.... — Ты слыхала о Поле Люка? — спросил я. — Нет, такого не знаю, — бросила Виолета слегка пренебрежительно. — Этот дворянин в семнадцатом веке совершил путешествие в Малую Азию и беседовал там с узбекским дервишем о герметической философии. Дервиш поведал ему, что подлинные философы обладают способностью продлевать свою жизнь на тысячу лет и неуязвимы для всех болезней. Люка упомянул в разговоре знаменитого алхимика по имени Фламель, который умер в возрасте восьмидесяти с чем-то лет, хотя и открыл философский камень. Дервиш расхохотался в ответ, и Люка спросил, что его так рассмешило. Мудрец объявил, что лишь наивный человек может считать Фламеля умершим. И добавил: «Вы заблуждаетесь. Фламель до сих пор жив. Ни он, ни его супруга так и не узнали, что такое смерть. Всего три года назад я простился с ними в Индии. Фламель — один из лучших моих друзей». Виолета вновь улыбнулась, пораженная моей осведомленностью о жизни этого человека. Я объяснил, что, если какая-то тема меня интересует, я погружаюсь в нее с головой. Впрочем, я признался, что начал увлекаться алхимией еще много лет назад и прочел тогда немало учебников, научных трудов и биографий алхимиков прошлого. Я упомянул «Atalanta fugiens» Михаэля Майера, «Antidotarium» Милиуса и «Mutus liber» Альтуса. Ответ Виолеты был на редкость лаконичным и резким: — Да будет тебе известно: Фламель мне не родственник. В ее голосе слышался холодный металлический отзвук, но в то же время я уловил, как в душе моей собеседницы что-то шевельнулось. Как будто порыв чувств натолкнулся на холод рассудка и раздался громовой раскат, гулкий удар правды о ложь. Но это ощущалось так зыбко, почти неуловимо, что я никак не отреагировал и предпочел продолжить беседу. Если Виолета что-то от меня скрывает, я в конце концов почувствую это. У Виолеты были необыкновенно развиты материнский инстинкт и интеллект, а женщины подобного склада просто не могут позволить тем, кто находится рядом, пребывать в пучине неведения, если в силах такое предотвратить. Словом, я догадался, что произнесенная в подходящий момент ложь может превратиться в нить Ариадны, которая выведет меня к правде. Надо признаться, сейчас я играл на поле интуиции, а не на поле уверенности, ведь все, что у меня имелось, — это наводящее на мысли совпадение фамилий да чувства женщины, к которой меня влекло. — Виолета, я кое-чего не понимаю. Она смотрела на меня, поднеся к губам чашку с чаем. — Почему счастливец, который обрел богатство и бессмертие, не бежит рассказать всем на свете, что случилось, не спешит поделиться своей радостью? Мне очень сложно понять подобную осторожность. Известно, что слава — тяжкое бремя, особенно теперь, когда журналисты совсем озверели, но полный отказ от нее… Такую карту трудно разыграть. Говорят, мудрецы — люди предусмотрительные и поэтому всегда знают, как выпутаться из неприятностей. — Фламель, скорее всего, почувствовал: если тайна раскроется, французский король упечет его в темницу и заставит на себя работать. Вообще-то поговаривали, что король подослал к Фламелю соглядатая, который выведал тайну, но алхимик перекупил шпиона, предложив ему сосуд с универсальным снадобьем. А спустя несколько дней Фламель распустил слух о своей смерти и о смерти Перенеллы, доброй и нежной Перенеллы, — сказала Виолета. — Ты говоришь о ней так, словно была лично с ней знакома. — Ах, если бы так! Если бы мы могли познакомиться и поговорить с такими людьми! — Это правда, будто Фламель вместо тела своей супруги положил в гроб кусок дерева и отправил гроб в Швейцарию? А спустя несколько дней точно так же организовал и собственную «смерть», после чего наконец воссоединился с женой? — Я читала об этом, Рамон. — На сей раз ответ Виолеты был более осторожным. — Похороны состоялись в одной из тех часовен, которые сам Фламель выстроил и передал церкви. — Да, весьма вероятно. — А если все это правда, нам надлежит задуматься о превратностях случая. Почему ничтожный писарь вдруг сделался великим хранителем тайны, открывшейся за всю историю мира лишь горстке людей? — Не знаю. Но судьба бывает причудлива и капризна. — Верно. А потом Фламель и Перенелла нашли пристанище в Индии. — И наведывались оттуда в другие страны, — добавила Виолета. — Как прекрасна история бессмертия! Виолета только рассмеялась. — Но как подобная мудрость уместилась на двадцати одной страничке? Я пытался расшифровать записи Фламеля, но так ничего и не понял. Наука Гермеса, как называют ее алхимики, непостижима. К тому же я имел бы глупый вид, если бы взялся плавить металлы и процеживать настои; я сам счел бы себя умалишенным. Виолета посмотрела на меня пытливо и в то же время с выражением жалости и всепрощения. Но не успела она заговорить, наверняка еще раз продемонстрировав свое великодушие и эрудицию, как к нашему столику вихрем подлетела Джейн. — Привет, друзья! Ты, наверное, Рамон. При виде этой девушки я остолбенел. То была она, двойняшка Кирстен Данст, блондинка из паба «Плуг». — Привет, — робко отозвался я. — Извините, раньше никак было не вырваться. — Прости, Рамон, мне следовало предупредить, что Джейн хочет с тобой познакомиться. — Очень приятно! Джейн, по-моему, мы уже знакомы. — Да, как ни старался этому помешать мой полудурок шеф. Едва ты вошел в паб, я поняла, что ты — это ты. Виолета — мастер описывать людей. Иначе ты выглядеть просто не мог. Джейн было не больше двадцати пяти лет, она была веселая, острая на язык, даже грубоватая. В ее наряде было что-то хипповское. Ей нравилась этническая музыка и джаз, она сама по вечерам пела в клубе. — Послушай, Джейн, наш испанский друг родом из Кордовы. Он явился из края мудрецов и философов и разбирается в алхимии и единорогах, — произнесла Виолета с едва заметной иронией. — Спасибо, что представляешь меня как старого друга. Но, Джейн, на самом деле мы с Виолетой познакомились только позавчера. Я охотился за одной книгой и вот при содействии старого букиниста набрел на дом с единорогом. — Ха-ха-ха! — отозвалась беспардонная Джейн. То был грохот прорвавшейся плотины или взорвавшейся ракеты фейерверка. — Так это любовь с первого взгляда! Я тоже улыбнулся, чтобы обратить слова Джейн в шутку. Наконец-то мы с ней познакомились! Но мне хотелось поговорить о Фламеле и единорогах. — У тебя что, выходной в пабе? — Ну да. Наплела шефу, что пойду по врачам, дескать, к гинекологу надо, освобожусь поздно, так что вообще не вернусь. — Слушай, Джейн, у тебя интересный испанский. Похоже на каталонский акцент. Ты что, родом из Каталонии? — Моя мать из Жироны, но я родилась в Челси, на улице Манреса. Очередная улыбочка. — А мой отец — француз, но работает здесь, в Сити, вот уже несколько десятков лет. Он из тех клерков, что облачаются по выходным в джинсы и называют себя лейбористами, хотя мне кажется — в день выборов он голосовал за Тэтчер. Джейн снова расхохоталась. — Она страшная врунья. Все, что она сказала, — неправда, — пояснила Виолета. — Ты женат, Рамон? — Нет. А почему ты спрашиваешь? — Просто так, но по виду ты тянешь как минимум на разведенного. — Не знаю, что ты там углядела, — на мне не может быть следов того, чего не было. А еще я не гей, если это твой следующий вопрос. Но никто не мог вынести меня дольше трех месяцев. И мне уже перевалило за сорок. А еще вчера сорока не было. Именно сегодня мне стукнул сороковник, а я так и не испытал так называемого кризиса женатых мужчин. К тому же я не интеллектуал, а архитектор на жалованье. Архитектору никогда не выдать себя за интеллектуала, скорее на такое способен ученый и скучающий путешественник, поклонник прекрасного. А сейчас прекрасным, например, является кадр, в центре которого вы находитесь. — И я пальцами изобразил рамку. — Ну ты и нагородил! Уж не знаю, как ты теперь из этого выберешься, — веселилась Джейн. — Не хочу показаться мачистом, но вы мне нравитесь обе. Собственные слова напомнили мне о моем португальском друге, Луише Филипе Сарменту: стоило ему увидеть красивую девушку, как он распускал хвост длинных седеющих волос, закрывал ими все лицо — в стиле femme fatale — и произносил: «Ведь правда я самый привлекательный парень на свете?» Девушки, переглянувшись, снова расхохотались. Я забеспокоился, что сижу перед ними с совершенно идиотским видом, но тут Джейн меня удивила: — Я два года проучилась в Севилье. — В Севилье? И что именно изучала? — Историю. А еще я немного разбираюсь в средневековом искусстве. Готова ответить на любой вопрос о кордовских Омейядах. — Ладно, учту. Ты собираешься преподавать? — Нет, мне это не нравится. В Севилье от преподавания впадают в депрессию, кабинеты психоаналитиков всегда битком набиты институтскими профессорами. Я теперь пытаюсь поступить в Лондонский университет. Хочу еще поучиться, а потом читать там лекции. Да, преподавание на таком уровне вполне устроило бы меня как способ заработать на жизнь. Когда Джейн говорила серьезно, лицо ее становилось на редкость красивым. Я решил сменить тему: — А откуда вы друг друга знаете? — Мы сестры и подруги, — ответила Виолета. — И живете вместе? — Нет, — ответила Джейн. — На фасаде твоего дома тоже есть единорог? — У меня нет дома. Я живу в крохотной квартирке на улице Чепстоу вместе с двумя другими девчонками. Пока Джейн рассказывала о своих соседках, в кафе вошел старичок с книгой в левой руке и тростью в правой. — Глядите! Этому человеку сто восемьдесят лет. Сестры посмотрели на меня с удивлением. — Откуда ты знаешь? — спросила Джейн. — У него на лбу написано бессмертие, — пошутил я. — Ты ошибаешься, — возразила Виолета. — Хотя толика бессмертия в этом человеке и вправду есть, поскольку ему девяносто восемь лет и у него железное здоровье. У него ясный ум следящего за собой шестидесятилетнего джентльмена, а познания его безграничны. Он преподавал эстетику в Оксфорде, но ушел на пенсию так давно, что никто уже и не помнит когда. Он написал несколько учебников, правда, все думают, что автора больше нет в живых. Вообще-то насчет пенсии я не совсем верно выразилась: он по-прежнему числится в Академии изящных искусств и до недавнего времени регулярно читал там лекции. — А ты веришь в бессмертие? — спросила меня Джейн. Так выпускают стрелу из лука и ждут, когда раненый зверь рухнет на землю. — Скажем так: я не могу верить в то, чего не испытал. Откуда мне знать, сколько лет этому старому профессору — сто или двести? Кто даст мне гарантию? Я часто думал о том, что бессмертному человеку придется периодически менять имена и места жительства. Тоже, наверное, морока. А вы верите в бессмертие? Сестры, переглянувшись, улыбнулись. — Конечно нет, дурачок. --------------------------------------------------------
"Скачайте всю книгу в нужном формате и
читайте дальше"
