Трудно идти легко и непринужденно, если у тебя к животу примотаны скотчем пятьсот тысяч долларов. И еще труднее, когда вокруг шныряют подозрительные типы, готовые вцепиться в горло, заподозри они, какую огромную сумму ты несешь. Человек, выбравший для себя боевое имя Абу Саид, пробирался по закоулкам «рынка контрабандистов», изо всех сил стараясь не ускорять шаг. Он уже почти добрался до места, но торопиться было нельзя. Торопиться — значит привлечь внимание. А внимание — это неприятности, чего он никак не мог себе позволить. Владельцы магазинчиков стояли в дверях, прислонясь к косяку, курили, маленькими глотками пили чай. Он чувствовал на себе их взгляды, словно они изучали его ношу, оценивали его силу, решая, кто он — охотник или жертва. Инстинктивно он расправил плечи и поднял подбородок. Все это время его походка оставалась непринужденной, а лицо — спокойным, и ничего не изменилось бы, даже если бы они все вцепились в него. Деньги были разделены на пятьдесят пачек — каждая по десять тысяч долларов — и тщательно упакованы в пленку. Острые углы пачек натирали и царапали кожу. Он находился в пути уже тридцать шесть часов. Грудь и спина болели, словно его хорошенько отходили плеткой. Только усилием воли, думая об операции, он заставлял себя двигаться дальше. Мысль о смерти неверных удваивала силы.
В четыре часа дня летнее солнце припекало в полную силу. На дороге ветер то поднимал, лениво закручивая, облака пыли, то снова отпускал их, и они тихо оседали. После короткой передышки базар потихоньку оживал. Под заметными издалека светящимися вывесками полки ломились от блоков сигарет «Данхилл», ноутбуков «Тошиба» и коробок с одеколоном от Пако Рабана — все это доставляли сушей из Афганистана, чтобы не платить налоги и пошлину. В других витринах были выставлены менее мирные товары — снайперские винтовки Калашникова, пистолеты кольт и мины «Клеймор». Если знать где, можно было раздобыть и гашиш, и героин, и даже рабов. «Если в мире и есть свободный рынок, — думал Саид, — то он здесь, на западной окраине Пешавара, через который проходит путь к перевалу Хайбер». Остановившись купить кусочек стебля сахарного тростника, он незаметно оглянулся. Взгляд его бездонных темных глаз скользнул по улице, проверяя, нет ли кого подозрительного. Теперь, почти достигнув цели, он тем более не мог позволить себе расслабиться. Вряд ли «крестоносцам» известно, как он выглядит. И все же осторожность не помешает. В Пешаваре американского спецназа — как блох у бродячей собаки. Их легко узнать по солнцезащитным очкам «Окли», часам «Касио» и армейским ботинкам. Иногда они рискуют заходить даже сюда, на забытый пакистанским законом базар, где иностранцев не жалуют. При мысли об американцах он презрительно ухмыльнулся. Скоро они поймут: им не скрыться от возмездия, которое испепелит их в самом сердце их же страны, ошпарит изнутри.
И на мгновение ему стало легче: боль ослабила хватку, когда он отдался сладкой страсти предвкушения мучительной гибели врага. Довольный, что никто не висит на хвосте, он выплюнул изжеванный кусочек тростника и перешел неширокую дорогу. Со стороны Саид ничем не отличался от тысяч других местных жителей, которые зарабатывают себе на жизнь, курсируя между Пешаваром и афгано-пакистанской границей. Его шальвары и камиз — традиционные широченные штаны и длинная рубаха — от засохшего пота стали грязными и заскорузлыми. Черную чалму припорошила красноватая пыль пустыни. Борода причисляла его к самым что ни на есть правоверным, как, впрочем, и висевший на плече автомат Калашникова, и украшенный драгоценными камнями кинжал на поясе. Но Саид не был ни пакистанцем, ни пуштуном из южных провинций Афганистана, ни узбеком — из северных. Урожденный Майкл Кристиан Монтгомери из Лондона, Саид был внебрачным отпрыском больного раком британского офицера и малолетней египетской проститутки. Отец умер, когда Саид был совсем мальчишкой, оставив ему в наследство только изысканное английское произношение, и не более того. Не в силах заботиться о сыне, мать вернулась в Каир и отдала его в медресе, религиозную школу, где он получил мусульманское образование. Детство Саида было безжалостным и коротким. Естественным продолжением стали военные лагеря, там он усваивал веру оружия, заучивал поэзию жестокости и приносил жертвы на алтарь повстанческого движения. А оттуда он попал в районы боевых действий в Палестине, Чечне и Сербии. Когда ему исполнилось двадцать, его подобрал Шейх. В двадцать один Майкл Кристиан Монтгомери исчез. Вместо него появился принесший клятву верности Абу Мохаммед Саид, член экстремистской группировки «Аль-Хиджра».
Обойдя обоз из тележек, нагруженных корейскими тканями, тибетскими коврами и телевизорами «Панасоник» в заводской упаковке, он добрался до мечети Тикрам. Двери были открыты, внутри, в полутемном зале, несколько мужчин распростерлись на ковриках для молитвы. Он перевел взгляд на улицу. Боль снова хлестнула его. Однако теперь не от тяжелой и неудобной ноши. Ее породил страх: Саид не увидел нужный ему магазин. Наверное, где-то он все-таки свернул не туда. Заблудился. Саид неистово вертел головой по сторонам. Не может быть. Он же у мечети Тикрам. При подготовке он смотрел фотографии, изучал карты. Отчаяние нахлынуло на него. Его ждут. Отсчет времени уже начался. Семь дней назад. От мысли о провале сводило живот. В ужасе он пошел по улице. Прямо в ухо загудел автомобиль — громко, очень громко, но ему казалось, будто звук доносится из другой вселенной. Саид отпрыгнул в сторону, и мимо него прогрохотал старый автобус, драндулет, битком набитый людьми, — пассажиры свешивались из дверей, цеплялись даже за приваренное к крыше ограждение для багажа. Дальше идти нельзя. Но и вернуться тоже нельзя. Проклятье, что же делать?! Неимоверная усталость немного отпустила, и он вдруг увидел: на черном фоне вывески ярко горели золотые буквы: «Ювелирный магазин Бхатии». Отчаяние испарилось, уступив место радости, засиявшей светом тысячи солнц. — Слава Аллаху, Бог велик! — прошептал он с благоговением в сердце. По обеим сторонам от двери стояло по охраннику с автоматом Калашникова наготове. Саид прошел мимо, даже не удостоив их взглядом. Охранники находились здесь не для защиты ювелирных изделий, но для защиты наличных — в основном долларов США — и золотых слитков. Подозрение могла вызвать репутация Бхатии как ювелира, но не как хаваладара. Файшан Бхатия уже давно служил местному контрабандистскому сообществу как агент по переводу денег. В этом регионе только у него можно было найти такую огромную сумму, какая требовалась Абу Саиду.
По-арабски «хавала» значит «переводить (деньги)». А на хинди — «доверять». Иными словами, в работу брокера-хаваладара входила доставка наличных из одного города в другой. Среди его клиентов были торговцы, желавшие переправить выручку от продажи товара на «рынке контрабандистов». Кому-то просто нужно было послать деньги домой, своим близким в Карачи, Дели или Дубай. И те и другие не желали связываться с бумажной волокитой и доверять свои кровные сомнительным пакистанским банкам. Хавала стала для них лучшей альтернативой. Скрытая от любопытных посторонних глаз, эта система отношений строилась на доверии и сложилась сотни лет назад — еще в те времена, когда арабские купцы шли Шелковым путем. Бхатия, толстый индус с проседью в волосах, с хозяйским видом стоял за прилавком. Его откровенно презрительный взгляд скользнул по грязной одежде и немытому лицу Саида. — Мне нужно переправить некоторую сумму, — прошептал Саид, приблизившись настолько, что почувствовал дыхание другого человека. — Дело срочное. Индус даже не шелохнулся. — Я от Шейха. В глазах Файшана Бхатии проскочила искорка. — Проходи туда.
2
Ей, пожалуй, еще не доводилось бывать в таком отвратительном месте. Джакарта, с ее пестрыми трущобами, удручающей грязью и стайками гнусно хихикающей вслед малолетней шантрапы, иногда до тошноты действовала на нервы. Конечно, в Макао тоже имеются темные закоулки, где появляться небезопасно. И все знают про Рио, где подонки на мотоциклах проносятся мимо вас с бритвой наготове. Но здесь — немилосердная жара, враждебные взгляды и, что хуже всего, закрывающая голову и плечи паранджа, в которой она уже почти спеклась, как рождественская индейка. Ее звали Сара Черчилль, кодовое имя Эмеральда — «Изумруд». Сквозь черную полупрозрачную сетку она не спускала глаз со своего подопечного, переходившего перекресток. Она заметила, что он чем-то расстроен, старается не хромать и держаться прямо, отчего немного неестественно выпячивает грудь. Два дня, преодолев без малого шестьдесят миль, она шла по его следу горными перевалами. Ей тоже было больно, но она, сцепив зубы, терпела и виду не подавала. Кожаные сандалии до волдырей натерли ее голые ступни, ноги гудели от усталости. Нижняя губа потрескалась, и она чувствовала во рту привкус крови: солоноватый, он странным образом успокаивал. Мимо прошли три индианки в красно-оранжевых сари, и она подстроилась под их походку — «шарканье людей второго сорта», как она ее называла: голова опущена, плечи ссутулены, взгляд уперт в землю, как у собаки, которую часто били. Опустив плечи, Сара словно сжалась под длиннополой — до самой земли — одеждой. Горизонт впереди чуть сузился, и она только фыркнула, вспомнив, чему ее учили. «Вы должны слиться с окружением» — гласило первое правило профессии, которую она осваивала в Форт-Монктоне, куда съезжаются примерные английские мальчики и девочки, чтобы выучиться на шпионов. Она всегда была отличницей и сейчас тащилась по улице, старательно сутулясь.
Сара была слишком высокой, и это усложняло ее задачу. Не часто встретишь в Пакистане женщину ростом под два метра без каблуков. Такой рост ей достался от отца, уроженца Уэльса. А обрезанные по плечи волосы — черные как вороново крыло — были даром матери, так же как и ее восточные карие глаза. Но жизненная позиция у нее была собственная, и Сара не собиралась ни менять ее, ни пересматривать. Решительная и прямолинейная, она обладала тем опасным темпераментом, который не всегда удавалось держать под контролем. Пять лет назад она лучше всех сдала зачет по марш-броску на пятьдесят миль для женщин, но, когда на выпускной церемонии инструкторы назвали ее самым необучаемым курсантом, сорвалась и разревелась как ребенок. В наушнике потрескивали радиопомехи: — Объект в поле зрения? — Зашел в магазин, — шепотом ответила она. — Ювелирный магазин Бхатии. — Сара медленно произнесла имя по буквам, тщательно выговаривая каждую, как ее учили в Роудине, элитной частной школе для девочек. — Наверняка к хаваладару. Пора вызывать спецназ. — Дай нам свои джи-пи-эс-координаты. — Ловите. — Она нашла у себя на поясе передатчик и нажала кнопку «Определить/передать координаты». В течение секунды стационарные спутники Центрального разведывательного управления установили с точностью до шести дюймов координаты того места, где она сейчас стояла, и с точностью до четырех дюймов его высоту над уровнем моря. Сара передавала свои координаты через каждые сто метров, с тех пор как вошла на территорию «рынка контрабандистов». Вместе эти точки складывались в некий маршрут для конной полиции или для нее самой, если при неблагоприятном исходе ей придется срочно уносить ноги. — Эмеральда, мы засекли твои координаты. Спецназ для проведения захвата и зачистки уже в пути. Расчетное время — двенадцать минут. — Двенадцать минут? Да он будет уже на полпути к Пешавару! Проклятье! Скажите там, пусть поторопятся.
«Рынок контрабандистов» занимал примерно такую же территорию, как Сити в Лондоне, и отличался таким же хитросплетением переулков, проездов и подворотен. Но из них лишь немногие были отмечены на карте. И уж конечно, никаких адресов. Получался один большой подпольный «серый рынок», открыто торгующий товарами, которые контрабандой доставляли через афганскую границу. Тележки направлялись к крепким бетонным одноэтажным баракам, в которых размещалось большинство складов. Разнокалиберные сомнительного вида вывески объявляли о товарах: «Маркс и Спенсер», «Мэйтаг», «Прингл оф Скотланд», «Сони». Среди них был даже ее самый любимый бренд — «Сакс Пятая авеню». Несмотря на то что «рынок контрабандистов» находился на территории Пакистана, он рассматривался как совершенно автономный район. Преступность здесь процветала. Крупные воры и мелкие карманные воришки шныряли повсюду, оттачивая свое мастерство на слабых и зазевавшихся. Пострадавший мог рассчитывать только на себя. И если ему удавалось поймать преступника, то расправу над ним он вершил по своему усмотрению. Если здесь и придерживались каких-то правил, так только сурового кодекса чести пуштунских племен, прочно обосновавшихся в этой местности. — Продолжай передавать видео, — защелкал голос в наушнике. — Как картинка? — спросила она. — Нормальная? — Небольшие помехи при приеме. Остановись на секунду. Перенастрою цветовой баланс.
Сара остановилась, оглядывая шумную суетливую улицу. В семи тысячах миль отсюда какой-то техник добивался идеальной настройки изображения — чтобы оно не было слишком красное или слишком зеленое. Цифровая микрокамера «Сони», вмонтированная в ее солнцезащитные очки, была подарком от ребят из Лэнгли, когда она приехала в «учебную командировку» из МИ-6. Ей нравилось думать об этом подарке как знаке признания, — дескать, добро пожаловать на наш берег. У этих янки игрушки всегда были классные. Изображение с камеры поступало на передатчик у нее на поясе, который, синхронизируя аудио- и видеосигналы, передавал их на ближайшую станцию, а оттуда сигнал уходил в Лэнгли. Там же, в Лэнгли, ей выдали автоматический пистолет, три магазина к нему и таблетку цианида, спрятанную в аккуратном маленьком тайнике, устроенном там, где раньше у нее был зуб мудрости. — Дай медленно панораму слева направо. Сара повернула голову в указанном направлении, и камера передала тот же самый экзотический вид, что видели ее глаза: мечеть с красивыми резными дверями, мясник развешивает в витрине свой товар, оружейник работает с ружейным стволом прямо на тротуаре и, наконец, ювелирный магазин Бхатии, где у дальнего прилавка виднелась высокая сухощавая фигура Абу Мохаммеда Саида. Кодовое имя — Омар. Но техники не чувствовали запах. Едкий запах костра, пряный аромат жареной баранины и вонь, от которой у нее слезились глаза, — запах мужчин, много и долго работавших, насквозь пропотевших на этой несусветной жаре и неделями не мывшихся. — Достаточно близко? — спросила она. — Или джентльмены желают, чтобы я заглянула внутрь и сказала «привет»? — Нет, джентльмены не желают. Просто пройдись мимо. Просто пройдись. Пока мы тут настроимся.
Увернувшись от проревевшего мимо мотороллера, Сара перешла на другую сторону улицы. Собрав остатки сил, она заставляла себя идти. Где-то в Коране вроде бы есть хадис, запрещающий «правоверным женщинам» бегать: одно из священных правил, запрещающих им делать и все остальное, если это не исполнение желаний и прихотей «правоверных мужчин». Сара медленно пошла мимо ювелирного магазина, разглядывая выставленные в витрине золотые цепочки. По обе стороны от двери стояли два охранника, вооруженные автоматами Калашникова. За входом следили камеры наблюдения. Тучный индус разговаривал с Саидом. Больше никого не было видно. — Подтверждаю. В помещении — Омар, — раздался голос в наушнике. — Похоже, ему пришлось попотеть, чтобы добраться до места. Продолжай снимать. Она задержалась еще на четверть секунды, затем двинулась дальше. Но в это мгновение в магазине возникло какое-то движение, и Сара остановилась. Резко и неуклюже, полностью выдавая себя, на секунду-другую она замерла у дверного прохода. — Он уходит в заднюю комнату, — прошептала Сара. — То есть они оба идут туда. И с ними один из охранников. Где этот долбаный спецназ? — не выдержала она. — Расчетное время — девять минут. Не рискуй. Иди к мечети Тикрам и продолжай наблюдение оттуда. — Девять мин… — С трудом она подавила поднимавшийся в ней протест: внутри все кричало от отчаяния. В конце переулка Сара сошла с тротуара и остановилась. Двор справа от нее был заполнен автомобильными шинами. Сотни и сотни новеньких шин, аккуратно сложенных рядами одна на другую, образовывали высокую стену. Обернувшись, она бросила взгляд на мечеть. Да, наблюдать оттуда будет, пожалуй, безопаснее. Любая группа захвата имела сверхполномочия. Сара знала, что это значит: пули, много пуль. Вряд ли Абу Саид относится к тому типу бойцов, кто сдается властям со словами: «Ладно, ребята, я сам пойду с вами». — Эмеральда, это Рейнджер, — раздался в наушнике новый спокойный властный голос. Рейнджер. Сам заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. — Зайди внутрь. Осмотрись там. — Внутрь? — Мы же не хотим, чтобы он улизнул, или как? Обидно будет с ним разминуться. Это же ювелирный магазин — пригляди себе какое-нибудь колье. Покупай все, что хочешь. Угощаю. — Не уверена, что они принимают «Американ экспресс», — язвительно ответила она, понимая, что он пошутил только для того, чтобы она расслабилась и не зациклилась на опасности.
Можно не сомневаться, это именно приказ. Она должна одна войти в магазин, где сейчас находятся самый крупный подпольный финансист в приграничной северо-западной области и закоренелый террорист, связанный с группировкой такой секретной и окутанной таким количеством всяческих слухов, что никто не осмеливается даже шепотом произнести ее название — если оно вообще имеется, — потому что до сих пор никто не признал ее существования. Одного верховного командующего-злодея на сегодняшний день миру вполне достаточно. С другой стороны улицы на нее уставился свирепого вида мужчина в черной чалме и черной длинной рубахе дишдаше. Его борода, похоже, не подстригалась годами. «Наверное, имам, — догадалась Сара. — Местный священник». Мужчина не сводил с нее горящих глаз, губы у него дрожали. Весь его вид выражал ненависть. Сквозь сетку паранджи она встретилась с его испепеляющим взглядом, и его ожесточенное, злобное, дикое презрение к слабому полу вдруг придало ей мужества. — Ладно, — проговорила она. — Пожалуй, я взгляну на побрякушки Бхатии. — Вот и умница, — отозвался Рейнджер. И Сара подумала, что, если он когда-нибудь еще назовет ее так, она заедет ему в челюсть, даром что увечных бить нехорошо. Но это потом. Сейчас она, отбросив все мысли и сомнения, направилась в сторону магазина. Осторожно обойдя оружейника с его наковальней, от которой разлетались снопы искр, Сара поморщилась при виде бараньих внутренностей, свисавших с крюка у мясной лавки. Наконец, оказавшись в ювелирном магазине, она принялась разглядывать довольно средненький товар господина Бхатии с таким восхищением, словно перед ней были сокровища Британской короны. ---------------------------------------------------------------
"Скачайте
всю книгу в
нужном формате и читайте дальше"
Трудно идти легко и непринужденно, если у тебя к животу примотаны скотчем пятьсот тысяч долларов. И еще труднее, когда вокруг шныряют подозрительные типы, готовые вцепиться в горло, заподозри они, какую огромную сумму ты несешь.
