Главная »
2010»Май»26 » Борис Кустодиев (1878-1927) / 3-я часть (последняя)
19:57
Борис Кустодиев (1878-1927) / 3-я часть (последняя)
Судьба, столь благосклонная в начале жизненного и творческого пути, сразила Кустодиева неизлечимой болезнью, когда он вступил в пору зрелости, расцвета таланта. Признаки надвигающейся беды, круто и безжалостно изменившей жизнь Кустодиева, появились в 1909 году. Вдруг заболевала рука, и пальцы не могли удержать даже легкую кисточку для акварели. Начались страшные головные боли. По нескольку дней приходилось лежать в затемненной комнате, укутав голову платком. Любой звук усиливал страдания. Питерские врачи нашли у него костный туберкулез и направили в горы Швейцарии. Закованный от шеи до талии в жесткий целлулоидный корсет, оторванный от мольберта и красок, месяц за месяцем лежал он, дыша целебным горным воздухом Альп. Случилось удивительное. Кустодиеву нельзя было рисовать, но невозможно было выключить зрительную память, образное мышление. Перед его взором вставали одна за другой картины во всей своей композиционной завершенности, цвете. Он мысленно «снимал» одну картину, отставляя ее «на пока» в запасники памяти и водружал «на мольберт» другую. Эти долгие месяцы художник позже вспоминал «с теплым чувством, с чувством восторга перед творческим порывом и горением духа». Еще удивительнее то, что большую часть задуманных тем, сюжетов Кустодиев впоследствии «перевел» на холст, в реальные картины. А болезнь наступала. Она оказалась страшнее, чем предполагали: опухоль спинного мозга. Он перенес ряд тяжелейших операций, длившихся по нескольку часов. Перед одной из них профессор сказал жене: "- Опухоль где-то ближе к груди. Нужно решать, что сохранить, руки или ноги?" "- Руки, оставьте руки! Художник — без рук? Он жить не сможет!" И хирург сохранил подвижность рук. Только рук. До конца жизни. Отныне его «жизненное пространство» сузилось до четырех стен тесной мастерской, а весь мир, который он мог наблюдать, оказался ограничен оконной рамой, за которой синел купол церкви, по тротуару лишенной деревьев петербургской улицы шаркала толпа куда-то спешащих прохожих. Но чем тяжелее было физическое состояние Кустодиева, тем самозабвенней он работал. За годы неподвижности он создал лучшие свои вещи. В них — ни тени пессимизма, свидетельства страданий. Картины по-прежнему лучатся теплом доброй усмешки, заполнены точными, будто с натуры списанными деталями исконно русской жизни, быта. Он работает и как портретист и как театральный художник, осваивает гравюру по дереву, лишь мрамора перестала касаться слабеющая рука. Незаметно в полотнах тягот Первой мировой войны, революции, голода и холода, разрухи. Они отягощали жизнь, но не отражались на холсте. Кустодиевские полотна этой поры сравнительно невелики по размерам, в среднем метр на метр. Но не потому, что туго было с холстом, красками (хотя и это случалось). Просто граница картины должна была быть там, куда дотягивалась кисть прикованного к креслу художника. Вот его «Московский трактир». Чаевничают кряжистые, осанистые извозчики. Сценку эту Кустодиев когда-то подсмотрел в Москве, говорил: «Веяло от них чем-то новгородским, иконой, фреской». Истово, словно молитву творя, пьют чай извозчики-старообрядцы, держа на выпрямленных пальцах блюдца. Темно-синие кафтаны, окладистые бороды мужиков, белые холщовые одежды половых, темно-красный, словно мерцающий фон стен и масса извлеченных из памяти деталей точно передают атмосферу московского трактира... В роли извозчиков позировали сын, приятели, не оставлявшие художника. Сын вспоминал, как, завершив работу, радостно воскликнул Кустодиев: «А ведь, по-моему, картина вышла! Аи да молодец твой отец!» И это действительно одна из лучших его работ. Борис Михайлович Кустодиев скончался 26 мая 1927 года.
Судьба, столь благосклонная в начале жизненного и творческого пути, сразила Кустодиева неизлечимой болезнью, когда он вступил в пору зрелости, расцвета таланта.
