«Наверное, я удивлю вас, если скажу, что предпочитаю Демьяна Бедного
большинству советских поэтов. Он не только историческая фигура революции
в ее драматические периоды, эпоху фронтов и военного коммунизма, он для
меня Ганс Сакс нашего народного движения. Он без остатка растворяется в
естественности своего призвания, чего нельзя сказать, например, о
Маяковском, для которого это было только точкой приложения части его
сил. На такие явления, как Демьян Бедный, нужно смотреть не под углом
зрения эстетической техники, а под углом истории. Мне совершенно
безразличны отдельные слагаемые цельной формы, если только эта последняя
первична и истинна, если между автором и выражением ее не затесываются
промежуточные звенья подражательства, ложной необычности, дурного вкуса,
то есть вкуса посредственности, так, как я ее понимаю. Мне глубоко
безразлично, чем движется страсть, являющаяся источником крупного
участия в жизни, лишь бы это участие было налицо…» Борис Пастернак
«Наверное, я удивлю вас, если скажу, что предпочитаю Демьяна Бедного
большинству советских поэтов. Он не только историческая фигура революции
в ее драматические периоды, эпоху фронтов и военного коммунизма, он для
меня Ганс Сакс нашего народного движения. Он без остатка растворяется в
естественности своего призвания, чего нельзя сказать, например, о
Маяковском, для которого это было только точкой приложения части его
сил. На такие явления, как Демьян Бедный, нужно смотреть не под углом
зрения эстетической техники, а под углом истории. Мне совершенно
безразличны отдельные слагаемые цельной формы, если только эта последняя
первична и истинна, если между автором и выражением ее не затесываются
промежуточные звенья подражательства, ложной необычности, дурного вкуса,
то есть вкуса посредственности, так, как я ее понимаю. Мне глубоко
безразлично, чем движется страсть, являющаяся источником крупного
участия в жизни, лишь бы это участие было налицо…»
