожее рукопожатие… И еще от нее веяло, кажется, участием, некоторой формой поддержки, по сравнению с которой даже Невестина красота не вызывала чрезмерных надежд. «Дело в том, что она – опытная», – решил Том, но отказываться от той теплой волны, что исходила от Лары, не хотел. Он не знал, что этот вечер долго будет ему помниться. И даже очень долго – много веков и во многих местах, о которых он в тот момент и не догадывался. Просто потому, что все было таким обыденным, таким человеческим… А дальше случилось вот что. Музыкальный канал вдруг сорвался с приема, по экрану пошли разводы, кто-то даже высказался, мол, дождались: сидюк накрылся, теперь и телик… Но неожиданно возникла странная, временами уплывающая в сторону картинка, которая демонстрировала что-то бесформенное, фиолетовое и жуткое. А потом она заменилась на необычного диктора в какой-то пропотевшей футболке. Том потом пытался понять: человеком был диктор или нет? Что-то в грубых, незнакомых чертах его лица наводило на сомнения в человечности. На дурацком, но вполне вразумительном русском диктор, помявшись, объявил: «Мы прибыли к вам из другой звездной системы, земляне. Мы вас завоевываем». ------------- "Скачайте книгу в нужном формате и читайте дальше"
Девушка сидела напротив Тома с самого начала, еще когда никто не отходил от стола. Голубоглазая, только на внешней стороне радужки виднелся темный ободок. Держалась она отстраненно и, как Том понял по разговору, пришла с дочерью. Девочке было чуть меньше десяти лет, она спокойно играла в комнате Саввы с совсем мелким мальчонкой.
