Корабли шли на запад. Их было три – две каравеллы, названные в честь известных в Палосе куртизанок, и одна каракка, чье имя пришлось переменить. Негоже Адмиралу моря Океана пускаться в великое предприятие на борту посудины с названием «Гальега».[1] Владелец ломался, не желая давать каракке имя Пречистой Девы. Под нажимом уступил, ворча, что над ним будут смеяться во всех портах от Бадалоны до Сантандера. Да кому он нужен, этот баск Хуан де ла Коса! Право, в случае его отказа было бы даже неловко затруднять Святую Инквизицию разбором мелких предрассудков мелкого человечишки… А смеяться не станут. Как только из дымки на горизонте смутно проступят берега Катая или Сипанго, смех будет каким угодно, только не глумливым. И уж тем более когда корабли вернутся в Испанию с трюмами, полными золота, пряностей и азиатских диковин! Так будет. Обязательно. Иначе зачем он восемь лет кряду вдохновлял, упрашивал, торговался, интриговал при дворе Фердинанда и Изабеллы? Чего ради доказывал в ученых диспутах то, что было очевидно еще Аристотелю? С какой стати потратил зрелые годы единственной – никто не даст другую – жизни на подготовку к великому делу, казавшемуся многим странной причудой, если не ловким жульничеством? Для чего унижался, вызывая насмешки пустоголовой золоченой знати, умолял, доказывал, жил на подачки? Дело того стоило. Восемь лет – срок большой, но сделано, пожалуй, все, что можно. Титаническими усилиями и бесконечным терпением перевернут огромный замшелый валун, дальше он покатится под уклон сам собой, лишь подтолкни его легонько… Так верилось. Неужели ошибка? Высокий сорокапятилетний человек сидел, сгорбившись, в каюте, больше похожей на конуру. Сквозь крохотное окошко виден был пенный след за кормой «Санта-Марии». В кильватер шли «Пинта» и «Нинья». Океан слепил бликами. Было жарко. Адмирал расстегнул на груди роскошный камзол, швырнул на грубый дощатый стол шляпу с пером. Лицо, когда-то приятное, загорело дочерна и обветрилось. Тяжелые думы прибавили морщин. В рыжеватой шевелюре прочно поселилась седина. Неужели ошибка?! Не может быть. Нет и нет. Неточность – да, но ошибки быть не может. Святая Дева не допустит. Вечерело. Огромный диск солнца клонился к закату, чтобы погаснуть в море Мрака. Подходил к концу тридцать восьмой день плавания на запад. Господь Вседержитель, спаси и защити! Не дай пропасть великому делу, совершаемому во имя Твое! Позволь рабу Твоему довести до конца начатое! Вразуми неразумных, укрепи малодушных, покарай непослушных десницею Твоею!.. Адмирал молился. Молитва короткая, но жаркая, от чистого сердца. Сказано «амен» – и полегчало на душе. Но тяжелые мысли никуда не делись. Что было не доделано там, в Испании? Что было сделано не так? Быть может, следовало умерить требования, выторговав взамен большее – ощутимую поддержку короны? Нет, ошибки не было. Все равно пришлось бы пускаться в плавание с теми моряками, что есть. Нет лучших моряков у Арагона и Кастилии. В Португалии они есть, но король Жуан счел непомерными требования безвестного генуэзца… Дело прошлое. Но и теперь сделано все, что можно! Одной лишь горячей речью укрощен первый бунт. Внесен раскол в команду и в опоре на верное меньшинство малой кровью подавлен второй бунт, гораздо более опасный. Назначено и дважды увеличено вознаграждение тому, кто первым увидит землю. Этот провонявший рыбой палосский босяк станет не просто обеспеченным на всю жизнь человеком, нет, он сделается вторым по значению лицом после губернатора новых земель! То есть он считает, что сделается… Нет иного способа внушить веру в успех, заставить матросов шумно спорить за очередность сидения в корзине на мачте, всматриваясь гноящимися зенками в пустынный горизонт. Олухи доверчивы. Придет удача, и все забудут об опрометчиво данном обещании, а один обиженный не в счет. Чего ради Адмиралу моря Океана и будущему губернатору богатейших владений дарить за здорово живешь то, что по праву принадлежит ему, Кристобалю Колону, и его сыну Диего? Да, за здорово живешь! Бездельников приходится манить обещаниями щедрых подачек, чтобы они выполняли свои прямые обязанности. Не команда – сброд! А ведь погода стоит прекрасная, дует попутный ветер. Ни одного серьезного шторма за тридцать восемь дней. Чего же они боятся? У олухов короткое дыхание, они хотят легких успехов. А еще они суеверны и твердят о бесконечности моря Мрака и безумии Адмирала. Поначалу шептались, теперь говорят в голос… Господи, не оставь! Если верить картам, корабли уже вторую неделю должны идти по суше. Где она, суша? Тосканелли и Бехайм солгали! Нет. Они лишь заблуждались, полагая Индию и Катай расположенными ближе к Иберии, чем они лежат на самом деле. Кабинетное знание лукаво, оно всегда нуждается в проверке со стороны тех, кто не боится поставить на кон все свое достояние и жизнь в придачу. Нужно просто плыть на запад, пока с верхушки мачты не раздастся радостный вопль: «Земля!» Океан окрасился в багряные тона. Солнце садилось. Покинув тесную и жаркую каюту, Колон поднялся на палубу. – Адмирал! Хуан де ла Коса выглядел чернее тучи. – Два слова, Адмирал. Прошу на корму. Я не хочу, чтобы нас слышали матросы. Колон надменно кивнул. Каблуки его ботфорт размеренно простучали по палубному настилу. Проскрипели ступени трапа. Лишь двое на кормовой надстройке. – Я вас слушаю, капитан. – Адмирал, я вас умоляю, прикажите повернуть… Команда больше не хочет участвовать в безнадежном деле. Они твердят, что вы всех их погубите. Они опасны, Адмирал. Когда люди боятся всего, и с каждым днем все сильнее, они устают бояться. И в первую очередь в них исчезает страх совершить грех убийства. Вы меня понимаете, Адмирал? – Отлично понимаю. Вы не в состоянии управлять экипажем. Но вам придется приложить к этому все силы, пока вы у меня в подчинении. Скажите им… скажите, что я намерен плыть на запад еще три дня. Если через три дня мы не наткнемся ни на Катай, ни на Сипанго, я сам прикажу повернуть назад. Вечерний ветерок веял прохладой, но на лбу и носу капитана дрожали крупные капли пота. – Адмирал, я позволю себе напомнить… Вы клялись… Вы уже давали срок в три дня. Сегодня кончился пятый. – Еще три дня. – В раздражении Колон притопнул ботфортом. – Слышите – три! – У нас уже осталось меньше половины запаса провизии, да и та портится. Адмирал, у нас выпито больше половины воды и вина! На «Пинте» и «Нинье» с водой еще хуже. Через три дня возвращаться будет поздно! Вы нас погубите! Вы погубите корабль, а ведь это мой корабль!.. – Чепуха! Мы отклонимся к северу и поймаем пассат, а вдобавок войдем в полосу попутного течения. Если надо, будем выдавать воду порциями. Но я клянусь вам, этого не понадобится. Если не завтра и не послезавтра, то на третий день вы увидите землю. Вы видели в море водоросли? – Да, и сегодня их меньше, чем вчера… – Это ничего не значит. Земля ждет нас на западе. Богатейшая земля! – Вы все еще верите в это, Адмирал? – В голосе капитана послышалось отчаяние обреченного. – Больше, чем когда-либо. Идите и выполняйте мои распоряжения.
Хуан де ла Коса молча отошел. Оставшись один на кормовой надстройке, Колон проскрежетал зубами. Они будут послушны! Его воля сломит их ослиное упрямство и приведет к успеху! Еще три дня… Да, через три дня и впрямь, пожалуй, придется повернуть носы каравелл на восток, если не покажется земля… И тогда – крах всем надеждам, напрасно прожитая жизнь… Господи, не допусти! А де ла Коса ненадежен… И Пинсон… о, Алонсо Пинсон ненадежен вдвойне! Интересно, для чего минувшей ночью «Пинта» подошла впритирку к «Санта Марии»? Чего хотел хитрый Пинсон? О чем сговаривался с де ла Косой? Они думали, что Адмирал спит, но он пробудился. Иногда разговор вполголоса тревожит сильнее, чем громкий крик, и будит спящего. К сожалению, ничего толком не удалось подслушать. На прямой вопрос де ла Коса только и сказал: «Пинсон тревожится». Как будто это и так не ясно! А дальше? А дальше якобы ничего не было, и «Пинта» отстала… Огненный диск упал в воду, и сразу посвежело и потемнело. В этих широтах темнеет быстро. Матросы на палубе затянули песню – как ни удивительно, веселую, хоть и похабную. Что бы это значило? Неужели махнули на все рукой, распрощались навеки с родимым Палосом и готовы идти хоть к дьяволу в пасть? Давно бы так. А может, капитан не так плох, как думалось? Любопытно знать, какие слова он нашел для команды? – Адмирал, смотрите, «Пинта»! – Спешно взбираясь на кормовую надстройку, де ла Коса грохотал каблуками по трапу. За ним – еще кто-то… На «Пинте» спустили прямой парус. «Пинта» делала поворот на шестнадцать румбов. За нею начала поворот и «Нинья». Назад?! Предатели! Он догонит их и принудит к продолжению плавания на закат. Нет, к дьяволу трусов! Он пойдет на запад один. А дома Пинсона будет ждать королевское правосудие… Колон не успел додумать эту мысль. На него накинулись сзади. Он даже не успел схватиться за рукоять кинжала, всегда носимого под камзолом. Был полет, и шумный всплеск, и соленый вкус воды… И секундная досада на свою недогадливость. И возмущение, и ярость! Его, Адмирала моря Океана, выкинули за борт! Тяжелые ботфорты тянули вниз. Колон вынырнул, набрал в легкие воздуха и сейчас же вновь ушел под воду. Извиваясь червяком, он погружался, пытаясь избавиться от камзола и содрать с ног ботфорты. Это ему удалось. Уже почти совсем задыхаясь, он пробкой взлетел на поверхность. Закричал.
«Санта-Мария» ушла далеко вперед. Матросы на палубе старательно горланили песню. Когда их спросят, они ответят, что ничего не слышали. Нет-нет, совсем ничего! Потом каракка повернет и для порядка порыщет тут и там якобы в поисках Адмирала, случайно выпавшего за борт. Или, быть может, утопившегося от отчаяния? Господи, спаси его грешную душу! Разумеется, Адмирал не будет найден, несмотря на все старания. Колон умел плавать с детства. Но полезное умение уже ничем не могло ему помочь. Однако он плыл, не собираясь сдаваться. Сначала – за ушедшей далеко вперед «Санта-Марией». Потом, когда судно повернуло, он не поплыл наперерез в безнадежной попытке спастись. Странная идея овладела им. Может быть, то, что не удалось трем кораблям с маловерными экипажами, удастся одному искренне верящему в успех пловцу? Ведь должна же лежать земля на западе, должна! Восток был черен, как тело мавра, но еще светился закат. Ошибиться направлением было невозможно. А когда совсем стемнеет, любой моряк найдет верный путь по звездам. В положенный срок зажглись созвездия. Адмирал моря Океана плыл, теряя силы, и знал, что не увидит рассвета. Но он упорно плыл на запад, ища землю, к которой не приблизился и на половину пути. Никто не знает, что пресекло его жизнь – усталость или акулья пасть. Но догадывался ли он в миг последнего отчаяния о том, что пройдет еще без малого век, прежде чем море Мрака, иначе называемое Великой Атлантикой, будет наконец-то пересечено с востока на запад? Вряд ли. ----------------- Скачайте книгу и читайте дальше в любом из 14 удобных форматов:
Корабли шли на запад.