Разве это луна? Нет, она совсем не похожа на сияющий, рассекающий тьму и вызывающий восторг полумесяц. Она, конечно, ползет по небу и даже светит, являя собой дешевую и жалкую имитацию того, чем ей следует быть. Месяц размыт и полностью лишен острого, режущего края. Парусам ночного спутника не хватает ветра, чтобы в смертельном, плотоядном экстазе плыть по исполненному счастья ночному небу. Вместо этого он стыдливо мерцает сквозь чисто вымытые стекла окна, освещая примостившуюся на краю кушетки радостную и слишком самоуверенную женщину. Женщина болтает о цветах, канапе и Париже. Париже? Именно так: женщина проникновенным, умилительным тоном толкует о Париже, и делает это вполне серьезно. Разве можно назвать луной то, что сейчас глупо смотрит с ночного неба и вместо острого как бритва края имеет размытые, похожие на кружево контуры? Она тихо стучит в окно, будучи не в силах забыть свое прежнее острое как серп сладкоголосое пение. Разве можно назвать Темным Мстителем того, кто сейчас, подобно бедняге Дремлющему Декстеру, сидит в кресле, слабо освещенном луной, и делает вид, что слушает болтовню женщины? С какой стати, собственно, этот месяц должен быть медовым, размахивающим своим матримониальным знаменем в вечерней гостиной и призывающим всех дорогих друзей мчаться в церковь? Это происходит только потому, что Демонический Декстер сочетается браком. В повозку блаженства его затолкала Рита, которая, как оказалось, всю жизнь обожала Париж. Женитьба, медовый месяц в Париже… Уместны ли вообще эти слова в той фразе, где упоминается наш Призрак-потрошитель? Возможно ли, что мы увидим нашего неожиданно присмиревшего воителя у церковного алтаря в прикиде Фреда Астера, то есть с бабочкой и во фраке, надевающего кольцо на бледный пальчик, в то время как собравшаяся в храме орава исходит соплями или радостно улыбается? И неужели после этого Демон Декстер в мадрасских шортах будет глазеть на Эйфелеву башню, поглощать cafe'au lair в тени Триумфальной арки или в обнимку с новоиспеченной спутницей жизни брести по набережной Сены, восхищаясь безвкусными башенками Лувра? Впрочем, подумал я, в этом случае можно совершить паломничество на улицу Морг, являющуюся священным местом для каждого серийного убийцы. Но давайте хотя бы на миг взглянем на проблему серьезно. Итак, Декстер в Париже. Проводит там медовый месяц. Во-первых, мы вправе спросить, продолжают ли пускать американцев во Францию. Если по какой-то случайности продолжают, то возникает следующий вопрос: как мог человек с полуночным мировоззрением пойти на столь банальный шаг? Зачем вступает в брак человек, считающий секс столь же захватывающим занятием, как дефицитное финансирование? Короче говоря, что, черт побери, заставило нечестивого, безнравственного и смертельно опасного Декстера совершить этот непристойный акт? Прекрасный и более чем законный вопрос. Вопрос, на который очень трудно ответить. Даже мне. Тем не менее я нахожусь здесь, нестерпимо страдая от китайской пытки в виде восторгов Риты, и недоумевая, как Декстеру удается все это пережить. Впрочем, последнее вполне понятно. Декстер должен через это пройти, поскольку обязан не только поддерживать на должном уровне, но и совершенствовать свою способность к мимикрии, не позволяющей миру увидеть его таким, каков он есть на самом деле. В противном случае кто согласился бы сесть с ним за один стол в сумерках, особенно в том случае, если на этом званом вечере на скатерти разложено столовое серебро? Для того чтобы публика не догадалась, что Декстером руководит разместившийся на заднем сиденье сладкоголосый Темный Пассажир, требуется приложить немалые усилия, поскольку время от времени Темный Пассажир перебирается на переднее сиденье, берется за руль и везет Декстера в Парк Немыслимого. Если овцы вдруг увидят, что среди них обретается волк, ничего хорошего получиться не может. Поэтому Пассажиру и мне приходится много работать, чтобы скрыть наше подлинное лицо. Несколько последних лет Добродушный Декстер оставался в глазах окружающего мира жизнерадостной и вполне заурядной личностью. В этом очаровательном спектакле Рите отводилась роль Возлюбленной, что как нельзя лучше отвечало нашим общим потребностям, поскольку секс интересовал ее ничуть не больше, чем меня, — просто она нуждалась в обществе Понимающего Джентльмена. А Декстер, как известно, джентльмен понимающий. Он разбирается во всем, за исключением людей, красот природы, романтики, любви и прочей подобий чуши. Нет, все это не его стезя. Но Декстер лучше других знает, где проходит линия между жизнью и смертью и как найти среди многочисленных кандидатов того, кто действительно заслужил место в его скромном и весьма мрачном Зале Славы. Ну конечно, это вовсе не гарантирует, что Декстер окажется очаровашкой, милейшим компаньоном. Для обретения подобного образа необходимо затратить годы, ибо очарование является сложным лабораторным продуктом, для получения которого требуется немалое искусство. Но бедная Рита, изрядно травмированная своим несчастливым, исполненным насилия первым браком, похоже, совершенно не способна отличить маргарин от масла. Одним словом, все шло как нельзя лучше. Целых два года Декстер и Рита играли заметную роль в общественной жизни Майами, вызывая всеобщее восхищение. Но затем в результате некоторых событий, способных заставить проницательного наблюдателя скептически вскинуть брови, они случайным образом обручились. И чем дольше я размышлял о том, как избавить себя от столь нелепой судьбы, тем вернее понимал, что это всего лишь логический шаг в эволюции моей мимикрии. Согласитесь, что женатый Декстер с двумя уже готовыми детьми еще меньше похож на того Декстера, которым является на самом деле. В искусстве камуфляжа это был по-настоящему качественный скачок. Кроме того, следовало подумать и о детях. Кто-то может уди виться, узнав, что существо, одержимое вивисекцией человеческих существ, может получать удовольствие от общения с детьми, но дело обстоит именно так. Мне дети Риты нравятся. Поймите меня правильно: я не роняю слезы в связи с выпавшим молочным зубиком или иными подобными явлениями — для этого требуются эмоции, которых я лишен. Подобные мутации мне не нужны. Но в целом я нахожу детей значительно более интересными существами, нежели их родители, и меня особенно сильно выводят из себя те, кто причиняет им зло. Время от времени я отыскиваю таких типов, и если оказывается, что они действительно виновны, я делаю так, чтобы хищники больше не имели возможности повторять свои опыты. Я привожу в исполнение задуманное с радостью, совершенно не страдая от мук совести. Тот факт, что Рита от первого катастрофического брака имела двух детей, совершенно меня не отталкивал. Более того, скоро выяснилось: детки нуждаются в чутком руководстве нового папы, чтобы держать в узде своих собственных, пока еще не оперившихся, Темных Пассажиров. Их Темные Пассажиры должны тихо сидеть на заднем сиденье до тех пор, пока детки сами не научатся водить машину. Дело в том, что в результате эмоциональных и физических увечий, полученных от биологического папы-наркомана, Коди и Эстор удалились, подобно мне, на Темную Сторону жизни. И вот теперь они должны стать моими детьми — юридическими и духовными. Это вынуждало меня думать, что в жизни все же существует какая-то высшая путеводная сила. Таким образом, имелось несколько достойных причин, в силу которых Декстер должен продолжать двигаться в избранном направлении. Но при чем здесь Париж?.. Я никогда не мог понять, как возникло представление о романтичности этого места. Кто, кроме самих французов и Лоуренса Велка, считает аккордеон сексуальным? И разве теперь не стало ясно, что французы нас терпеть не могут? Кроме того, они настаивают на том, чтобы все вокруг говорили по-французски. Не исключено, что Риту зомбировал какой-то старый фильм с разбитной блондинкой и темноволосым, романтического вида юношей. Молодые люди носятся друг за другом вокруг Эйфелевой башни под звуки модернистской музыки и глумятся над милейшим, несколько старомодным типом вберете. Тип в берете смолит вонючими французскими сигаретами «Галуаз». Впрочем, нельзя исключать и того, что, прослушав однажды пластинку Жака Бреля, Рита решила, что его песни созвучны мелодии ее души. Кто знает? Как бы то ни было, но идея увидеть столицу утонченного романтизма так прочно приварилась к мозгам моей невесты, что удалить ее без сложнейшей хирургической операции не представляется возможным. Итак, помимо бесконечных дебатов о том, что лучше: рыба или курица, и горячих дискуссий о преимуществе вина над иными напитками, в будущей семье возникла тема Парижа. Оказывается, мы без труда могли позволить себе недельную поездку и у нас хватило бы времени не только взглянуть на сад Тюильри и Лувр, но и посмотреть Мольера в «Комеди Франсез». Мне оставалось лишь аплодировать столь тщательной исследовательской работе. Что касается меня, то мой интерес к Парижу угас давным-давно, с той поры как я узнал, что он находится во Франции. Мне повезло, поскольку в комнате незаметно появились Коди и Эстор, и их присутствие избавило меня от необходимости изыскивать деликатный способ выражения своих мыслей. Надо сказать, что они никогда не врывались в комнату, размахивая револьверами, как на их месте поступают большинство детей в возрасте семи и десяти лет. Как уже было сказано, детишки были слегка повреждены своим дорогим биологическим папашей, и поэтому заметить, когда они появлялись и исчезали, было невозможно. Создавалось впечатление, что они проникают в помещение при помощи осмоса. Только что их не было видно, а в следующий миг они уже стоят рядом с вами и ждут, когда их заметят. — Мы хотим играть, — заявила Эстор, постоянно выступавшая от лица парочки. Что касается Коди, то он за день никогда не произносил более четырех слов подряд. Глупым он не был. Вовсе нет. Просто мальчишка большую часть времени предпочитал молчать. В данный момент он поднял на меня глаза и кивнул. — О… — протянула Рита, прерывая свои рассуждения о стране Руссо, Кандида и Джерри Льюиса. — В таком случае почему бы вам не… — Мы хотим играть с Декстером, — добавила Эстор, и Коди кивнул, на сей раз очень энергично. — Нам, конечно, стоило бы поговорить об этом раньше, — сдвинув брови, сказала Рита, — но не кажется ли тебе, что Коди и Эстор… не следует ли им обращаться к тебе более вежливо, чем просто «Декстер»? Боюсь, что это не совсем… — А как тебе нравится обращение «мон папа»? Или «месье Граф»? — А как насчет того, что мне это не нравится? — пробормотала Эстор. — Я просто подумала… — начала Рита. — Декстер — нормально, — прервал ее я. — Они к этому привыкли. — В таком обращении не чувствуется уважения, — не отступала Рита. — Покажи маме, что ты можешь произнести слово «Декстер» с должным уважением, — сказал я, глядя на Эстор сверху вниз. — Ну пожааалста, — протянула Эстор, закатив глаза. — Теперь ты видишь? — улыбнулся я Рите. — Ей десять лет, и она пока не способна выговорить что-нибудь с уважением. — Да, но… — Ладно, ладно, — снова прервал я свою невесту. — С детьми все в полном порядке. Что же касается Парижа… — Давай пойдем отсюда, — произнес Коди, и я посмотрел на него с изумлением. Пять связных слогов в его устах были настоящей речью. — Ну хорошо, — сдалась Рита. — Если ты действительно думаешь… — Я почти никогда не думаю, — сказал я. — Это мешает мыслительному процессу. — В твоих словах нет смысла, — вмешалась Эстор. — Они и не должны иметь смысла, поскольку являются истиной. — Играть, — сказал, тряся головой, Коди, и я, вместо того чтобы еще раз подивиться его ораторскому искусству, молча отправился следом за ним во двор.
Разве это луна? Нет, она совсем не похожа на сияющий, рассекающий тьму и вызывающий восторг полумесяц. Она, конечно, ползет по небу и даже светит, являя собой дешевую и жалкую имитацию того, чем ей следует быть. Месяц размыт и полностью лишен острого, режущего края. Парусам ночного спутника не хватает ветра, чтобы в смертельном, плотоядном экстазе плыть по исполненному счастья ночному небу. Вместо этого он стыдливо мерцает сквозь чисто вымытые стекла окна, освещая примостившуюся на краю кушетки радостную и слишком самоуверенную женщину. Женщина болтает о цветах, канапе и Париже.