Утром по моей кухне пронесся ураган, и имя ему было Джастин. Я вздохнул, окидывая взглядом последствия завтрака моего квартиранта. Что за муха укусила мальчишку? На обеденном столе стоял открытый пакет молока, рядом с ним – тарелка, ложка и коробка хлопьев, которую Джастин тоже не потрудился закрыть. Часть хлопьев рассыпалась по столу. Капли молока поблескивали вокруг тарелки и блюдца с недоеденным тостом. На кухонном столе уныло черствела забытая буханка и грелась в лучах солнца масленка. Два куска хлеба тосковали в тостере: судя по виду, Джастин не удосужился их поджарить. Я поднял газету, лежавшую возле раковины: парень умудрился залить ее водой. Хорошо, что я успел проглядеть новости – теперь все страницы слиплись. Несколько секунд я молча смотрел в окно, пытаясь успокоиться. Потом снова оглядел кухню. Ладно, может, не ураган. Назовем это небольшим тропическим штормом. Я же не из тех маниакальных чистюль, что сходят с ума при виде малейшего беспорядка. Нет, как и большинство мужчин, я могу жить в беспорядке, но мне гораздо больше нравится, когда в доме чисто и вещи лежат на своих местах. Впрочем, раздражаться по пустякам тоже не дело. Наверное, Джастин просто торопился к первой паре. Хотя кампус Афинского университета всего в трех кварталах от моего дома, так что бегом он мог добраться за пять минут. Такое поведение было на него не похоже – вот что беспокоило меня в первую очередь. Этот восемнадцатилетний парень уже пару месяцев снимал у меня квартиру и обычно убирал за собой. Но последние несколько дней он завел привычку разбрасывать вещи по всему дому и оставлять бардак на кухне. Возможно, стоило ожидать чего-то подобного, когда я отступил от своего железного правила касательно квартирантов. Три года комнаты в моем доме сдавались только студентам старших курсов: они были настолько заняты учебой, что не причиняли никаких неудобств. Я крайне дорожил своей тихой размеренной жизнью, а Джастина пустил, желая оказать услугу старой подруге. Мы с его матерью, Джулией Уордлоу, знали друг друга со школьной скамьи и вместе учились в университете. По словам Джулии, Джастин, ее единственный сын, был не готов к суровой жизни в общежитии. Она хотела, чтобы первый год учебы он провел в спокойной домашней обстановке. После того как Джулия мне всю плешь проела, я практически почел за честь принять под крыло ее драгоценного отпрыска. Тычок мощной лапы отвлек меня от невеселых раздумий. Я посмотрел вниз, и Дизель, мой двухлетний мейн-кун, сочувственно мурлыкнул. Потом убрал лапу с моей ноги и моргнул. – Знаю, Дизель, – я покачал головой. – У Джастина определенно проблемы, иначе он не стал бы так себя вести. Дизель снова мурлыкнул – многие мейн-куны не мяукают, как обычные коты, предпочитая издавать иные забавные звуки, – и я наклонился, чтобы его погладить. Он все еще ходил в летней шубке, мягкой, как пушок. Загривок и хвост пока не топорщились шерстью, которая будет греть его в грядущие холодные месяцы. Кисточки на ушах жизнерадостно торчали вверх, пока кот смотрел на меня, терпеливо ожидая продолжения разговора. Дизель был серой масти с темными подпалинами; в свои два года он весил около двенадцати кило и еще не достиг кошачьей зрелости. Несмотря на мощную шею и внушительную мускулатуру, мейн-куны выделяются среди собратьев крайним миролюбием. И Дизель полностью соответствовал характеру своей породы. – Придется поговорить с нашим жильцом, – сказал я наконец. Дизелю нравился Джастин; кот часто навещал его комнату на третьем этаже. – Только представь, что сделает Азалия, если зайдет как-нибудь утром на кухню и обнаружит вот это . Наверное, четвертует Джастина, и меня заодно. Мы с Дизелем мрачно переглянулись. В том, что касалось порядка, Азалия Берри, домоправительница, которую я унаследовал вместе с домом после смерти дорогой тетушки Дотти, была неумолимо строга. В отношении больших котов ее взгляды тоже не отличались мягкостью, но они с Дизелем как-то смогли прийти к согласию, когда я принес котенка два года назад. Несмотря на свой юный возраст, он быстро догадался, что Азалия не жалует кошек – в отличие от студентов. Но это не значило, что она позволит Джастину устраивать на кухне погром. Нужно помочь парню разобраться с проблемами, какими бы те ни были, прежде чем домоправительница поймает беднягу на беспорядке и устроит ему разнос. Я не мог упрекнуть Азалию в излишнем рвении. Тетушка Дотти вложила немало денег и декораторских способностей в комнату, которую считала сердцем любого дома. Большие окна кухни выходили на юго-восток, и каждое утро она буквально купалась в солнечных лучах. Выкрашенные в светло-желтый цвет стены и белая плитка на полу только усиливали этот эффект. Довершали картину нежно-голубые шкафчики, которые отлично сочетались с темно-синими стульями и столом. Казалось, если принюхаться, то обязательно почувствуешь запах имбирных печений тетушки Дотти – аромат моего детства. Эта комната была полна счастливых воспоминаний, но на секунду сердце сжалось от боли. Три года назад я потерял и тетю, и свою любимую жену, Джеки. Смерть унесла их одну за другой с разницей всего в пару недель. Но мне до сих пор было легко представить, как они сидят за обеденным столом и весело болтают. Очнувшись от грез, я снова посмотрел на Дизеля. Готов поклясться, его морда выражала искреннее сочувствие. – Ладно, хватит, – сказал я. Кот дернул хвостом, развернулся и направился в прачечную, где стоял его лоток. Я принялся наводить порядок на кухне и уже прятал в шкафчик коробку с хлопьями, когда в дверях нарисовался Джастин. В одной руке он сжимал потрепанный рюкзак, другой убирал с лица темные волосы. Парню не помешало бы постричься – или начать уже завязывать их в хвост. – Мистер Чарли, – растерянно пробормотал он. – А я как раз хотел… Подскочил Дизель и начал тереться о его ноги. Джастин нагнулся, чтобы почесать мейн-куна за ушами, но продолжал поглядывать на меня исподлобья. – Думал, ты уже отправился на пары, – сказал я. – Если бы сюда зашла Азалия, боюсь, она бы не обрадовалась. Я старался смягчить упрек, но Джастин все равно покраснел и опустил голову так, что отросшие волосы снова упали на лицо. Буркнув что-то под нос, он выпрямился, а Дизель уселся рядом с ним. – Что ты сказал? Джастин пожал плечами. – Простите, – повторил он уже громче, но голову так и не поднял. – Я правда хотел все убрать, но потерял счет времени, – парень быстро глянул на меня и опять уставился на свои ботинки. – Ничего страшного, Джастин. Но я заметил, что в последние дни ты стал каким-то рассеянным. Это на тебя не похоже. Он снова пожал плечами. – Ладно, я уже опаздываю. Пока, Дизель. Джастин повернулся и исчез в коридоре. Я услышал, как открылась и аккуратно закрылась входная дверь, и вздохнул с облегчением, так как почти ожидал, что он захлопнет ее с грохотом. Нам с Джастином определенно стоило поговорить. Его что-то беспокоило, и он едва ли не грубил. Парень – к слову, ничем не примечательный, – прожил у меня два месяца и до сих пор ничего подобного себе не позволял. Будучи в прошлом отцом двух подростков, я знал, что резкие изменения в поведении могут свидетельствовать о больших проблемах. Оставалось надеяться, что речь не идет о наркомании. В противном случае отец Джастина, консервативный священник евангелистской церкви, скорее всего сразу заберет его из университета. Джулия тоже не обрадуется и, вероятно, обвинит меня в том, что недоглядел за мальчиком. Только этого не хватало. Если Джастин действительно ввязался во что-то серьезное, ему придется ехать домой. Вряд ли я чем-то помогу парню. Дизель прошествовал мимо меня к вешалке у задней двери. Я понял намек и снял с крюка шлейку и поводок. Пока готовил Дизеля к выходу на улицу, тот радостно тарахтел – в полном соответствии со своим именем. Он любил ходить со мной на работу. – Подожди, возьму пальто и сумку, – сказал я. У самого порога проверил, нет ли на галстуке пятен от кофе, а на брюках – кошачьей шерсти. И почему темная ткань притягивает ее, как магнит? Пройдясь щеткой по штанинам, я наконец распахнул дверь. За два года, прошедшие с тех пор, как я нашел дрожащего котенка на парковке у библиотеки, большинство жителей моего родного города привыкли к виду кота, идущего на поводке. Дизель рос, и некоторые стали задаваться вопросом, нет ли среди его ближайших предков рыси. Просто никто в городе, включая меня, ни разу не видел мейн-куна. Интересно, что они скажут в следующем году, когда он еще подрастет. Незнакомые люди иногда останавливали нас посреди улицы и спрашивали, не собака ли Дизель. Клянусь, в такие моменты вид у моего кота бывал до крайности оскорбленный. Он вообще дружелюбный зверь, но дураков не выносит, за что я его очень уважаю. Набрав полную грудь прозрачного осеннего воздуха, я почувствовал запах дыма. Было еще рано разжигать камин, но, кажется, кому-то из соседей не терпелось погреться у камелька. Я вспомнил, как еще мальчиком в холодные зимние дни сидел у горящего очага в родительской гостиной. Дома на нашей улице в большинстве своем перешагнули столетний рубеж; под их крышами поколения сменяли друг друга, а элегантная архитектура и классические лужайки все так же радовали глаз. Проверенное годами добрососедство стало мне надежной опорой после утраты жены. Но сейчас было не время предаваться грустным мыслям. Мы с Дизелем зашагали по тротуару: я сзади, кот в полуметре впереди. Кампус Афинского университета, куда мы направлялись тем утром, находился в трех кварталах к востоку. Дорога, на которую стоило бы тратить от силы пять минут, отнимала у нас пятнадцать-двадцать, поскольку многочисленным поклонникам Дизеля не терпелось с ним поздороваться. Кот приветливо урчал и мурлыкал, вызывая улыбки на лицах и поднимая всем настроение. Пара человек спохватилась и пожелала доброго утра и мне, так что я не чувствовал себя забытым. Джордан Томпсон, владелица «Афинэума», независимого книжного магазина, вышла на утреннюю пробежку и помахала нам рукой. Ее спортивная самоотверженность вызывала у меня искреннее восхищение; я надеялся, что рано или поздно вдохновлюсь ее примером. Мы с Дизелем приблизились к университетской библиотеке, как раз когда Рик Такетт, наш офис-менеджер, открывал дверь. Ровно в восемь утра, и ни секундой раньше. Внутри особняка в стиле Греческого Возрождения, построенного еще до гражданской войны, располагалась администрация, архив и коллекция редких книг. Главное здание, известное как Библиотека Хоуксворта, находилось по соседству. Рик кивнул в ответ на мое «доброе утро» и отошел в сторону, пропуская нас. Лет на десять старше меня, он был славным малым, но не слишком разговорчивым. А поскольку большую часть времени Рик проводил в главном здании, виделись мы нечасто. Дизель уверенно направился к центральной лестнице, которая вела на второй этаж. На площадке повернул налево и остановился перед дверью с застекленной табличкой «РЕДКИЕ КНИГИ», украшенной золотым листиком. Войдя в кабинет, я спустил Дизеля с поводка и принялся включать свет. Когда с этим было покончено, кот уже устроился на своем любимом месте – лежанке на широком подоконнике как раз позади моего рабочего стола. Я снял с него шлейку и убрал ее под лежанку. Дизель довольно тарахтел, пока его хозяин готовился к работе: вешал пальто и сумку, включал компьютер и прикидывал список дел на сегодня. Я трудился в библиотеке три дня в неделю: составлял каталоги и занимался архивами. И настолько любил свою работу, что, по сути, никогда не воспринимал ее как труд. В библиотеке Хьюстона на мне в основном лежали обязанности администратора. Возвращение к каталогам было настоящим благословением после возни с бюджетом и персоналом. Мне нравилось работать в тишине, с Дизелем и редкими книгами. Едва я начал читать электронную почту, как в дверь постучали. – Доброе утро, Чарли, – заглянула к нам Мельба Гилли. Годы никак не отразились на ее шикарной фигуре – она вообще мало изменилась со времен старшей школы и по-прежнему заставляла трепетать мужские сердца. В том числе и мое. Наша с Мельбой симпатия была взаимной, но до сих пор мы довольствовались дружескими отношениями. Я пока не ощущал готовности с кем-либо встречаться, а поскольку на горизонте маячило пятидесятилетие, сильно сомневался, что буду готов когда-нибудь. Мне не хотелось привносить в свою жизнь лишние сложности. – Доброе, Мельба, – откликнулся я. – Как дела? Мельба плюхнулась на стул перед моим столом, смахнула несуществующую пылинку со своего безукоризненного костюма цвета спелого баклажана и наконец ответила: – Волнуюсь! А ты нет? – она посмотрела мимо меня в сторону окна. – Доброе утро, Дизель! Дизель мурлыкнул в ответ, но с лежанки не встал. – По какому поводу? – нахмурился я. Неужели что-то забыл? – Из-за приема сегодня вечером. Почему еще я должна волноваться? – улыбнулась Мельба. – Не каждый день наш город приветствует своего золотого мальчика. – Ах, это, – протянул я. – Большое дело. Мельба покачала головой. – Чарльз Харрис, не говори, что тебе не любопытно посмотреть на Годфри Приста после стольких лет. Знаю, вы не особо ладили в старшей школе, но уверена, ты хочешь увидеть знаменитого автора во плоти, – засмеялась она. Я покачал головой, невольно копируя Мельбу. – Он был придурком тридцать два года назад, и вряд ли с тех пор что-то сильно изменилось. Разве что теперь он богатый придурок. – Он был женат четыре раза, – Мельбу уже было не остановить. – Во всяком случае, я так слышала. Но, думаю, он может позволить себе платить алименты – с такими-то тиражами и гонорарами. – Ну, на мне ему заработать не удалось, – заметил я. – Во всяком случае, после его первых книг. – Значит, кое-что ты все-таки читал? – лукаво подняла бровь Мельба. – Отрицать не буду. Испытывал любопытство, как и каждый в Афинах. И первые книги мне даже понравились. Они были увлекательными. Но потом он принялся за триллеры, и сюжеты от книги к книге становились все более невразумительными, – я скривился. – Не говоря уже о жестоком отношении к женщинам. Неужели ты его до сих пор читаешь? Мельба откинулась на спинку кресла. – Бросила пару книг назад. По тем же причинам, что и ты. – Так чего ты радуешься? – Он же знаменитость, автор бестселлеров! – воскликнула она. – Как часто к нам в Афины приезжают знаменитости? Разве это не повод для радости? Я закатил глаза. – Мне почему-то вспоминается случай, когда Роберта Хилл застукала мужа голым и пьяным в стельку в трейлере Лиз Грэхем. Она тогда выкрасила его розовой краской, а он потом гнался за ней с топором по главной улице. Тогда наш город тоже бурлил от волнения. Мельба прыснула со смеху. – Милый, тебя там просто не было. В жизни не видела ничего смешнее! Розовый Делберт бежит, потрясая «колокольцами»… Я как раз выходила из банка, когда они с Робертой пронеслись мимо меня. Ему еще повезло, что жена ограничилась краской. Могла бы и сама топором воспользоваться. Например, укоротить его в некоторых местах. Я тоже рассмеялся, стараясь не думать, какие места имела в виду Мельба. Дизель позади меня громко затарахтел, словно веселился вместе с нами. Беседу прервал звонок мобильного. Поморщившись, Мельба вытащила телефон из чехла на поясе. Она прокрутила его между пальцами, как опытный стрелок – револьвер, прежде чем прочитать текст на экране. – Его величество требует меня. Она заверила начальство, что уже в пути, после чего, еще раз прокрутив телефон, вернула его в чехол. – Долг зовет, – вздохнула Мельба, вставая из кресла. – Клянусь, этот человек и свою крохотную задницу не найдет, если я не покажу. И она хихикнула. – Вот почему он так ценит свою помощницу. Ты всегда знаешь, где что лежит. – Увидимся, дорогуша, – широко улыбнулась Мельба. Я хмыкнул. Питер Вандеркеллер, директор библиотеки, был похож на садовые грабли. К невероятно худой фигуре ростом под два метра прилагались ноги сорок восьмого размера. Мельба клялась и божилась, что никогда не видела, как мистер Вандеркеллер ест. И я был склонен ей верить. При мне директор тоже не клал в рот ничего, кроме кончика ручки или карандаша, которые жевал во время собраний. После ухода Мельбы в архиве воцарилась приятная тишина. Мельбу Гилли можно было назвать какой угодно, но не тихой. ----------------- Скачайте книгу и читайте дальше в любом из 14 удобных форматов:
Утром по моей кухне пронесся ураган, и имя ему было Джастин.