...если
бы страна знала о тех зверствах, которые происходили в Чечне в те годы
в отношение не чеченского населения, она бы содрогнулась. Из письма бывшей жительницы Грозного, 2005
Международная конвенция [24] определяет геноцид, как «предумышленное
создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые
рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее» (статья
II), в частности убийства, нанесение ран, ограничение деторождения.
Причем преступники несут за эти действия ответственность «независимо от
того, являются ли они ответственными по конституции правителями,
должностными или частными лицами» (ст. IV). О существовании
таких условий в Чечне говорит статистика. Только по официальным
неполным данным из Чечни бежало, спасаясь от этнических чисток, 250
тысяч человек нечеченской национальности [25], убито – 20 тысяч [26].
Очень трудно оценить достоверность этих данных: согласно переписи 1989
года в Чечне проживало более 372 тысяч жителей невайнахской
национальности из них почти 293 000 русских [27]. Наши
исследования показали, что, например, в станице Ассиновская до геноцида
проживало более 8 000 русских [28], к 1997-му их стало 270, к 2001, по
данным нашей инициативной группы, – единицы. Судя по этой выборке, к
настоящему моменту нечеченское население Чечни сократилось, по крайней
мере, на 350 тысяч человек. (По оценкам С. Ганнушкиной всего в Чечне
еще осталось 30 тысяч русских [29], но эта цифра кажется нам сильно
завышенной). Нельзя сказать, сколькие из них были убиты, ведь
очень трудно выяснит судьбы каждого из жителей. Мы располагаем полными
данными лишь о нескольких тысячах человек, хотя число беженцев,
несомненно, больше. По оценкам А. Абакумова было убито около 40 тысяч
русских [30], по данным Джабраилова, процитированным в начале статьи,
убито около 80 тысяч нечеченцев. Значит, спаслись менее 300 тысяч….
Очень трудно описывать само явление, а не только конкретные
преступления и их виновников. Все существо бунтует против обвинения в
геноциде нации в целом. По мнению Елены Гавкиной, у которой бандиты
отняли квартиру «с теми чеченцами, с которыми мы всю жизнь прожили, у
нас были прекрасные отношения. Но в семье не без урода...» [31]. Однако
по свидетельству Нины Барановой, «неуродов», к сожалению, было
меньшинство: «Самые хорошие из тех чеченцев, которые разгуливали с
оружием в руках, говорили: "Убирайтесь по-хорошему". Плохие ничего не
говорили, они просто убивали, насиловали или угоняли в рабство. А с
оружием разгуливала треть мужчин республики. Еще треть молча их
поддерживала. Остальные сочувствовали нам, это были в основном
городские чеченцы, но что они могли поделать, если даже старейшины
сидели на лавочках и улыбались: "Пусть русских побольше уезжает"» [32].
А1 также обращает внимание на пассивность чеченцев, не участвовавших в
геноциде непосредственно: в лучшем случае от них можно было ждать
дружеского совета уехать. Судя по всему, речь идет о конфликте между
национальной солидарностью, верностью тейпу (роду) с одной стороны и
дружескими чувствами по отношению к конкретным русским – с другой.
Дай то Бог, чтобы ни перед кем из нас не вставал подобный выбор. В
Чечне те, кто сопротивлялся, погиб (показателен пример Аюбова и
Исраилова, сделавших его в пользу долга и порядочности), а прочие
предпочли не заметить происходящего один-другой раз и, в конечном
счете, оказались связаны кровавой порукой. Счастье, если
удавалось спасти самых близких людей. Хамзат Д. женился в 1991-м на
своей русской подруге Лидии, она приняла ислам и выучила детей говорить
и писать по-чеченски (чего не умел и сам Хамзат). «Если медведя в цирке
учат кататься на велосипеде, то я, наверное, тоже чему-нибудь научусь»,
- сказала она будущей свекрови [33]. Русским приходилось учиться «не
выделяться», чтобы остаться на земле своих предков. Однако
многие чеченцы так же предпочитали поступать «как все»! Один вот по сей
день очень удивляется, что кто-то находит нечто предосудительное в том,
что он купил у семидесятилетней женщины квартиру за двести
долларов(В3). Право слово, ведь сам он ее и пальцем не тронул.
Ты изобьешь русского на улице, изнасилуешь его дочь, чтобы он завтра
продал мне свой дом за гроши и оставил нашу землю, а кто-то примет
меры, чтобы скрыть происходящее в республике, - и все это для общей
выгоды. Провести в каждом случае четкую грань между невольным
свидетелем и фактическим соучастником почти нельзя: тем более, если
инициатива исходит от родовых сообществ, тейпов, которые все еще сильны
в Чечне. Конечно, за каждое преступление отвечает лишь тот, кто
его совершил (хотя есть такие понятия как пособничество и
подстрекательство). Так весь немецкий народ не может отвечать за
Холокост, а каждый белый американец – за геноцид индейцев и порабощение
чернокожих, но убивали ведь именно они, немцы и англосаксы, – и
историческая добросовестность обязывает нас упомянуть об этом, чтобы
далее оценить. Если мы имеем дело с неким системным явлением (например,
расизмом, пустившим глубокие корни в американской культуре), то можно и
нужно выяснить: как обезвредить этот смертоносный груз. Однако
поговорим о русских покинувших Чечню. Был ли «сладок и приятен» дым
отечества для тысяч беженцев? Действовало и действует всего лишь
несколько центров по помощи вынужденным мигрантам, которые, по факту,
не могли справиться с этим людским потоком. Уже во время второй
чеченской войны очередная группа правозащитников, заявив об «ужасных
притеснениях чеченцев в России», обратилась к правительству с
требованием «достойного возмещения убытков всем жертвам войны, вне
зависимости от национальности» [34], видимо, полагая, что русские
находятся в каком-то привилегированном положении. Кто из нас не
помнит репортажи из лагерей чеченских беженцев? Историй о выплатах
компенсаций? Наше государство, вполне справедливо, в меру сил, пытается
оказать помощь жертвам войны. К этой работе подключаются и
международные организации от «Красного Креста» до комиссариата ООН по
делам беженцев. Последний официально устранился от помощи
русским беженцам в связи с заявлением генерального комиссара Любберса о
том, что он готов заниматься этой проблемой лишь, если российское
правительство «не сможет решить эту проблему само» [35]. Общественные
организации практически не ведут работу в этом направлении, насколько
нам известно, лишь «Форум переселенческих организаций» в лице Лидии
Ивановны Графовой признал проблему русских вынужденных переселенцев.
Вообще, решение проблемы чрезвычайно тормозит отсутствие официального
признания геноцида в Чечне. Чиновники отказывают русским в статусе
беженцев. Дескать, до декабря 1994-го, войны не было. А чтобы
добиться помощи от родной страны нужно было, как минимум, добиться
статуса «вынужденного переселенца» или хотя бы новую прописку на новом
месте. Нет работы – нет происки. Нет прописки – нет работы. И круг
замыкается. Большинство пытается решить проблему через суд или жалобы в
высокие инстанции, вроде Администрации Президента. Власти порой
откровенно издеваются над беженцами, предлагая возвращаться в Грозный
за справками (особенно своевременно это звучало зимой 1994-1995, когда
в городе шли бои). Некоторые не могут стать на учет десятилетиями. Тем,
кому все-таки удается найти место в системе государственных лагерей
беженцев, уготована иная участь: «…это тесные, давно не ремонтированные
комнаты, коридоры с вздувшимися полами, «удобства» на этаже и одна на
всех кухня с большой электроплитой – настолько пустая, что кажется
просторной. Новые и не очень пункты временного размещения в Грозном,
куда сейчас перевозят жителей палаток, выглядят посвежее. Хотя в
Грозном все-таки была война, а в Тамбове о ней только слышали» [36].
Большинство русских, не одолев российской бюрократии, устраивались
самостоятельно у родственников, в служебном жилье, или лачугах
купленных на вывезенные из Грозного деньги. (Семья А2, как и многие
другие беженцы устраивалась самостоятельно, жила в России в
двухкомнатной квартире хрущевки вшестером). В России, как не
парадоксально, невыносимая обстановка именно для русских беженцев
откуда бы они ни приезжали. Валентина Верольская, бывший преподаватель
грозненского университета просит об одном – «чтобы нас уравняли с
чеченцами». Русских беженцев из Чечни, не зная ни обстоятельств, ни
причин иммиграции, встречают недружелюбно. Приходится слышать и такое:
«В России нас никто не ждет, напротив, нам там не рады. Называют или
чеченскими подстилками, или еще как хуже. Нежелательны мы ника¬ким
властям, вот что обидно…. Есть озлобленные люди, у которых кто-то погиб
на войне, но в чем же мы виноваты?» [37] В том, что родились, на окраине России, в Чечне, и она им – родная?
Но мы забежали слишком далеко вперед, так что вернемся на 10 лет назад
в горящую Чечню. В памятном 1994-м центр, наконец, перестал чесать в
затылке и принял решение о вводе в республику войск. Разумеется,
введенные части занимались не только борьбой с бандами дудаевцев, но и
пытались в меру сил помогать мирному населению. А3 упоминает, что
русские солдаты делились с жителями разрушенного Грозного едой и
сигаретами. Воспользовавшись краткой свободой дорог от чеченских
кордонов, многие попытались уехать из республики. Кого-то эвакуировали
военные и МЧС в Моздок, а оттуда в Пятигорск. Зима, ни воды, ни еды,
холод, неразбериха. Вместе с беженцами зачастую выезжали раненные
боевики. «Вели себя разнузданно, – утверждает Валентина
Верольская. – Оружия, правда, было не видно, но утром в больнице были
кучи окровавленных бинтов: их тут оперировали. А ФСБ ничего не делала.
Они почему-то только у нас снимали отпечатки пальцев, как будто это мы
преступники». Но весной 1995-го все еще тешились радостными
надеждами. Казалось, что республика вновь оживает: возобновил работу
университет (на работу вышли 300 преподавателей), начинают выходить
газеты, проводятся субботники по уборке Грозного [38]. В эти
годы впервые заговорили о геноциде русских на полуофициальном уровне.
Некоторые аналитики настаивают на том, что именно этот геноцид стал
причиной или поводом (как кому больше нравиться) для ввода российских
войск в Чечню [39], [40]. Однако в действительности факт геноцида был
«упомянут» российским руководством только в середине 1995 года.
В июле 1995 года С. Шахрай на заседании Конституционного Суда заявил,
что в «конце 1991 года, 1992 году, половине 1993 года в Чечне
происходили массовые нарушения прав и свобод человека, происходила
этническая чистка». Заявление продублировал в августе Олег Лобов,
ставший представителем президента в Чечне [41]. Обе эти реплики
остались почти незамеченными. В федеральной прессе эти сообщения были
не слышны за шумом антивоенной компании, да власть и не решалась широко
их озвучить. Скоро дает о себе знать непоследовательная и
неумелая политика Москвы. Попытки переговоров, сдерживание военных
операций создает у боевиков уверенность, что все еще можно переиграть.
Зимой 1995-1996 гг. происходит несколько крупных захватов заложников,
похищают несколько десятков строителей в Ачхой-Мартане и Грозном.
Учащаются акты террора против оставшегося в республике русского
населения, официальный приказ об этом издает в марте 1996-го Ахмед
Закаев. Капитуляция в Хасавь-юрте (1996) только подстегивает
этот процесс. Вновь начинаются грабежи и отъем жилья у посмевших
вернуться русских. Приведу свидетельства Марии З.: «Многие подростки
тут завели моду бегать по городу с автоматами, обирали каждого
встречного-поперечного, – а главным образом русских, за которых некому
было заступиться. Случалось, и расстреливали людей — просто так, "из
вредности". Кстати, не только русские, но и многие чеченцы страдали от
этих молодых "отморозков". Впрочем, чего еще было ожидать от юнцов?
Ведь с 1991 года (приход Дудаева) они фактически не учились ни в
школах, ни ремеслу. Да и работать им было негде. К тому же дудаевские
идеологи вбили им в головы, что высшая военная доблесть для чеченца –
стрелять по русским "захватчикам" и добывать хлеб насущный
исключительно с помощью автомата Калашникова. Так и выросло целое
поколение, живущее отныне по закону: у кого больше патронов – тот и
хозяин жизни» [42]. Вскоре у Марии отнимут квартиру и она «в одних
тапочках» будет вынуждена уехать в Ставрополь. Нельзя не сказать
и о проблеме заложничества. Еще Пушкин писал: «Пленников они (горцы -
М.К.) сохраняют в надежде на выкуп, но обходятся с ними с ужасным
бесчеловечьем, заставляют работать сверх сил, кормят сырым тестом,
бьют, когда вздумается, и приставляют к ним для стражи своих мальчишек,
которые за одно слово во вправе их изрубить своими детскими шашками»
[43]. О заложничестве заговорили вновь в 1990-е годы, жители
станица Ассиновская обращают внимание на то, что многие чеченские тейпы
обзаводятся рабами из числа русских бомжей [44]. Опасения того, что
«новая экономика» Чечни будет основана на базе рабского труда, вполне
подтвердились. По данным чеченской православной общины была похищена
значительная часть республиканского клира [45], всего обращено в
рабство 45 тысяч человек [46], среди них не только жители Чечни и
близлежащих регионов, были даже москвичи. Тем временем учащаются акты
бандитизма и вооруженные налеты на соседние регионы. Во время нападения на Буйнакск в 1997-м нападавшие взорвали трансформаторные подстанции, обесточив город и военный гарнизон, а затем начали обстрел расположения одного из танковых батальонов бригады [47]. Уничтожено два танка, взорвано две цистерны с нефтепродуктами и несколько автомобилей. Нападавшие были хорошо вооружены. По сообщениям жителей окрестных областей бесчисленное число случаев угона скота, грабежи, изнасилования, убийства. В большинстве случаев преступники вместе с награбленным скрывались на территории Чечни. Жертвами преступлений преимущественно становятся этнические русские. В 1999-м даже либеральный «Мемориал» официально признал: «…Криминальное насилие, исходящее из Чечни, является реальным фактором, дестабилизирующим обстановку» [48]. В параграфе 4 той же справки правозащитники констатируют, что Ставропольский край «пока еще не является основным направлением криминальной экспансии из Чечни, уступая Ингушетии, Северной Осетии и Дагестану». В этот период чеченский бандитизм становится значимым политическим фактором в регионе. Представители чеченского криминалитета мелькают в дагестанской и московской политической элите. Данная политическая сила ставит перед собой следующую задачу «провозглашение исламской республики и создание великой Чеченской империи в Чечне и Дагестане, а затем и на земле Ингушетии» [49]. Однако после начала контр-террористической операции положение несколько улучшилось. Например, по наблюдениям жителей Буденовска (A6), после начал боевых действий в Чечне число преступлений резко упало. Факты истребления русского населения в Чечне стали более известны во время второй чеченской войны. Вступая в республику, федеральные силы нашли свежие массовый захоронения: во время отступления боевики расстреляли несколько десятков человек в станицах Микенская и Знаменская «за содействие федералам» [50], братские могилы найдены в поселке Здоровье [51]. Тогда же началось первое прокурорское расследование обнаружившее повсеместно места массовых захоронений, в которых, по предварительным данным, «захоронено около тысячи человек. Даты захоронений – с 1991 по 1999 годы» [52]. Однако «будку гласности» вскоре прикрыли: формулировка «геноцид» прозвучал еще лишь в деле банды Рамзеса Гайчаева [53] (того самого, который по собственному выражению «просто убивал русских»). Участники группировки обвинялись в убийствах и грабежах исключительно русскоязычного населения станицы Червленной. Из приговора пункт «геноцид» исчез [54]. Впрочем, вступление в республику федеральных сил геноцид не прекращает. В Грозном по официальным данным за один день (20 марта 2001) было убито 10 мирных жителей из них 8 русских и 2 чеченцев [55] – федеральные власти объявили о захвате группировки ответственной за эти деяния, однако через три дня аналогичное массовая расправа над русскими происходит вновь [56]. Представитель Президента по правам человека в Чечне В. Каламанов тогда официально заявил о геноциде русского населения, осуществляемом боевиками. Возникает фактический запрет на упоминание этнической составляющей конфликта и преследований по языковому и этническому признаку, действующий до сих пор. Собственно, эта проблема практически забыта. Чеченский политик Амин Осмаев предполагает, что у федеральных органов власти имеется опасение быть обвиненными в шовинизме, если эта тема будет поднята [57]. С этим феноменом автор столкнулся, когда пытался обратить внимание ряда современных политиков на проблему геноцида русских в Чечне. По их реакции можно было подумать, что я призываю их вступать в партизанский отряд. Я представлял в тот момент абсолютно умеренную группу по защите прав русских и русскоязычных беженцев из Чечни. Наши пожелания – самые скромные: официально признать факт геноцида, дать пострадавшим статус беженцев, оказать хоть минимальную помощь нуждающимся. В отличие от чеченского политика Амина Осмаева мы и не думаем предлагать ввести квоту, обязательное число русских, в руководстве республики. Однако проблема остается, война идет, страдают и эллин, и иудей, и в Чечне и за ее пределами. A5 резюмирует в своем письме: «Я видел унижения русскоязычных в Чечне. Фашисты по сравнению с чеченцами просто милые люди. К сожалению, в России все национальности в почете, кроме русских. Именно отсюда все проблемы. Если так будет продолжаться, Россия просто развалится».
24 Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него // «Международный акты о правах человека. Сборник документов», М.: Институт Государства и Права, 1998. 25 «Известия», 28 января 2005. 26 А. Шаповалов «Голодная смерть или бандитская пуля» // «Независимая Газета», 21 января 2003. 27 М. Юсупов «Этнодемографическая характеристика Чечни». 28 «Независимая Газета», 24 апреля 1998. По свидетельству Ю. Кондратьева верен, по крайней мере, порядок. 29 «Коммерсантъ», 17 апреля 2003. 30 А. Абакумов «Чеченская диаспора должна платить за геноцид в отношении славянского населения в Грозном, на р. Сунже и Среднем Тереке» // «Экономическая газета», №21, 1998. 31 И. Шовхалов «В своей стране я словно...» // «Дош», №1, 2003. С. 21. 32 Д. Соколов-Митрич «Забытый геноцид» // «Известия», 28 января 2005. 33 И. Шовхалов «В своей стране я словно...». С. 22. 34 «DiRECT!», 23 Juin 2000. 35 «Спецназ России», №2, февраль 2002. 36 И. Сухов «Бегство из России...». 37 В. Янченков «Изгои на родной земле» // «Труд-7», 17 февраля 2000. 38 «Республика», 25 апреля 1995. 39 L. Monod «Le Role de l’OSCE en Tchetchenie». Edition d’«Institut Universitaire des Hautes Etudes Internationales», 2000-2001. P. 12. 40 E. Schneider «Moskau Entschluss zum Tschetschenien-Krieg» // «Aussenpolitik», №2, 1995. S. 162. 41 «Голос Чеченской республики», 14 августа 1995. 42 «Труд-7», 12 марта 1999. 43 А. Пушкин Избранные Сочинения. Москва: «Художественная Литература», 1978. Т. II, С. 613. 44 Белая Книга. Ч. 1, с. 18. 45 В. Янченков «Изгои…». 46 А. Шаповалов «Голодная смерть или бандитская пуля» // «Независимая Газета», 21 января 2003. 47 «Зеркало Недели», 27 декабря 1997. 48 О. Орлов, А. Костинский «Справка о положении в Курском районе Ставропольского края» // Электронный Архив Центра «Мемориал», 8 апреля 1999. 49 «Ал-Аман», 17 сентября 1999. Цит. В. Бобровников «Абреки и государство» // «Вестник Евразии», №1(8), 2000. С. 38. 50 «Российская Газета», 6 января 2000. 51 «Коммерсантъ», 3 марта 2001. 52 «Российская Газета», 6 января 2000. 53 «Сегодня», 19 января 2000. 54 ИА Lenta.ru, 18 апреля 2001. 55 ИА News.ru, 20 марта 2003. 56 ИА News.ru, 23 марта 2003. 57 «Россiя», 30 июля 2003.
