Я неспешно и ритмично бил в стену кувалдой. Был вторник, 25 декабря; время едва перевалило за полдень. Стена, которую я рушил, оказалась толстой и неподатливой. После каждого удара от нее отлетали осколки кирпича и цемента; они с глухим стуком разлетались по деревянному полу, как шрапнель. По моим запыленным лицу и груди текли струи пота. Несмотря на открытые окна, было жарко, как в духовке. Между ударами кувалды я услышал телефонный звонок. Мне не хотелось нарушать ритм, к которому я уже приспособился. На такой жаре трудно будет снова войти в рабочий режим. Я медленно положил кувалду и вышел в гостиную. Идти по осколкам и каменной крошке было больно. На дисплее телефона высветилось: «Жанетт». Я вытер потную руку о шорты и нажал кнопку приема вызова. — Слушаю. — Счастливого Рождества! — Голос Жанетт Лау был ироничен, как всегда. — Спасибо. И тебе того же. — Наверное, там у тебя сейчас хорошо, тепло… — Тридцать восемь градусов в тени. Зимой она бы сказала: «Наверное, там у тебя сейчас хорошо, прохладно», — не скрывая своей жалости ко мне по поводу моего странного каприза поселиться в глухомани. Сейчас же она только вздохнула, как будто я совершил непоправимую глупость: — Ах этот Локстон! Ты там, наверное, обливаешься потом. Ну и чем же ты занят в канун Рождества? — Ломаю стенку между кухней и ванной. — У тебя кухня рядом с ванной?! — Да, такая раньше была планировка. — Вот, значит, как ты празднуешь Рождество. Старая сельская традиция, да? — И она коротко хохотнула, как будто пролаяла: — Ха! Я терпеливо ждал, так как понимал: Жанетт звонит вовсе не для того, чтобы поздравить меня с Рождеством. — У тебя есть для меня работа. — Ага. — Иностранный турист? — Нет. Одна дамочка из Кейптауна. Уверяет, будто вчера на нее напали. Ты понадобишься ей где-то на неделю, аванс она уже внесла. — Внесла, говоришь? Деньги никогда не были для меня лишними. — Сейчас она в Херманусе. Я скину тебе на телефон ее адрес и номер мобильника. А ей скажу, что ты уже в пути. Звони, если будут проблемы.
Впервые я увидел Эмму Леру в роскошном загородном доме с видом на старый порт Хермануса. Четырехэтажный особняк в тосканском стиле производил впечатление: красивая игрушка для богатеньких владельцев. Деревянную входную дверь украшала ручная резьба; сбоку висел молоток в виде львиной головы. Был рождественский вечер, без четверти семь. Я постучал. Мне открыл молодой человек с длинными курчавыми волосами, в круглых очках в стальной оправе. Он представился Хэнком и сказал, что меня ждут. Я понял, что он умирает от любопытства, хотя умело его скрывал. Хэнк впустил меня в дом и попросил подождать в гостиной. — Сейчас позову мисс Леру. Педант! До меня доносились обрывки разговоров; где-то играла классическая музыка. На кухне, очевидно, готовили праздничный ужин. Хэнк вышел. Садиться я не стал. После шестичасовой поездки через пустыню Кару в пикапе «исудзу» приятно было постоять. В гостиной стояла рождественская елка — большое искусственное дерево с длинными пластмассовыми иголками, посыпанными искусственным снегом. Мигали и переливались разноцветные гирлянды. На верхушке елки сидел ангел с длинными светлыми волосами и молитвенно сложенными крыльями. Шторы на большом панорамном окне были раздернуты. Старый порт вечером выглядел изумительно, океан был спокойным и тихим. Я залюбовался видом. — Мистер Леммер? Я обернулся. Эмма Леру оказалась миниатюрной брюнеткой с короткой, почти мужской, стрижкой. Глаза большие, темные, слегка заостренные мочки ушей… Она напоминала сказочного эльфа. Некоторое время она осматривала меня — непроизвольно окинула меня взглядом с ног до головы, словно желая определить, соответствую ли я ее ожиданиям. Она умело скрыла разочарование. Обычно клиенты ожидают увидеть нечто более крупное, более внушительное — а я человек вполне заурядных роста и внешности. Затем она подошла ко мне и протянула руку: — Эмма Леру. Ладонь у нее была теплая. — Здравствуйте. — Садитесь, пожалуйста. — Она жестом показала на диван. — Принести вам чего-нибудь выпить? — Голос у нее оказался неожиданно низким — такой под стать гораздо более крупной женщине. — Нет, спасибо. Я сел. Движения ее маленького тела были плавными — похоже, ей было удобно, уютно в своей оболочке. Эмма села напротив и поджала под себя ноги — она явно чувствовала себя здесь уверенно. Интересно, ее ли это особняк, а если ее, то откуда у нее такие деньги? — Я… — Она взмахнула рукой. — Я первый раз… прибегаю к помощи телохранителя… Я не знал, что ответить. Елочные гирлянды с удручающей монотонностью мерцали и переливались у нее над головой. — Если вам не трудно, расскажите, пожалуйста, как это все происходит, — не смущаясь, попросила Эмма. — Я имею в виду — на практике. Меня так и подмывало съязвить: раз ты заказываешь такую услугу, то должна знать, как это все происходит. Никакого справочного пособия не существует. — Все очень просто. Чтобы защищать вас, мне нужно постоянно быть в курсе ваших передвижений… — Разумеется. — И четко представлять себе характер угрозы. Она кивнула: — Ясно… Что касается характера угрозы, я не совсем уверена… В последнее время со мной происходят какие-то странные вещи… Карел убедил меня… Вы с ним сейчас познакомитесь; он уже пользовался услугами вашего агентства. В общем… вчера утром на меня напали… — На вас? — Ну да… Они взломали дверь и ворвались ко мне в дом. — Они? — Их было трое. Трое мужчин. — Они были вооружены? — Да. Нет. Не знаю… Все произошло так быстро! Я… почти не успела их разглядеть. Я подавил желание удивленно поднять брови. — Знаю, — продолжала Эмма Леру, — мой рассказ звучит… необычно. Я промолчал. — Все и было… необычно, мистер Леммер. Как-то… нереально. Я кивнул, поощряя ее продолжать. Она некоторое время внимательно смотрела на меня, а потом, подавшись вперед, включила стоящую рядом с ней настольную лампу. — У меня дом в Ораньезихте, — сказала она. — Значит, постоянно вы живете не здесь? — Нет… это дом моего друга Карела. Я просто приехала к ним в гости. На Рождество. — Понятно. — Вчера утром… Я хотела закончить работу перед тем, как собирать вещи в дорогу… Мой кабинет… Видите ли, я работаю дома. Где-то в половине десятого я приняла душ… Сначала рассказ давался ей с трудом. Казалось, ей не хочется делиться со мной подробностями того, что произошло вчера. Она обрывала фразы, часто задумывалась. Руки без движения лежали у нее на коленях, интонации были ровными, бесстрастными, монотонными. Она включала в рассказ много ненужных подробностей — больше, чем требовалось. Может быть, сомневалась в правдоподобности собственной истории. Итак, после душа она, по ее словам, переодевалась в спальне. Она стояла, сунув одну ногу в джинсы, и осторожно балансировала на одной ноге, чтобы не упасть. Она услышала, что открылась садовая калитка, и через кружевную занавеску увидела, как по палисаднику быстро и решительно идут трое мужчин. Потом они скрылись из вида, так как направились к парадной двери. Но Эмма успела заметить, что их головы закрыты вязаными шлемами с прорезями для глаз. В руках все трое держали какие-то тупые предметы. Эмма Леру — современная женщина, живет одна. Она все понимает. Она часто думала о том, что может стать жертвой преступления, и представляла, что станет делать, если на нее нападут. Поэтому она торопливо натянула джинсы и метнулась к тому месту, где в стену была вмонтирована «тревожная кнопка». Ее совершенно не беспокоило то, что сверху на ней только бюстгальтер. Важно было как можно скорее добраться до кнопки и приготовиться поднять тревогу. Пока не нажимать, ведь входная дверь металлическая, а на окнах имеются решетки. Эмме меньше всего хотелось попасть в неловкое положение и объяснять соседям и полиции, почему у нее завывает сигнализация. Босиком она быстро пробежала по ковру к «тревожной кнопке», поднесла к ней палец и стала вслушиваться. Сердце от страха готово было выпрыгнуть из груди, но Эмма приказала себе держаться. Скоро до нее донесся металлический скрежет. Металлическая дверь не выдержала. Эмма нажала кнопку. Сигнализация громко завыла, и ей стало еще страшнее. Видимо, по ходу рассказа она успокоилась, потому что начала жестикулировать, и интонации стали более естественными. Итак, Эмма Леру выбежала в коридор и пронеслась на кухню. Она мельком сообразила, что обычные воры так не поступают. Ужас нарастал. В спешке она ударилась о деревянную дверь; послышался глухой удар. Дрожащими руками она отодвинула засовы и повернула ключ в замке. Когда она распахнула дверь черного хода, из холла послышался звон разбитого стекла. Они вломились в дом! Эмма шагнула было во внутренний дворик, но передумала. Она заскочила на кухню и сдернула с крючка над раковиной посудное полотенце. Ей надо было чем-то прикрыться. Позже ей станет стыдно за свой неразумный поступок, но она действовала инстинктивно. Она еще немного помедлила на пороге, не зная, что предпринять. Может, прихватить какое-нибудь оружие, например нож для чистки овощей? Подумав, от ножа она решила отказаться. Она выбежала на солнце, кое-как прикрывшись посудным полотенцем. Аккуратно вымощенный задний дворик был очень мал. Эмма в отчаянии смерила взглядом высокий бетонный забор, отделяющий ее участок от соседнего. Забор призван был охранять жильцов от внешнего мира, но сейчас он превратился в непреодолимое препятствие. Тогда она впервые закричала: — Помогите! Обращаться к соседям, которых она не знала, было неудобно. Кейптаунцы — люди довольно закрытые, здесь не принято общаться запросто. Эмма услышала грохот за спиной. Один из взломщиков что-то прокричал. Взгляд ее упал на черную корзину для мусора у стены — шаг к безопасности. — Помогите! — закричала она, перекрикивая завывания сигнализации. Эмма сама не помнила, как перелезла через забор. Как-то перебралась — наверное, под действием адреналина. По пути куда-то девалось посудное полотенце, и она приземлилась на соседском дворе уже без него. Она поцарапала коленку о выступ в заборе. Боли она не чувствовала; только позже заметила, что джинсы в том месте порваны. — Помогите! — громко и отчаянно кричала она. Поскольку полотенце она потеряла, она скрестила руки на груди и бросилась к соседской двери черного хода. — Помогите! Она услышала, как с грохотом переворачивается мусорная корзина, и поняла, что они близко. Перед ней открылась дверь; на пороге показался седеющий мужчина в красном с белым горохом халате, с ружьем в руках. У соседа были густые, кустистые брови вразлет, похожие на крылья. — Помогите, — отчаянно попросила Эмма. Сосед на секунду задержал на ней взгляд: взрослая женщина с мальчишеской фигуркой. Потом он удивленно поднял брови и воззрился на забор, разделяющий их участки. Вскинул ружье к плечу и прицелился. Эмма испуганно обернулась. Над забором показался вязаный шлем. Сосед выстрелил. В закрытом дворике выстрел показался ей особенно гулким. Пуля чиркнула по стене ее дома. После выстрела минуты три-четыре царила тишина. Эмма стояла рядом с соседом, дрожа всем телом. Сосед, не глядя на нее, передернул затвор. На бетонную дорожку упала гильза, но Эмма оглохла от грохота и ничего не слышала. Сосед оглядел забор. — Подонки! — сказал он, вновь прицеливаясь и водя стволом слева направо. Эмма не знала, долго ли они вот так простояли. Нападавшие сбежали. Потом к ней вернулся слух, и она услышала завывание сигнализации. Наконец, сосед медленно опустил ружье и сочувственно спросил ее с сильным славянским акцентом: — Как вы себя чувствуете, дорогая? Она разрыдалась.
2
Ее соседа звали Ежи Паяк. Он отвел ее к себе домой. Попросил свою жену Алексу вызвать полицию, а затем оба захлопотали вокруг нее, утешая ее и подбадривая. Ежи дал ей легкое одеяло — она смущенно завернулась в него — и налил сладкого чая. Позже они оба вместе с двумя полисменами проводили ее до дома. Металлическая дверь болталась на одной петле; вторая, деревянная дверь не подлежала восстановлению. У цветного полицейского, видимо старшего из двоих, были красивые нашивки на погонах. Эмма решила, что он сержант, но, поскольку не разбиралась в полицейских званиях, на всякий случай обращалась к обоим представителям закона просто «мистер». Сержант попросил ее проверить, не пропало ли что из имущества. Эмма извинилась: ей нужно сначала одеться. Она по-прежнему была закутана в соседское пестрое байковое одеяло, а температура воздуха продолжала повышаться. Она поднялась к себе в спальню и некоторое время просто сидела на кровати. Прошло больше часа с тех пор, как она застелила постель. Она не верила в то, что к ней вломились обыкновенные воры. Но тогда у нее не было времени, чтобы прийти к каким-то выводам или что-то заподозрить. Она надела зеленую футболку и кроссовки. После этого по настоянию сержанта осмотрела весь дом и заявила, что ничего не пропало. Когда они расположились в кружок в гостиной — Паяки на диване, Эмма с полицейскими на стульях, — сержант подробно и сочувственно расспросил ее на хорошем, чистом африкаансе. — Не замечали ли вы в последнее время, что за вашим домом следят? — Нет. — Вы не видели в округе чужую машину или еще что-то подозрительное? — Нет. — Может, какие-то люди слонялись по вашей улице и вели себя подозрительно? — Нет. — Где вы находились, когда неизвестные вломились к вам в дом, — в спальне? Она кивнула: — Я одевалась, когда услышала скрип калитки. Она у меня скрипит. Потом я увидела, что они бегут ко входной двери. Нет, они не бежали. Просто быстро шли. Когда я увидела, что они в шлемах, я… — Насколько я понял, их лиц вы не видели. — Нет. Паяки не понимали африкаанса, но в ходе беседы вертели головами, как зрители на теннисном матче. — Вы не заметили, какого цвета у них кожа? — Нет. — Вы как будто не уверены… Ей показалось, что нападавшие были чернокожими, но не хотелось обижать второго полицейского. — Наверняка не могу сказать. Все произошло так быстро… — Понимаю, мисс Леру. Вы были напуганы. Но нам сейчас может помочь любая мелочь. — Возможно… один из них был чернокожий. — А двое других? — Не знаю… — Вы в последнее время не делали ремонта в доме или в саду? — Нет. — У вас имеются дорогостоящие вещи? — Самые обычные. Несколько украшений. Ноутбук. Телевизор… — Ноутбук? — Да. — И они его не взяли? — Нет. — Извините, мисс Леру, ваш рассказ звучит необычно. Судя по вашим словам, к вам вломились не обычные воры. Они выбили парадную дверь, а когда вы выбежали через черный ход, погнались за вами… — Да, и что? — Похоже, они хотели напасть лично на вас. Эмма кивнула. — Понимаете, для такого рода действий должен быть мотив. — Понимаю. — А мотив обычно бывает личного свойства. В большинстве случаев. — Вот как? — Простите, но не было ли у вас в последнее время ссоры с кем-нибудь? — Нет. — Она улыбнулась, скрывая облегчение. — Нет… надеюсь, все не так плохо. — Кто знает, мисс. Значит, вы недавно расстались с любимым человеком? — Уверяю вас, мистер, прошло больше года с тех пор, как мы расстались; он был англичанином и вернулся в Англию. — Разрыв прошел мирно? — Совершенно мирно. — Не было ли у вас после других поклонников, которые могли быть недовольны разрывом отношений? — Нет. Определенно не было. — Чем вы занимаетесь, мисс Леру? — Я брендовый консультант. Увидев замешательство полицейского, Эмма объяснила: — Я помогаю различным компаниям продвигать их товар на рынке. Даю советы по проведению рекламных кампаний. Или по изменению ассортимента. ------------------------------------------------------------
"Скачайте
всю книгу в
нужном формате и читайте дальше"
Я неспешно и ритмично бил в стену кувалдой. Был вторник, 25 декабря; время едва перевалило за полдень. Стена, которую я рушил, оказалась толстой и неподатливой. После каждого удара от нее отлетали осколки кирпича и цемента; они с глухим стуком разлетались по деревянному полу, как шрапнель. По моим запыленным лицу и груди текли струи пота. Несмотря на открытые окна, было жарко, как в духовке.
