— Вы, верно, не понимаете, зачем я пригласил вас сегодня, мистер Боттом, — сказал Хироси Накамура. — Совсем наоборот, — возразил Ник. — Я знаю, зачем вы меня вызвали. Накамура моргнул. — Знаете? — Да, — подтвердил Ник. «Какого хера? — подумал он. — Сказал „А", говори и „Б". Накамуре нужен детектив — докажи ему, что ты детектив». — Вы хотите, чтобы я нашел вам того — или тех, — кто убил вашего сына Кэйго, — сказал он. Накамура снова моргнул, но ничего не сказал, словно, услышав имя сына, потерял способность двигаться и говорить. Но старый миллиардер все же кинул взгляд туда, где, облокотившись на ступенчатый комод-тансу около открытого сёдзи, выходящего во внутренний сад, стоял его невысокий, но крепкий начальник службы безопасности Хидэки Сато. Если Сато что-то и сообщил своему шефу в ответ на слова детектива — движением, глазами или мимикой, — то Ник ни черта не уловил. Ник подумал, что, пока они ехали в главный дом на гольфмобиле или пока его представляли здесь, в офисе Накамуры, он не заметил, чтобы Сато хоть раз моргнул. Глаза начальника службы безопасности были как вулканическое стекло. Наконец Накамура проговорил: — Вы не ошиблись, мистер Боттом. И, как сказал бы Шерлок Холмс, это элементарно. Ведь именно вы расследовали убийство моего сына, когда я все еще находился в Японии; мы тогда с вами не были знакомы и не встречались. Ник ждал. Посмотрев на Сато, Накамура вновь перевел взгляд на единственный лист интерактивной электронной книги, которую держал в руках. Но потом его серые глаза оторвались от книги и вперились в Ника. — Как вы думаете, вам удастся найти убийцу… или убийц моего сына, мистер Боттом? — Уверен, что удастся, — солгал Ник. Он знал, что на самом деле старый миллиардер спрашивает: «Вы можете перевести назад часы и не допустить убийства моего сына, сделать так, чтобы все снова было хорошо?» Ник и на этот вопрос ответил бы: «Уверен, что могу». Он был готов сказать что угодно ради денег, которые этот человек мог заплатить. Денег этих хватило бы, чтобы на долгие годы вернуться к Даре. А может, и на всю оставшуюся жизнь. Накамура слегка прищурился. Ник знал, что глупец не смог бы стать обладателем сотен миллиардов в Японии или одним из всего лишь девяти региональных федеральных советников в Америке. — Почему вы считаете, что теперь добьетесь успеха, мистер Боттом, если шесть лет назад потерпели неудачу? А ведь вы в то время были детективом отдела по расследованию убийств и имели в своем распоряжении все возможности денверской полиции. — На нас тогда висело четыре сотни убийств, мистер Накамура. И на все про все было пятнадцать детективов. А каждый день случались новые убийства. На сей раз у меня будет всего одно дело, и я не стану отвлекаться на другие. Серые глаза Накамуры были такими же немигающими, как у Сато, только светлее. Его взгляд, и без того холодный, теперь стал ледяным. — Вы хотите сказать, бывший детектив Боттом, что шесть лет назад вы не уделили убийству моего сына того внимания, которого заслуживало это дело, несмотря… на высокое положение убитого, несмотря на указание губернатора Колорадо и самого президента Соединенных Штатов расследовать это дело в первую очередь? Все тело Ника зашлось от зуда по флэшбэку: по коже словно побежали сороконожки. Ему захотелось выбежать из комнаты и натянуть на себя, как одеяло, теплое шерстяное покрывало, сшитое из «тогда», «не теперь», «она», «не это». — Я хочу сказать, что денверская полиция шесть лет назад не уделяла должных сил и внимания ни одному громкому делу, — ответил Ник. — Включая и дело вашего сына. Да черт побери, если бы тогда в Денвере убили сына самого президента, то все равно денверский отдел по расследованию убийств ничего бы не смог сделать. Он посмотрел в глаза Накамуре, ставя все на эту нелепую тактику, на честность. — Да и сейчас бы не смог, — добавил он. — Сегодня там все в пятьдесят раз хуже. В кабинете миллиардера не было ни одного стула — даже для него самого, а потому Ник Боттом и Хироси Накамура стояли лицом к лицу, разделенные узкой, высокой, дорогущей и совершенной пустой конторкой красного дерева. Сато облокотился на тансу и выглядел расслабленным. Но было видно (во всяком случае, это не ускользнуло от глаз Ника), что глава службы безопасности, как взведенная пружина, готов действовать в любую секунду, что он опасен даже и без оружия, что в нем скрыта неуловимая убойная сила, свойственная бывшим солдатам, полицейским, всем, кому по профессии пришлось научиться убивать. — Мы думаем о том, чтобы предложить вам довести это расследование до конца. В первую очередь потому, что, проработав много лет в денверской полиции, вы приобрели немалый опыт, а кроме того, высказали неоценимые соображения по этому делу, — ровным голосом сказал мистер Накамура. Ник перевел дыхание. Ему не хотелось и дальше играть по сценарию Накамуры. — Нет, сэр, — заявил он. — Вы думаете о том, чтобы предложить мне эту работу, по другим причинам. Если вы наймете меня расследовать убийство вашего сына, то это потому, что я — единственный из ныне живых, кто — под флэшбэком — может увидеть все страницы файлов, стертых в ходе кибератаки на архив денверской полиции пять лет назад. Тогда весь архив был уничтожен. А про себя Ник еще подумал: «И потому, что я — единственный, кто под флэшбэком может восстановить все разговоры со свидетелями, подозреваемыми и другими детективами, участвовавшими в расследовании. Под флэшбэком я смогу заново прочесть все материалы дела, утраченные вместе с файлами». — Если вы наймете меня, мистер Накамура, — продолжил Ник вслух, — то потому, что я единственный в мире могу вернуться назад на шесть лет, чтобы снова увидеть, услышать, засвидетельствовать все по делу об убийстве. По делу, которое давно истлело, как и тело вашего сына, похороненного на семейном католическом кладбище в Хиросиме. Мистер Накамура издал короткий потрясенный вздох, а потом в комнате воцарилась тишина. За окном тихонько журчал крохотный водопад, роняя струи в крохотный пруд посреди крохотного, усыпанного мелким гравием дворика. Ник, открыв почти все свои карты, переступил с ноги на ногу, сложил руки на груди и оглянулся в ожидании ответа. Кабинет советника Хироси Накамуры в его особняке здесь, в Японской зеленой зоне над Денвером, хотя и был сооружен недавно, выглядел так, словно ему тысяча лет и он находится в Японии. Тут были сёдзи — раздвижные двери и окна, и фусума — то же самое, только потяжелее: все они выходили в небольшой дворик с небольшим, но совершенно правильным японским садом. Единственное матовое окно-сёдзи пропускало дневной свет в крохотную алтарную нишу, где тени бамбука шевелились над вазой со срезанными растениями и осенними прутиками. Сама ваза стояла в точно выверенном месте на лакированном полу. Немногочисленная мебель располагалась так, чтобы продемонстрировать любовь японцев к асимметрии; эти древние вещи были изготовлены из такого темного дерева, что каждая, казалось, поглощала свет. Полированные кедровые полы и свежие циновки-татами словно излучали — по контрасту — теплый свет. От татами исходил приятный запах свежей травы. Ник Боттом, расследуя убийства в Денвере, часто сталкивался с японцами. А потому он прекрасно понимал, что резиденция мистера Накамуры дом, сад, этот кабинет, икебана и несколько скромных, но очень дорогих предметов в кабинете — превосходно воплощает понятия «ваби» (простое спокойствие) и «саби» (изящная простота и торжество скоротечности). Но Нику на все это было в высшей степени наплевать. Эта работа была нужна ему ради денег. Деньги были нужны, чтобы купить еще флэшбэка. А флэшбэк требовался, чтобы вернуться к Даре. Поскольку туфли пришлось оставить в гэнкане при входе, рядом с ботинками Сато, сейчас Нику больше всего досаждало то, что утром он надел именно эти черные носки — с дырой, через которую большой палец левой ноги чуть ли не целиком вылезал наружу. Ник чуть согнул ногу в колене, изо всех сил стараясь незаметно затянуть палец внутрь, убрать его с глаз долой; но для успеха операции следовало помогать себе и второй ногой, а это было бы слишком заметно. Сато наблюдал за корчами Ника, а тот, как мог, загибал большой палец. — На какой машине вы ездите, мистер Боттом? — спросил Накамура. Ник чуть не рассмеялся. Он был готов, что ему скажут «до свидания», что Сато физически вышвырнет гайдзина за наглое упоминание об истлевшем теле Кэйго — сына Накамуры, память о котором свято чтилась, — но вопроса о машине он никак не ожидал. К тому же Накамура наверняка видел, как он подъехал: тут повсюду в неимоверных количествах были развешаны камеры наблюдения, и за Ником следили с того момента, как он приблизился к владению. Он откашлялся и сказал: — Гмм… у меня двадцатилетний мерин от «Го-Моторз». Миллиардер чуть повернул голову и пролаял несколько японских слогов, обращаясь к Сато. Не изменив позы и сияя едва заметной улыбкой, шеф службы безопасности отстрелялся еще более гортанным и быстрым залпом японских звуков. Накамура, явно удовлетворенный, кивнул. — А ваш… мерин — он надежен? Ник отрицательно покачал головой. — Литиево-ионные батареи на последнем издыхании, мистер Накамура. А судя по тому, как к нам в последнее время относится Боливия, замены в ближайшем будущем, похоже, не предвидится. Так что после хорошей двенадцатичасовой подзарядки этот кусок го… эта машина может проехать около сорока миль со скоростью тридцать восемь миль в час. Или тридцать восемь миль со скоростью сорок миль в час. Остается лишь надеяться, что в ходе этого расследования не будет погонь, как в «Буллите». Лицо Накамуры оставалось непроницаемым — ни тени улыбки, ни намека на понимание. Они там в Хиросиме смотрят знаменитые старые фильмы? — Мы можем предоставить вам автомобиль из нашего представительства на время расследования, мистер Боттом. Может быть, седан «лексус» или «инфинити». На этот раз Ник не смог сдержать смеха. — Один из ваших водородных скейтбордов? Нет, сэр. Ничего из этого не выйдет. В Денвере я оставляю машину в таких местах, что ее разберут до гаечки: останется один композитный каркас. А во-вторых… это может объяснить ваш директор или шеф безопасности… мне нужна незаметная машина — вдруг придется вести слежку. Невидимка, как говорим мы, частные детективы. Накамура издал низкий гортанный звук, словно собирался сплюнуть. Ник слышал такие возгласы, когда, будучи копом, общался с японцами. Кажется, этот звук выражал удивление и отчасти — неудовольствие. Правда, Ник также слышал его, когда японцы впервые видели что-то прекрасное — например, садовый ландшафт. Он подумал, что этот возглас, видимо, непереводим. Между вновь объятыми пассионарностью японцами и бесконечно усталыми американцами накопилось много непереводимого. — Хорошо, мистер Боттом, — сказал наконец Накамура. — Если мы решим нанять вас для расследования, вам понадобится машина с большим радиусом действия, ведь потребуется ездить в Санта-Фе, Нуэво-Мексико. Но подробности мы обсудим позже. «Санта-Фе, — подумал Ник. — Бррр. Черт бы его драл. Только не Санта-Фе. Куда угодно, только не в Санта-Фе». От одного упоминания этого города рубцовые ткани его брюшных мышц — след от глубокой раны — начинали болеть. Но он слышал и другой голос, киношный, один из сотен, живших в его голове: «Забудь об этом, Джейк. Это же Чайнатаун». — Хорошо, — сказал вслух Ник. — Про машину и поездку в Санта-Фе поговорим позже. Если вы наймете меня. Накамура снова посмотрел на листок электронной книги. — И вы сейчас живете в бывшем «Беби-гэпе», внутри бывшего «Черри-Крик-молла»? «Боже мой», — подумал Ник Боттом. Все его будущее, вероятно, зависело от исхода этого разговора. И вот из десяти тысяч вопросов, которые мог бы задать Накамура и на которые он мог бы ответить, сохраняя хотя бы видимость остатка чувства собственного достоинства, Накамура задает ему именно этот. «И вы сейчас живете в бывшем „Беби-гэпе", внутри бывшего „Черри-Крик-молла"?» «Да, сэр, мистер Накамура, сэр, — чуть не сорвалось у него с языка, — в настоящее время я, прежний Ник Боттом, живу в одной шестой бывшего „Беби-гэпа", в бывшем „Черри-Крик-молле", в поганом районе поганого города, в одной сорок четвертой прежних Соединенных Штатов Америки. А вы живете здесь, на вершине горы, вместе с другими японцами, внутри трех колец безопасности, через которые не прорвался бы даже призрак долбаного Усамы бен Ладена». — Теперь его называют «кондоминимум Черри-Крик-молл». Я думаю, что пространство, где располагается мой бокс, прежде было частью «Беби-гэпа». Из трех человек в кабинете двое были роскошно одеты по возрожденной моде 1960-х годов, на манер Джона Кеннеди, убитого более семидесяти пяти лет назад: черные пиджаки с узкими лацканами, белые крахмальные рубашки, белые платочки, торчащие из кармана, и тонкие черные галстуки. Даже Накамура, которому было под семьдесят, не помнил эту эпоху, и Ник понять не мог, почему маститые японские стилисты в десятый раз вызывают к жизни эту моду. Стиль покойных братьев Кеннеди вполне подходил стройному, элегантному Накамуре. Сато был одет не менее роскошно, чем босс, хотя его костюм и стоил на тысячу-другую меньше. Однако одежде Сато не помешала бы более тщательная подгонка. Если Накамура, несмотря на возраст, был стройным и поджарым, то к Сато, как ни к кому другому, подходило словечко «шкаф». -----------------------------------------------------------
"Скачайте
всю книгу в
нужном формате и читайте дальше"
То чем так долго твердили большевики произошло. Родился Исламский Халифат.
Группировка ИГИЛ, захватившая ранее часть территории Ирака и Сирии, объявила о создании исламского халифата и призвала джихадистов со всего мира присягнуть ей на верность, передает 29 июня «РИА Новости». Представитель SITE заявил, что группировка, ранее именовавшаяся «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), поменяла название на «Исламское государство» (Islamic State) и объявила своего лидера Абу Бакар аль-Багдади халифом. Суннитская группировка ИГИЛ, воевавшая до последнего времени в Сирии, в июне возглавила наступление на северные и западные районы Ирака. К ИГИЛ присоединились сунниты Ирака, недовольные политикой премьер-министра страны Нури аль-Малики, военные из бывшей армии Саддама Хусейна, мелкие террористические группировки. Власти Ирака и Сирии пытаются остановить продвижение группировки ИГИЛ, которая стремится взять под контроль обширную территорию, богатую нефтяными ресурсами. За последние три недели боевики ИГИЛ сумели захватить сразу несколько городов Ирака, а также территории на границе с Сирией и Иорданией.
http://www.kommersant.ru/doc/2502367
Самое интересное, что у Симмонса во "Флешбеке" как раз предсказывалось нечто подобное.
Билли Койн и Вэл вели остальных ребят вверх по бамбуковым лесам на обрушенную часть 10го хайвея, где располагался Субботний открытый рынок. Вдруг сверху, с бетонки, и снизу, из города, раздались звуки: выстрелы из сотен стволов – АК47, которые ни с чем не спутаешь, – усиленные динамиками крики муэдзинов, взывающих к правоверным с десятков лосанджелесских минаретов, звон церковных колоколов в городе, крики с Субботнего рынка и с тенистых улиц внизу: «Аллах акбар! Аллах акбар!» Все ребята замерли на месте, решив, что это атака хаджи или смертник с бомбой. Но потом Вэл понял, что ЛосАнджелес отмечает старый праздник – «9/11». Как учили Вэла в школе, в этот день, 11 сентября 2001 года, началась успешная борьба с империалистической гегемонией Америки. Был открыт путь к созданию Нового Халифата и появлению других обнадеживающих признаков Нового миропорядка. Вэл знал, что и христианские церкви каждый год звонят в колокола, присоединяясь к торжествам в десятках лосанджелесских мечетей, – демонстрируют солидарность, понимание и снисходительность. За спинами карабкающихся парней, в центре города, ктото в попытке сделать всегородское торжество еще праздничнее стрелял красными и оранжевыми ракетами; те взрывались, ударяясь о стекла старых небоскребов. Затем мальчишки перебрались с лесов на бетонную I10 и несколько минут наблюдали столпотворение в центре. Тухи, Костолом и Динджин разразились радостными воплями, но, увидев, что старшие помалкивают, притихли. Они молчали, но каждый раз, когда ракета взрывалась у стены коренастого небоскреба, вскидывали кулаки в воздух. Когда они повернулись к рыночным киоскам, Вэл понял, почему так усердно стреляли с бетонки. Большинство торговцев за лотками здесь были хаджи или по меньшей мере выходцы с Ближнего и Среднего Востока. Большая часть продаваемого ими дорогого товара попадала в страну тоже через хаджи, когда те возвращались из своих резиденций в Пакистане, Индонезии, Еврохалифатах или Великой Исламской Республике, матери всех народов Халифата. В нее входили бывшие государства Ближнего Востока – Ливан, Израиль, Египет, Саудовская Аравия, Судан, Тунис: на карте Республика напоминала изогнутый ятаган. В отличие от остальных ребят Вэл знал это – он любил географию и иногда скачивал виртуальные карты на свой мобильник, а потом изучал их. Они менялись очень быстро.
* * * По информации Сиэнэн, или «АльДжазирыСША», или черт знает кого, – где мелькали эти данные? – мусульманское население во всем мире достигло 2,2 миллиарда. И конечно, по приведенным результатам опросов, более 90 % из них заявляли о своей принадлежности к Всемирному Исламскому Халифату, даже если жили в странах, формально еще не вошедших в это постоянно расширяющееся образование с тремя столицами – в Тегеране, Дамаске и Мекке. Это означало (особенно после десяти лет полномасштабной гражданской войны в Китае и агрессивных мер Индии по созданию обширного среднего класса, главным образом за счет ограничения рождаемости, как это сделал Китай тремя поколениями ранее), что Исламский Всемирный Халифат стал самым населенным политическим образованием на земле. А кривая рождаемости мусульман (как кто то сказал Нику – возможно, его дотошный тесть) устремлялась к бесконечности. В Европе уже больше четверти века население росло за счет мусульман, то есть эта тенденция проявилась еще до официального распространения Халифата на Европу. «Черт, – подумал Ник, чувствуя, что клетки мозга все еще водят хоровод после электрошока, – ведь самое распространенное детское имя в долбаной Канаде – Магомет»
* * * Всемирный Исламский Халифат за последние четверть века своей экспансии не испытывал ни уважения, ни потребности в местных языках, культуре, законах и инфраструктуре. Последняя интересовала мусульман лишь в плане разграбления. Они приносили с собой язык, культуру, законы и свою религиозную инфраструктуру. И большая часть этой инфраструктуры была средневековой: кланы, племена, убийства чести, невыносимый религиозный буквализм и нетерпимость, каких иудаизм или христианство не знали уже на протяжении шести веков. Основой расширяющейся исламской инфраструктуры, как понимал Ник, листая страницу за страницей, был шариат для тех, кто обитал в границах Халифата, – как для мусульман, так и неверныхзимми. А за его пределами на все государства и цивилизации неверных было нацелено отравленное копье джихада.
* * * – Более двадцати лет назад я с моими коллегами, японскими бизнесменами, слушал в Каире речь вашего молодого президента, призванную польстить исламскому миру – мусульмане тогда еще не объединились во Всемирный Халифат. Он воздавал им хвалу за некие воображаемые достижения, явно искажая исторические факты. Этот президент запустил процесс полного пересмотра истории и современных реалий, рассчитывая с помощью лести расположить радикальных исламистов к себе лично и к вашей стране. Такого рода внешняя политика, если она применяется к силам фашистского толка, называется политикой умиротворения. Ник молчал. – Тот президент и ваша страна вскоре стали проводить эту пародию на внешнюю политику, занимаясь совсем уже неприкрытым и бесполезным умиротворением. Решено было перейти к социалдемократическому устройству, меж тем как в Европе оно уже начинало рушиться под грузом долгов и бременем социальных программ. Одновременно происходили одностороннее разоружение, уход Америки с мировой арены, предательство старых союзников, быстрая и целенаправленная сдача ее позиций как сверхдержавы и полный отказ от международных обязательств, к которым страна долгое время относилась со всей серьезностью.
Рекомендую всем книгу, очень актуальное чтение!
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация |
Вход ]
— Вы, верно, не понимаете, зачем я пригласил вас сегодня, мистер Боттом, — сказал Хироси Накамура.
