Мэри Хиггинс Кларк / Любит музыку, любит танцевать
17.06.2008, 09:21
Понедельник, 18 февраля В комнате было темно. Он сидел на стуле, руками обхватив колени. Снова начиналось. Чарли никак не желал оставаться взаперти. Чарли заставлял думать и думать об Эрин. «Еще только две, — шептал Чарли, — и я остановлюсь». Он знал, что сопротивляться бесполезно. Но опасность возрастала. Чарли становился неосторожным. Ему хотелось показать свою силу. «Уходи, Чарли, оставь меня в покое», — умолял он. Издевательский смех Чарли прокатился по комнате. Если бы только он нравился Нэн, подумал он. Если бы только она пригласила его на свой день рождения тогда, пятнадцать лет назад... Он так любил ее! Он поехал к ней в Дэриен с подарком, который купил в магазине уцененных товаров, — парой танцевальных туфелек. Картонная коробка была простой и дешевой, и он старался, рисуя на крышке туфельки, чтобы придать ей нарядный вид. День рождения был двенадцатого марта, во время весенних каникул. Он приехал в Дэриен, мечтая приятно удивить ее подарком. Подъехав к дому, он увидел во всех окнах яркий свет. Слуги парковали машины. Потрясенный, ошеломленный, он медленно проехал мимо, узнав среди приглашенных некоторых студентов из Брауна. Ему до сих пор было стыдно вспоминать, что тогда он плакал, как ребенок, разворачивая машину, чтобы ехать обратно. Затем, вспомнив о подарке, он передумал. Нэн когда-то говорила, что каждое утро в семь часов в любую погоду она бегает в лесочке неподалеку от дома. На следующее утро он поджидал ее там. Даже сейчас он отчетливо помнил, как она удивилась, увидев его. Удивилась. Не обрадовалась. Она остановилась, тяжело дыша. Светлые шелковистые волосы убраны под вязаную шапочку, школьный свитер поверх спортивного костюма, на ногах кроссовки. Он поздравил ее с днем рождения. Он смотрел, как она открывает коробку, слушал, как она неискренне благодарит его. Он обнял ее. «Нэн, я так люблю тебя. Разреши мне посмотреть, как будут выглядеть твои хорошенькие ножки в этих туфельках. Я сам тебе их застегну. Мы можем потанцевать прямо здесь». «Отстань!» — Она оттолкнула его, бросила в него коробку и побежала дальше. И тогда Чарли, теперь уже это был он, догнал ее, схватил, повалил на землю. Чарли сжимал ее горло, пока ее руки не перестали молотить его. Чарли надел на ноги Нэн туфельки и танцевал с ней, ее голова слегка покачивалась у него на плече. Чарли уложил ее на землю, на правой ноге от оставил танцевальную туфельку, на левую снова надел кроссовку. Прошло много времени. Чарли превратился в слабое воспоминание, в неясный образ, затаившийся где-то в глубине его сознания. Но вдруг, два года назад, Чарли снова начала напоминать ему о Нэн, о ее изящных ножках с высоким подъемом, ее тонких щиколотках, ее красоте и грации, когда она с ним танцевала... «Тили-тили-тошки, танцуют резво ножки. Раз, два, три, четыре, пять — постарайся их поймать. Десять поросят — десять пальчиков. — Так с ним играла мать, когда он был маленьким. — Первый на базар пошел, второй остался дома». «Поиграем еще. Сколько пальчиков на ножках? Давай поиграем с каждым пальчиком», — приставал он к ней. Мать так любила его! Потом она изменилась. Он как будто еще слышал ее голос. «Что это за журналы у тебя в комнате? Почему ты вытащил из шкафа мои выходные туфли? И это после всего, что мы для тебя сделали! Нам стыдно за тебя». Когда Чарли снова появился два года назад, он приказал ему дать в газеты объявления о знакомствах. Много-много объявлений. Чарли сам продиктовал, что требовалось написать в том, особом. И вот на его участке закопано семь девушек, у каждой на правой ноге танцевальная туфелька, а на левой — ее собственная туфля, или спортивная тапочка, или сапог... Он умолял Чарли, чтобы тот разрешил ему остановиться. Он больше не хочет. Он говорил Чарли, что земля промерзла, — он не сможет их закопать, а держать тела в морозильнике опасно. Но Чарли кричал: «Я хочу, чтобы этих двух обнаружили. Я хочу, чтобы их обнаружили так же, как тогда Нэн». Чарли выбрал этих двух, последних, точно так же, как он выбирал всех других после Нэн. Их звали Эрин Келли и Дарси Скотт. Обе они ответили на два разных объявления, которые он дал в газете. А самое главное, они обе откликнулись и на то, особое объявление. Из всех ответов, которые он получил, именно их письма и фотографии сразу же бросились ему в глаза. Письма были интересные; Чарли понравились их живые интонации, самоирония, острый суховатый юмор. Он их читал — и будто снова слышал голос Нэн. Да, еще были фотографии. Каждая привлекала по-своему... Эрин Келли прислала снимок, где она сидит на краешке письменного стола. Она слегка наклонилась вперед, как бы говоря что-то, глаза сияют, стройное тело напряжено, будто она ждет, что ее вот-вот пригласят танцевать. Дарси Скотт была снята стоящей у мягкого кресла у окна, рукой она придерживала занавеску. Снимок был сделан вполоборота. Было совершенно очевидно, она не ожидала, что ее сфотографируют. Через руку перевешивалось полотнище ткани, взгляд был сосредоточенным и в то же время лукавым. Широкие скулы, стройная фигура, длинные ноги с тонкими щиколотками, узкие ступни в осенних закрытых туфлях. «А насколько привлекательнее они смотрелись бы в танцевальных туфельках!» — вздохнул он про себя. Он встал и потянулся. Его больше не беспокоили длинные мрачные тени в комнате. Теперь Чарли окончательно вернулся, и он был этому рад. И никакой жалобный голос больше не умолял его сопротивляться. После того, как Чарли уже по своей воле забрался в темную пещеру, из которой недавно вылез, он еще раз перечитал письмо Эрин, кончиками пальцев погладил ее фотографию. Он громко рассмеялся при мысли о том коварном объявлении, которое толкнуло Эрин к нему. Оно начиналось словами: «Любит музыку, любит танцевать».
Вторник, 19 февраля Холодно. Слякотно. Сыро. Ужасное движение. Но все это не имеет значения. Так хорошо снова быть в Нью-Йорке. Дарси с удовольствием сбросила пальто, поправила руками волосы и взглянула на почту, аккуратно разложенную на письменном столе. Бев Ротхаус, худая, целеустремленная умная студентка вечернего отделения в Школе дизайна Парсонс и незаменимый секретарь Дарси, разложила всю кучу бумаг в порядке их важности. — Счета, — указала она на правую крайнюю стопку. — Дальше квитанции денежных поступлений. Полно. — Надеюсь, хватит, — согласилась Дарси. — Вполне прилично, — подтвердила Бев. — Вот там — то, что просили тебе передать. Хотят, чтобы ты взялась за две квартиры, их собираются сдавать. Ты знала, что делаешь, когда занялась подержанной мебелью. Дарси засмеялась. «Сэнфорд и сын». Это про меня". «Уголок Дарси. Оформление интерьера по низким ценам» — значилось на двери ее офиса. Офис располагался в небоскребе Флэтайрон на Двадцать третьей улице. — Как Калифорния? — спросила Бев. Дарси с удивлением услышала нотки благоговения в голосе молодой женщины. На самом деле Бев хотела спросить: «Как твои мать и отец? Как с такими живется? Они на самом деле такие замечательные, как в кино?» И тогда ответ, подумала Дарси, будет: «Да, они замечательные. Да, они чудесные. Да, я люблю их и горжусь ими. Просто я никогда не чувствовала себя уютно в их мире». — Когда они уезжают в Австралию? — Бев спросила как бы между прочим. — Они уже уехали. Я успела на самолет из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк после того, как их проводила. Дарси удалось совместить визит к родителям с деловой поездкой на озеро Таху, где у нее был контракт на оформление интерьера типового высотного дома, который собирались продать по умеренной цене. Ее родители отправлялись в заграничное турне со своей пьесой. Они не увидятся по крайней мере полгода. Она открыла термокружку с кофе, купленную в ближайшей закусочной, и уселась за письменный стол. — Прекрасно выглядишь, — заметила Бев, — отличный костюмчик. — Красное шерстяное платье с квадратным вырезом и такого же цвета жакет были одним из результатов вояжа по магазинам на Родео Дайв, на котором настояла ее мать. «Такая хорошенькая девушка, как ты, дорогая, должна уделять одежде больше внимания, — суетилась мать. — Тебе нужно подчеркнуть эту чудесную воздушность». Как частенько говаривал отец, Дарси вполне могла бы позировать для портрета своей прапрабабушки по материнской линии, в честь которой ее и назвали. Та Дарси уехала из Ирландии к своему жениху, французу, офицеру, сражавшемуся в войсках Лафайета. И у той и у другой были те же широко посаженные глаза, скорее зеленые, чем карие, те же мягкие светло-каштановые волосы, отливающие золотом, тот же прямой нос. «Мы чуть-чуть подросли с тех пор, — любила вставить Дарси. — Во мне сто семьдесят два сантиметра. Дарси Первая была малявка. Ей было проще выглядеть воздушной». Тогда ей было всего шесть лет, но случайно услышанные слова директора навсегда врезались ей в память: «И как только двум таким красивым людям удалось произвести на свет этакого мышонка?» Она прекрасно помнила, как стояла, онемев от обиды. Спустя несколько минут, когда мать захотела познакомить ее с кем-то из своих коллег: «А вот моя малышка Дарси», она закричала: «Нет!» и убежала. Потом она извинялась за грубость. Сегодня утром, сойдя с трапа самолета в аэропорту Кеннеди, она забросила вещи на квартиру и, даже не переодевшись в джинсы и свитер, свою обычную униформу, поехала прямо в офис. Бев подождала, пока она не начнет пить кофе, и взяла в руки записку. — Мне созвониться с ними? — Я только позвоню Эрин. Эрин сразу взяла трубку. По ее деловому тону Дарси поняла, что она уже сидит за своим рабочим столом. Прежде, когда они учились в колледже в Маунт Холиоук, они жили в одной комнате. Потом Эрин начала изучать ювелирное дело. Недавно она получила престижную премию Н.У.Эйера, как один из лучших молодых ювелиров. Дарси тоже нашла себя в профессиональном смысле. Она четыре года пробовала себя в рекламном агентстве, прежде чем ее профессиональные интересы переключились с бухгалтерского дела на работу по оформлению недорогих интерьеров. Обеим было сейчас по двадцать восемь лет, и они оставались такими же близкими подругами, какими были еще тогда, когда жили вместе, учась в колледже. Дарси представила себе Эрин, сидящую за рабочим столом, в джинсах и свободном свитере; ее рыжие волосы, должно быть, схвачены сзади заколкой или убраны в хвостик, сидит — ни на что не обращает внимания, вся в работе. Как только она узнала голос Дарси, от ее делового тона не осталось и следа, она радостно вскрикнула. — Ты занята, — сказала Дарси, — я не буду тебя отвлекать. Просто хотела доложить, что прибыла, и, конечно, узнать, как там Билли. Билли, отец Эрин, последние три года жил в доме инвалидов в Массачусетсе. — Да все так же, — ответила Эрин. — А как колье? Когда я звонила в пятницу, мне показалось, у тебя были какие-то сложности. — Как раз после отъезда Дарси в прошлом месяце Эрин получила заказ от ювелирной фирмы «Бертолини» на изготовление колье из фамильных драгоценных камней заказчика. «Бертолини» была фирма такого же класса, как «Картье» и «Тиффони». — Меня страшно пугало, что колье подведет. Работа и вправду оказалась очень непростой. Но теперь все в порядке. Я отдаю его сегодня утром, и хоть и неудобно самой так говорить, но получилось здорово. А как Бель-Эйр? — Восторг. — Они обе расхохотались, затем Дарси сказала: — Введи меня в курс нашей программы знакомств. Нона Робертс, редактор кабельного канала компании Хадсон, подружилась с Дарси и Эрин в оздоровительном спортивном клубе. Нона готовила документальный фильм на материале газетных объявлений о знакомствах — фильм о людях, которые дают подобные объявления и отвечают на них, об их личном опыте, отрицательном или положительном. Нона попросила Дарси и Эрин ей помочь и для этого ответить на несколько объявлений. «Совершенно не обязательно встречаться с кем-нибудь больше одного раза, — убеждала она, — половина наших, с телевидения, занимаются этим и после ужасно забавляются. И потом, кто знает, может быть, вам попадется что-нибудь потрясающее. В общем, подумайте». Эрин, обычно более склонная к авантюрам, чем Дарси, на этот раз вдруг уперлась. Дарси уговаривала ее, объясняя, что все это может быть ужасно весело. «Мы же не будем давать собственные объявления, — убеждала она, — мы просто ответим на некоторые, если они нам покажутся интересными. Адреса не дадим, только телефоны. Будем встречаться на людях. Чего бояться-то?» Они приступили к этому месяца полтора назад. До отъезда на озеро Таху и в Бель-Эйр у Дарси хватило времени только на одно свидание. Тот мужчина написал, что его рост сто восемьдесят пять сантиметров. Потом она говорила Эрин, что он, должно быть, измерял свой рост, забравшись на стремянку. Кроме того, он заявил, что является агентом по рекламе, но, когда Дарси в разговоре с ним обронила несколько названий фирм и агентств, стало ясно, что он абсолютно не в курсе. «Врун и жулик», — сообщила она Эрин и Ноне. Теперь, предвкушая удовольствие, Дарси попросила Эрин рассказать о ее самых последних знакомствах. — Потерпи, услышишь обо всем этом завтра вечером, когда соберемся все вместе, — сказала Эрин. — Я все записываю подробно в том блокноте, который ты подарила мне на Рождество. Могу сказать только, что с момента нашего последнего разговора я ходила еще на два свидания. Всего получается восемь свиданий за последний три недели. Ерунда все это, они ровным счетом ничего из себя не представляют. С одним, как оказалось, мы уже встречались раньше. Еще один, правда, мне очень понравился, но, как и следовало ожидать, больше не позвонил. Сегодня вечером у меня тоже свидание. По голосу вроде ничего, но кто знает, поживем — увидим. Дарси усмехнулась: — Кажется, я не много потеряла. А на сколько объявлений ты ответила за меня? — Да штук десять. Я подумала, будет забавно послать и твой и мой ответ на одни и те же объявления. Потом можем сравнить свои записи, если эти придурки позвонят. — Отличная идея. А где ты сегодня встречаешься с этим сокровищем? — В баре на площади Вашингтона. — Чем он занимается? — Юрист из акционерного общества. Он из Филадельфии. Переводится сюда. Завтра вечером ты как, свободна? — Конечно. — Они собирались поужинать вместе с Ноной. — Я рада, что ты вернулась в город, Дарс, — тон Эрин изменился, — я соскучилась. — Я тоже, — тепло ответила Дарси. — Ну ладно, пока. — Она уже хотела попрощаться, потом вдруг почему-то спросила: — А как зовут этого кота в мешке? — Чарлз Норт. — Звучит. Ну желаю хорошо провести время, Эрин, моя Эрин. — Дарси повесила трубку. Бев терпеливо ожидала с бумагами в руках. Теперь в ее голосе прозвучала откровенная зависть. — Вы прямо как школьницы становитесь, когда общаетесь друг с другом. Вы ближе, чем сестры. А если взять нас с сестрой, так, я думаю, вы гораздо ближе. — Ты совершенно права, — спокойно сказала Дарси. Аукцион в галерее Шеридан по Семьдесят восьмой улице сразу к востоку от Мэдисон авеню, был в самом разгаре. Распродажа обстановки и утвари огромного загородного дома Мэйсона Гейтса, недавно скончавшегося нефтяного барона, привлекла толпы бизнесменов и коллекционеров. Крис Шеридан наблюдал за происходящим, сидя в дальнем углу комнаты. Он с удовольствием размышлял о том, что отвоеванная им честь распродажи этой коллекции поставила его фирму в один ряд с Сотби и Кристи. Великолепнейшая мебель эпохи королевы Анны; живописные полотна, ценные не столь мастерством создателей, сколь своей редкостью; старинное серебро Ревер, за которое, он не сомневался, будут предложены сумасшедшие цены. В свои тридцать три года Крис Шеридан выглядел скорее проворным полузащитником, кем он и был в колледже, чем ведущим специалистом по антикварной мебели. Прямая осанка подчеркивала его рост — сто девяносто три сантиметра. У него были широкие плечи и узкая талия. Лицо с мужественными чертами обрамляли светлые волосы. Взгляд голубых глаз был располагающим и дружелюбным, однако, как отлично знали его конкуренты, этот взгляд мог быстро стать острым и проницательным. Скрестив на груди руки, Крис наблюдал заключительную стадию борьбы за бюро Доминико Кучи 1683 года, отделанное филенками из pietra dura и по центру инкрустированное камнями. Хотя это бюро было меньше по размеру и менее изысканно, чем пара, выполненная Кучи для Людовика XIV, оно все-таки представляло собой великолепное произведение искусства, и, как он знал, именно такое отчаянно хотелось приобрести музею Метрополитен. По мере того как торговля между двумя крупными игроками, компанией Метрополитен и представителем японского банка, продолжалась, в зале становилось все тише. Крис почувствовал, как кто-то прикоснулся к его руке и, недовольно нахмурившись, обернулся. Это была Сара Джонсон, его помощница, искусствовед, которую он переманил из одного частного музея в Бостоне. Она выглядела обеспокоенной. — Крис, боюсь, что-то случилось, — сказала она. — Тебе звонит мать, хочет срочно поговорить. Кажется, она чем-то расстроена. — Все эта чертова передача! — Крис направился к двери, резко распахнул ее и, проскочив мимо лифта, взбежал по ступенькам. Месяц назад в популярном телесериале «Невыдуманные преступления» был показан отрывок, посвященный нераскрытому убийству сестры-двойняшки Криса, Нэн. Это было в Коннектикуте. Каждое утро Нэн бегала неподалеку от их дома в Дэриене. Тогда ее и задушили. Ей было девятнадцать лет. Несмотря на яростный протест Криса телевизионщики отсняли дом и участок и даже имитацию сцены убийства Нэн в лесочке, где было обнаружено ее тело. Он умолял мать не смотреть эту передачу, но она настояла, и они смотрели ее вместе. Режиссерам удалось найти молодую актрису, удивительно похожую на Нэн. Телезрители могли видеть, как Нэн бежит; как из-за прикрытия деревьев за ней кто-то наблюдает; как он заговаривает с ней; как она пытается убежать; как убийца хватает ее, душит, снимает с ее правой ноги кроссовку и надевает туфельку на высоком каблуке. Сочный голос диктора, читавшего текст за кадром, непонятно почему, звучал испуганно. «Кто оказался на пути прекрасной талантливой Нэн Шеридан? Знала ли она его? Они вместе с братом-близнецом праздновали свой день рождения в семейном поместье как раз накануне случившегося. Стал ли убийцей кто-нибудь, кого Нэн знала? Кто, возможно, поднимал бокал в ее честь за праздничным столом? Никто за эти пятнадцать лет не смог предоставить ни малейшей информации, которая помогла бы раскрыть это кошмарное преступление. Оказалась ли Нэн Шеридан случайной жертвой маньяка или ее смерть была актом личной мести?» Затем следовали завершающие кадры. Дом и участок в разных ракурсах. Телефон, по которому можно позвонить, «если вы обладаете какой-то информацией». В конце крупным планом показали фотографию тела Нэн, сделанную на месте убийства. Нэн лежала на земле, руки сложены на животе, на левой ноге кроссовка, а на правой — туфелька с блестками. И заключительная фраза: «Где же вторая кроссовка? Где же вторая изящная вечерняя туфелька? Хранит ли их еще убийца?» Грета Шеридан смотрела передачу с сухими глазами. Когда она закончилась, Грета сказала: "Крис, я столько раз прокручивала все это у себя в голове. Вот почему я хотела посмотреть этот фильм. Я перестала нормально соображать после смерти Нэн, разучилась думать. А ведь Нэн так часто рассказывала мне о школе. Я... Я вот что подумала: если я посмотрю эту передачу, может быть, я смогу вспомнить что-нибудь важное. Помнишь день похорон? Огромная толпа. Вся эта молодежь из колледжа. Помнишь, шеф Хэриман сказал, что он убежден — ее убийца находится здесь, среди тех, кто пришел на похороны. Помнишь, как они установили камеры, чтобы заснять всех, кто пришел на прощание и в церковь?" И вдруг, как будто ее наотмашь ударили по лицу, Грета Шеридан разразилась душераздирающими рыданиями. «Та девочка так похожа на Нэн, правда? Ах, Крис, мне так не хватало ее все эти годы. Отец был бы еще жив, если бы она была с нами. Его сердце в конце концов не выдержало горя». «Лучше бы я изрубил топором все телевизоры в доме, чем дал матери посмотреть эту проклятую передачу», — думал Крис, стремительно шагая по коридору к своему кабинету. Он схватил трубку и нервно забарабанил по столу пальцами левой руки. — Что случилось, мама? В голосе Греты Шеридан слышалась растерянность и испуг. — Крис, извини, что беспокою тебя во время аукциона, но только что принесли очень странное письмо.
Понедельник, 18 февраля 