Всю ночь Берлин давили тяжелые тучи, постепенно рассеивающиеся по мере наступления хмурого утра. На западных окраинах города порывы ветра гоняли по озеру Хафель струи дождя. Небо и вода слились в одну серую пелену, слабо разделенную только темной линией противоположного берега. Ни движения. Ни проблеска света. Ксавьер Марш, следователь по делам об убийствах берлинской криминальной полиции — крипо, выбрался из своего «фольксвагена» и подставил лицо дождевым струям. Такой дождь всегда доставлял ему удовольствие. Его вкус и запах были ему хорошо знакомы. Этот холодный, пахнувший морем, с терпким привкусом соли дождь принесло с севера, с Балтики. На мгновение он перенесся на двадцать лет назад в рубку подводной лодки, с потушенными огнями уходящей в темноту из Вильгельмсхафена. Он взглянул на часы. Начало восьмого. На обочине впереди него стояли ещё три автомобиля. Владельцы двух спали за рулем. Из открытого окна третьего — патрульной машины регулярной полиции — орднунгполицай или орпо, как её называл каждый немец, — в сыром воздухе было слышно потрескивание радиопомех, перемежаемое врывающейся в эфир словесной скороговоркой. Вращающийся фонарь на крыше машины бросал свет на придорожный лес: синий — черный, синий — черный, синий — черный. Марш огляделся, ища патрульных орпо, и увидел их у озера под не спасающей от дождя березой. Что-то белело у них под ногами. На валявшемся поблизости бревне сидел молодой человек в черном тренировочном костюме со значком СС на нагрудном кармане. Он сгорбился, упершись локтями в колени, обхватив голову руками, — воплощение безысходного отчаяния. Марш в последний раз затянулся и щелчком отбросил сигарету. Она, зашипев, потухла на раскисшей дороге. При его приближении один из полицейских поднял руку. — Хайль Гитлер! Не обращая на него внимания, Марш заскользил вниз по грязному берегу, чтобы осмотреть труп. Это было тело старика — холодное, тучное, лишенное растительности и отвратительно белое. Со стороны оно могло бы показаться брошенной в грязь гипсовой статуей. Выпачканный труп лежал наполовину в воде лицом вверх, широко раскинув руки и откинув голову назад. Один глаз плотно закрыт, другой, злобно прищурившись, глядел в грязное небо. — Как вас звать, унтервахтмайстер? — не отрывая глаз от тела, спросил Марш, обращаясь к полицейскому. Тот взял под козырек. — Ратка, герр штурмбаннфюрер. Штурмбаннфюрер было эсэсовское звание, равнозначное военному рангу майора, и уставший как собака и промокший до нитки Ратка изо всех сил старался показать уважение к столь высокому чину. Даже не глядя на него, Марш знал, к какому типу служак тот относится: трижды безуспешно обращался с просьбами о переводе в крипо; покорная жена, подарившая фюреру футбольную команду детишек; жалованье 200 рейхсмарок в месяц. Живы надеждами. — Итак, Ратка, — негромко продолжал Марш, — когда его обнаружили? — Чуть больше часа назад, герр штурмбаннфюрер. Мы заканчивали смену, патрулировали в Николасзее. Приняли вызов. Срочный. Были здесь через пять минут. — Кто его нашел? Ратка показал большим пальцем через плечо. Молодой человек в тренировочном костюме поднялся на ноги. Ему нельзя было дать больше восемнадцати. Коротко подстрижен, так, что сквозь светлые волосы проглядывала розовая кожа. Марш заметил, что он избегал глядеть на тело. — Фамилия? — Рядовой СС Герман Йост, герр штурмбаннфюрер. — Он говорил на саксонском наречии, нервно, неуверенно, стараясь угодить. — Из военного училища «Зепп Дитрих» в Шлахтензее. — Марш знал это заведение: уродливое сооружение из бетона и асфальта, построенное в 1950 году к югу от Хафеля. — Я часто бегаю здесь по утрам. Было ещё темно. Сначала я подумал, что это лебедь, — добавил он, беспомощно разведя руками. Ратка презрительно фыркнул. Еще бы, курсант школы СС испугался одного-единственного мертвеца! Неудивительно, что войне на Урале не видно конца. — Видели кого-нибудь еще, Йост? — дружелюбно, по-отечески продолжал расспрашивать Марш. — Никого, герр штурмбаннфюрер. На площадке для пикников, это полкилометра отсюда, есть телефон. Я позвонил, потом вернулся и стал ждать полицию. На дороге не было ни души. Марш снова взглянул на покойника. Ну и жирен. Килограммов на сто десять. — Давайте-ка вытащим из воды. — Он обернулся к дороге. — Пора будить наших спящих красавцев. Ратка, переминаясь с ноги на ногу, ухмыльнулся. Дождь усилился, и другой берег озера совсем исчез из виду. Капли барабанили по листьям деревьев и крышам автомашин. Ливень принес терпкий запах богато удобренной земли и гниющей растительности. Марш не замечал, что его волосы прилипли к голове, по спине текли струйки воды. Он знал: каждое дело, пусть самое будничное вначале, может стать для него интересным. Ему сорок два года. Стройная фигура, седая голова и холодный взгляд серых, под цвет неба, глаз. Во время войны министерство пропаганды называло подводников «серыми волками», и в одном смысле это прозвище очень подходило Маршу — он был упорным сыщиком. Но по своей натуре он не был волком, не бегал в стае, больше полагался на свой мозг, нежели на мускулы. Поэтому скорее его можно было назвать «лисой», что и делали коллеги. Погода для подводной лодки! Он распахнул дверцу белой «шкоды». В лицо пахнуло нагретым спертым воздухом из автомобильной печки. — Доброе утро, Шпидель! — потряс он костлявое плечо полицейского фотографа. — Пора и помокнуть. Шпидель, вздрогнув, проснулся и сердито уставился на Марша. Когда он подходил к следующей «шкоде», водитель уже опускал стекло. — Все в порядке, Марш. Все в порядке, — тоном оскорбленного достоинства пропищал патологоанатом крипо офицер медицинской службы СС Август Эйслер. — Оставьте свой казарменный юмор тем, кто его ценит.
Они собрались у кромки воды, за исключением доктора Эйслера, который встал в стороне, спрятавшись под допотопным черным зонтом. Шпидель ввернул лампочку вспышки и осторожно поставил правую ногу на ком глины. Выругался, когда набежавшая волна лизнула его ботинок. — Вот дрянь! Вспышка на мгновение высветила белые лица, серебряные нити дождя, темный лес. Из ближайших камышей на шум выплыл лебедь и стал ходить кругами в нескольких метрах от них. — Гнездо стережет, — заметил юный эсэсовец. — Еще один снимок вот отсюда, — указал Марш. — И отсюда. Шпидель снова выругался, вытаскивая из грязи промокший ботинок. Дважды сверкнула вспышка. Марш наклонился и взял тело под мышки. Оно было жестким, словно резина на холоде, и скользким. — Ну-ка помогите. Полицейские с обеих сторон ухватили труп за руки, пыхтя приподняли его и поволокли по грязному берегу на пропитанную водой траву. Разгибаясь, Марш поймал взгляд Йоста. На старике были спустившиеся до колен голубые плавки. В ледяной воде половые органы съежились — в черных волосах белели крошечные яички. Левая ступня — до низа икры — отсутствовала. Так и должно быть, подумал Марш. День будет непростым. Начинаются интересные события. — Герр доктор, будьте любезны, ваше мнение. Не скрывая раздражения, Эйслер грациозно шагнул вперед, снимая на ходу перчатку. Не отпуская зонта, тяжело наклонился и ощупал пальцами культю. — Гребной винт? — спросил Марш. Ему встречались тела, вытащенные из водоемов с оживленным движением — озера Тегелер и реки Шпре в Берлине, из Альстера в Гамбурге, — которые выглядели так, будто над ними поработали мясники. — Нет, — Эйслер отнял руку, — давнишняя ампутация. Правда, довольно умелая. — Он с силой нажал кулаком на грудь мертвеца. Изо рта и пузырями из ноздрей хлынула грязная вода. — Трупное окоченение, довольно длительное. Смерть наступила двенадцать часов назад. Возможно, позднее. Он снова надел перчатку. Сквозь деревья позади них послышался шум дизеля. — Санитарная машина, — сказал Ратка. — Не слишком-то торопятся. Марш подозвал Шпиделя. — Сделайте ещё снимок. Следователь закурил, глядя на труп. Затем присел на корточки и долго глядел в открытый глаз покойника. Он оставался в таком положении довольно долго. Еще раз сверкнула вспышка фотоаппарата. Лебедь, взмахнув крыльями, приподнялся из воды и повернул к середине озера в поисках пищи.
Вторник, 14 апреля 1964 года
