Мешать он мне не мешает, так что пускай еще полежит, мертвее, чем есть, уже не станет, решил я и, накинув старый халат, отправился на кухню пить кофе. Закурил, пока напиток булькал на плите. Полагается, конечно, сообщить в полицию, но ведь мало кому известно, во сколько звонит мой будильник, а значит, я еще как бы сплю. Уселся у окна и стал смотреть на хмурое утреннее небо, пытаясь справиться с похмельем. Вечеринка удалась на славу, но я был уверен в том, что он на ней не присутствовал. Нож был длинным, как у стрелков-гурков, и раньше он висел на стене, а теперь торчал из его груди. Я курил и думал. Карл Бернини. Так его звали. Я не знал, откуда он появился. Когда-то, очень давно, мы работали вместе. Потом поссорились. Я не видел его целую вечность. И встреча, особенно при таких обстоятельствах, не могла меня не озадачить. Я его не убивал и, естественно, задумался о том, как выйти из сложившейся ситуации. Я налил себе чашку кофе, сделал несколько глотков, подумал и, пройдя по коридору, постучал в дверь задней комнаты. Я услышал кашель, какую-то возню, но потом дверь открыл Билл Мейлер. Он занимал заднюю комнату с переменным числом юношей и девушек. Я даю им приют, кормлю их. За это они содержат дом в чистоте и обслуживают посетителей, когда меня нет в городе. Он здоровенный, больше шести футов ростом, и по сравнению с ним я выгляжу просто карликом. Брюшной пресс у него напоминает рисунок протектора, а тщательно выбритая голова — пушечное ядро. Он румяный, всегда в белой рубашке. От него исходит стойкий запах марихуаны. Он предпочитает еженедельно заменять свой гарем. Он, кстати, значительно умнее, чем покажется, если вы станете судить по пустоватому взгляду его голубых глаз. Кроме того, он старается быть со мной абсолютно честным. — В чем дело? — спросил он, застегивая манжеты и похрустывая костяшками пальцев. — Пойдем, угощу тебя кофе. Протерев глаза, он пошел за мной. Я налил ему кофе, поставил на стол сахарницу. Он положил пару ложек в чашку, размешал, сделал глоток. Через некоторое время он повторил вопрос. — О'кей, — сказал я. — Пойдем, покажу. Он встал. Как и я, он был босым. Мы направились в боковую комнату, где я держал двух Пикассо. — Господи! — воскликнул он и подскочил к трупу. — Мертв, можешь не сомневаться, — сказал я. — Что случилось? — спросил он, отпустив коченеющую руку. — Не знаю. Подумал, может быть, ты знаешь. — Угу, — пробурчал он. — Если бы я это сделал, то уже убежал бы далеко и надолго. — Может быть, кто-нибудь из твоих? Он покачал головой: — Нет, я знал бы об этом. Тот, кто это сделал, предпочел бы удрать, а все мои люди на месте. — Ты его знаешь? — Нет. — А я знаю. — Вот как? — Познакомились много лет тому назад в Европе, когда я был еще студентом. Некоторое время работали вместе, потом разошлись во мнениях, после чего наши отношения трудно было назвать дружескими. Если кто-нибудь захочет узнать об этом подробнее, ему придется покопаться в архивах… — Ты собираешься звонить в полицию или… Я кивнул в ответ на первую часть вопроса. Он опять хрустнул суставами пальцев. — Забирай своих людей и уезжай, — сказал я. — Позвони мне через месяцок. Если застанешь, я сообщу, можно ли вернуться. — Чем-нибудь могу тебе помочь? — Нет. Спасибо. Лучше не вмешивайся. — О'кей. Дай нам полчаса. — Бери. Он никуда не денется. Он ушел, а я поднялся наверх, принял душ, побрился и оделся. Город за окном был окутан туманом. Где-то над головой противно шуршал мелкий дождь. Я подождал еще немного и позвонил в полицию. Некоторое время меня там никто не хотел слушать, пока я не сообщил, что в галерее валяется труп. Парень на другом конце провода мгновенно заинтересовался, сказал, чтобы я никуда не уходил и что машина скоро приедет. Я спустился и повесил на дверь табличку «Выходной», вышел на улицу и задумался, что делать дальше. Стоял под навесом и ждал. Курил и смотрел, как дым смешивается с туманом. А еще думал о том, какого черта Карл Бернини делал в Нью-Йорке. Вообще-то этот идиот заслуживал смерти. Впрочем, он был хорошим специалистом по эпохе Возрождения. У меня не слишком шикарное заведение, но я на него угробил все свои деньги. Название — «Галерея Тельца» — в честь знака моего рождения. Этот бывший склад я привел в порядок и считал своим домом. Приобрел несколько весьма неплохих работ, в основном на комиссионной основе, конечно. Даже один Дали хранился в сейфе. Он использовал кодировку узорами лака и доверил мне несколько своих кодов. Можно увидеть, что именно он сделал, если положить холст под косые лучи света. Таким образом можно определить подлинность, если, конечно, ты знаешь код. Как бы то ни было, в течение нескольких лет я считался вполне респектабельным торговцем произведениями искусства. И вот объявился Карл, к тому же мертвый. Вместе нам удалось когда-то украсть пару картин Тинторетто, много фламандских полотен, икон и дорогих ювелирных украшений. Родители послали меня в Европу учиться, но в основном для того, чтобы я оказался как можно дальше от них. Я не пользовался особой популярностью в нашей семье. Во Флоренции я познакомился с Карлом Бернини, который, узнав о моем образовании, предложил великолепный способ значительно увеличить суммы на карманные расходы. Вот и вышло: изучая искусствоведение, я одновременно приобретал, так сказать, наглядные пособия. Заниматься подобными делами я перестал незадолго до возвращения в Штаты. Вернувшись, сразу же сообщил родителям, что уезжаю в город, чтобы добровольно поступить на военную службу и отслужить свой срок по контракту. Они сказали, что безмерно рады моему возвращению. На службу я поступил потому, что хотел и далее вести свободную от обязательств перед кем бы то ни было жизнь. А еще из любопытства. Сколько я себя помнил, на меня сыпались неприятности — вот и захотелось посмотреть, продолжится ли это в армии. Такова история Тельца. Я ждал. Дождь лил не переставая.
Лейтенант Макинери медленно повторил мое имя и нахмурился. — Все правильно, — сказал я. — Овидий? — еще раз переспросил он. — Овидий Уайли? — Именно так. Я произнес по буквам, он записал в блокнот. — Впервые слышу это имя, — сказал он. — Так звали древнего поэта, который очень нравился моему отцу. Меня назвали в его честь. — Хороший был поэт? — спросил он. — Кажется, да. — Ладно, что здесь произошло? — Я не в курсе. — Не понял. Знаете вы этого парня или нет? Подождите! Не отвечайте! В любом случае нам придется вас задержать. Всю эту чушь о ваших правах сообщат ребята в участке, но если хотите, чтобы присутствовал адвокат, лучше будет, если вы позвоните ему и попросите приехать в участок. Сэкономим время. — Адвокат мне не нужен. Я не убивал, только обнаружил тело. Он пожал плечами отчасти для своего напарника, который стоял у двери и делал вид, будто я ему нисколько не интересен, отчасти для меня. — Вы бы присели, — сказал он. — Нам придется ждать бригаду по расследованию убийств. Я кивнул, подошел к дивану и сел. — Свяжись по рации с участком, — приказал лейтенант другому полицейскому — темноволосому мужчине невысокого роста, не удостоившему меня даже кивком. — Не возражаете, если я взгляну на картины? — Нисколько. Как только он отошел, его молчаливый напарник сел на стул рядом с открытой дверью и впился в меня взглядом. — Не хотите чашку кофе? — спросил я, когда мне это надоело. — Нет, — ответил он. Я налил себе кофе, стал медленно пить и думать о том, каким должен быть ответ, когда они наконец начнут допытываться, знаю ли я мертвеца. Я решил отрицать знакомство. Когда группа наконец прибыла, полицейские установили освещение и сделали фотографии. Затем начали снимать отпечатки пальцев. В первую очередь, конечно, с ножа. — Во сколько вы его обнаружили? — спросил начальник экспертов. — Честно говоря, на часы не смотрел, но сразу же позвонил в полицию. Кстати, — добавил я, — поаккуратней с картинами. Он промолчал, но взгляд его говорил: а не пошел бы ты? Я достал из кармана связку ключей и снял запасной ключ от входной двери. — Возьмите. Прошу запереть дверь, когда будете уходить. Он нахмурил брови и еле заметно улыбнулся: — А где вы сами будете? — Наверное, в участке, — ответил я. — Лейтенант Макинери сказал, что отвезет меня на допрос, дождавшись вас. Эксперт повернулся к Макинери. — Я получил такой приказ, — подтвердил тот. Эксперт пожал плечами, повернулся ко мне и протянул руку. — О'кей, я возьму ключ, и мы запрем дверь, когда будем уходить. Если не смогу вернуть ключ в участке, доставим сюда позже. Я отдал ему ключ, он еще раз посмотрел на покойного Карла Бернини. — Пойдемте, — сказал лейтенант Макинери, — прокатимся. Он проводил меня до машины. Из-за огромного количества автомобилей на улицах ехали мы медленно, и у меня было время подумать о том, что именно в этой ситуации не вполне соответствовало стандартной процедуре. Может быть, из-за моего прошлого? Маловероятно. Все зарыто слишком глубоко, и нет причин выкапывать. Но даже если и всплыл на поверхность какой-нибудь фактик, что дальше? В Соединенных Штатах я не совершил ни одного преступления. Я смотрел на дождь, постепенно редеющий туман, прохожих под зонтами, машины, грязные дома с темными окнами, в которых отражались огни фар. Слушал звуки еще не вполне проснувшегося города. Больше всего меня заботило, чтобы никто не догадался снять отпечатки пальцев с висевшей над трупом картины Шагала. Наконец мы приехали в участок, и мне официально зачитали мои права. Я сказал, что не считаю себя виновным, не нуждаюсь в адвокате и дам показания добровольно. — Почему вы это совершили? — спросил полицейский, которого мне не представили. — Я ничего не совершил, — ответил я, и началось мурыжево. Выдержав многочисленные каверзные вопросы, я сказал: — Послушайте, я с радостью соглашусь пройти тест на детекторе лжи. Это заявление, судя по всему, смягчило их отношение ко мне. — В этом нет никакой необходимости, — сказал первый полицейский. — Просто дайте показания, объясняющие то, что, по вашему мнению, произошло. Я дал такие показания. — Вы были знакомы с убитым? — Нет, — ответил я. Мы посмотрели друг другу в глаза. — Вы в этом уверены? — спросил он. — Да. А что? — Нам позвонил неизвестный и сообщил, что вы встречались с этим человеком, когда жили в Европе. — Сдаюсь, — вздохнул я. — Не могу понять, что происходит. — Мы, естественно, тоже, — сказал полицейский. — Ничего, разберемся. — Мне все равно, — сказал я. — А вам не кажется странным, что именно я сообщил о преступлении? Я имею в виду, если я его совершил. — Не знаю. Макинери и его напарник уехали на следующий вызов. Допрос продолжил тощий мужчина с морщинистым желтушным лицом, которого мне представили как Дела Мастерса. Я сидел напротив него на неудобном стуле, и свет из окна бил прямо в глаза. — Я его не убивал. Мне нечего добавить, кроме того, что я совершенно обескуражен… — Вас можно понять, — кивнул он, — учитывая обстоятельства. — …и я ничем не могу это доказать, — добавил я. — Кроме нас вы кому-нибудь звонили или разговаривали с кем-нибудь после того, как позвонили нам? — Нет. — Понятно. Боюсь, мы вынуждены будем задержать вас на некоторое время. Он встал. — Погодите! — воскликнул я. — На какое именно время вы намерены меня задержать и на каком основании? — По подозрению в убийстве, — сказал он и вышел из комнаты. Я выругался про себя. Обидно понести наказание за то, чего не совершал, особенно учитывая мое прошлое. Двое полицейских проводили меня в камеру. Они отобрали у меня спички, брючный ремень и шнурки для ботинок. — Я не собираюсь совершить самоубийство, — сказал я. — Таков порядок, — объяснили они.
Я ждал. Ждал три дня, а потом наконец попросил разрешение позвонить адвокату. К великому моему удивлению, я не получил никакого ответа. Меня даже не допрашивали. Обо мне словно забыли, разве что пищу приносили вовремя. А потом появился этот человек. В черном костюме, с кожаным портфелем, тоже черным. Он задал мне всего один вопрос. — Вы Овидий Уайли? — Да, — ответил я. — Мы можем перевезти вас отсюда, — заявил он. — Кто «мы» и куда? — спросил я. — Я подумал о Маклине, штат Вирджиния. — Отлично, — сказал я. — А что там находится? — ЦРУ, — ответил он. — Ого! Что происходит? — Не знаю, — ответил он. — Это вам объяснит шеф моего отдела. — А какое отношение все это имеет к делу об убийстве? — Не могу сказать. — А ваш босс может? — Полагаю. — Тогда поехали. Меня вывели на улицу, и предпочитавший оставаться безымянным конвоир кивнул увеличенной версии самого себя, курившей у автомобиля. Напарник открыл дверь, и я сел в машину. Никто не представил нас друг другу. Через некоторое время я, откашлявшись, поинтересовался: — Мне хотелось бы знать, куда мы направляемся. — Я уже сказал, — пробурчал первый агент, который крутил баранку и не спускал глаз с дороги. Второй сидел сзади. Мне показалось, он не хотел, чтобы я его разглядывал. — Я имею в виду ближайший пункт назначения. — Я тоже, — сказал первый. — Можно заехать ко мне, чтобы я принял душ и переоделся? — Нет, — сказал он. Чувствуя себя попрошайкой, я стрельнул у сидевшего на заднем сиденье агента сигарету. За окном таксисты вступали в свое ежедневное соперничество со всеми остальными водителями. Мне нужно было побриться, от меня дурно пахло, болели все мышцы, а одежда измялась. Впрочем, я был скорее озадачен, чем раздражен. Что могло понадобиться спецслужбе, занимающейся вопросами государственной безопасности, от скромного торговца произведениями искусства? Вероятно, что-то очень важное, если пришлось вырвать этого торговца из лап детективов, собравшихся расследовать загадочное убийство, и доставить его в центральный офис. Моя первая и последняя встреча с ЦРУ состоялась во время событий, которые никто не называл войной, происходивших в каком-то богом забытом углу, среди влажных джунглей, вонючих болот и скользких каменистых холмов, где обитает запуганная деревенщина. Тогда люди из разведки заставили меня заполнять и перебирать какие-то бумажки исключительно по причине моей полной бесполезности в боевых условиях. Я искренне старался давать им требуемые сведения, но из-за меня потери в летной технике во время разведывательных рейдов возросли настолько, что начальство, похоже, готово было обойтись без моих донесений, лишь бы сохранить оставшиеся самолеты и вертолеты. Короче говоря, вряд ли у ЦРУ возникло желание привлечь меня к работе из-за моих успехов в области военной разведки. Тогда в чем же дело? Я размышлял об этом по пути в аэропорт Кеннеди, где мы сдали машину в службу проката и где никто не заметил помятое крыло и треснувший задний фонарь — последствия небольшой аварии, в которую мы угодили по дороге.
Мешать он мне не мешает, так что пускай еще полежит, мертвее, чем есть, уже не станет, решил я и, накинув старый халат, отправился на кухню пить кофе. Закурил, пока напиток булькал на плите. Полагается, конечно, сообщить в полицию, но ведь мало кому известно, во сколько звонит мой будильник, а значит, я еще как бы сплю. Уселся у окна и стал смотреть на хмурое утреннее небо, пытаясь справиться с похмельем.