Меня зовут Эдгар Фримантл. Раньше я был заметной фигурой в строительной индустрии. В Миннесоте, в моей прошлой жизни. Выражение моя-прошлая-жизнь я позаимствовал у Уайрмана. Я хочу рассказать вам об Уайрмане, но сначала давайте познакомимся с моей жизнью в Миннесоте. Должен сказать, я добился успеха, о котором мечтает каждый американский мальчик. Поднимался и поднимался в компании, где начал работать, а когда достиг потолка, ушёл и основал собственную фирму. Мой бывший босс смеялся надо мной, говорил, что я разорюсь через год. Я думаю, так говорит большинство боссов, когда кто-нибудь из молодых, энергичных подчинённых уходит, чтобы начать собственное дело. У меня всё получилось. Когда Двойной город процветал, процветала и «Фримантл компани». Когда строительный рынок сокращался, я старался не играть по-крупному. Руководствовался интуицией, и в большинстве случаев она меня не подводила. Когда мне исполнилось пятьдесят, мы с Пэм стоили сорок миллионов долларов. И мы сохранили прежние чувства. У нас родились две девочки. К концу нашего семейного Золотого века Илзе училась в Университете Брауна, а Мелинда преподавала во Франции в рамках программы обмена с зарубежными странами. Как раз перед тем, как всё пошло наперекосяк, мы с женой собирались её навестить. Несчастный случай произошёл со мной на строительной площадке. Всё предельно просто: когда пикап, пусть даже это «додж-рэм» со всеми наворотами, вступает в спор с двенадцатиэтажным краном, пикап проигрывает всегда. Правая сторона моего черепа только треснула. Левую так сильно прижало к дверной стойке «рэма», что проломило в трёх местах. Может, и в пяти. Память у меня теперь, конечно, лучше, но совсем не та, какой была прежде. Врачи назвали случившееся с моей головой противоударной травмой, которая зачастую приносит больше вреда, чем сам удар. Мои рёбра оказались переломанными, а правое бедро — раздробленным. И хотя в правом глазу зрение сохранилось на семьдесят процентов (в хорошие дни и побольше), я почти целиком потерял правую руку. Вероятно, предполагалось, что я потеряю и жизнь, но я выкарабкался. Далее речь пошла о том, что я останусь безмозглым (как поначалу и было — спасибо противоударной травме), однако обошлось. В каком-то смысле. Правда, к тому времени, как обошлось, ушла моя жена, и не в каком-то смысле, а насовсем. Мы прожили вместе двадцать пять лет, но знаете, как говорят: беда не приходит одна. Наверное, значения это не имеет. Что было, то прошло. Закончилось, и всё. Иной раз оно и к лучшему. Когда я говорю, что стал безмозглым, речь о том, что поначалу я не узнавал людей, не понимал, что произошло и почему меня мучает такая ужасная боль. Теперь, через четыре года, я не могу вспомнить характер и степень болевых ощущений. Я знаю, боль терзала меня, но теперь эта тема представляет собой интерес чисто теоретический. Тогда, конечно, было не до теории. Тогда у меня складывалось ощущение, что я нахожусь в аду и не знаю, почему туда попал. «Поначалу ты боишься умереть, потом ты боишься не умереть». Так говорит Уайрман, и он знает: сам провёл сезон в аду. Болело всё и всегда. Возможно, больше всего досаждала звенящая головная боль. За моим лбом царила вечная полночь, которую отбивали самые большие на свете башенные часы. Из-за повреждения правого глаза я видел мир сквозь кровавую плёнку и всё ещё мало представлял себе, что это за мир. Ни одна вещь не обрела привычного названия. Я помню день, когда Пэм зашла в палату (я ещё лежал в больнице) и встала у моей кровати. Я ужасно злился из-за того, что она стоит, когда в углу есть та штуковина, на которую садятся. — Принеси друга, — сказал я. — Сядь в друга. — О чём ты, Эдгар? — спросила она. — Друг, приятель! — прокричал я. — Принеси этого гребаного приятеля, ты, тупая сука! — Боль в голове сводила с ума, а Пэм заплакала. Я ненавидел её за то, что она начала плакать. Чего, собственно, она плакала? Не она же сидела в клетке, глядя на всё сквозь красный туман. Не она была обезьяной в клетке. И тут я наконец вспомнил слово: — Принеси старика и, ради Бога, сляг! Старик — это всё, что мой воспалённый, размозжённый мозг смог предложить вместо стула. Я всё время злился. В больнице работали две медсестры средних лет, которых я прозвал Сухая дырка Один и Сухая дырка Два, словно они были персонажами в похабной истории доктора Сьюза. А девушка-подросток, которая добровольно помогала медперсоналу больницы, стала у меня Мохнатой Пастилкой… понятия не имею почему, но прозвище несло в себе что-то связанное с сексом. Во всяком случае, для меня. По мере того как прибавлялось сил, я начал бить людей. Дважды пытался пырнуть ножом Пэм, и одна попытка удалась, правда, нож был пластмассовый. Тем не менее ей на руку наложили пару швов. Бывали случаи, когда меня приходилось связывать. И вот что я особенно чётко помню о начале моей тогдашней жизни: жаркая вторая половина дня в конце моего месячного пребывания в дорогом санатории для выздоравливающих, кондиционер сломан, я привязан к кровати, в телевизоре — мыльная опера, тысячи полуночных колоколов бьют в голове, боль жжёт правую половину тела, как раскалённая кочерга, отсутствующая правая рука зудит, отсутствующие пальцы правой руки дёргаются, оксиконтина мне не положено ещё какое-то время (какое именно, сказать не могу, отмерять время — выше моего понимания), и тут из красного марева выплывает медсестра, существо, присланное, чтобы взглянуть на обезьяну в клетке, и спрашивает: «Вы готовы принять вашу жену?» А я отвечаю: «Только если она принесла пистолет, чтобы застрелить меня». Кажется, такая боль никогда не уйдёт, но она уходит. Меня отвозят домой и заменяют боль агонией лечебной физкультуры. Красная пелена начала рассеиваться. Психотерапевт, специализирующийся на гипнотерапии, научил меня нескольким эффективным способам подавлять фантомные боли и зуд в отрезанной руке. Кеймен. Именно он принёс мне Ребу, одну из немногих вещей, которые я взял с собой, когда прихромал из прошлой жизни в нынешнюю, на Дьюма-Ки. — Этот психотерапевтический метод воздействия на злость пока не получил одобрения, — предупредил меня доктор Кеймен, хотя, наверное, мог и солгать, чтобы сделать Ребу более привлекательной. Он сказал мне, что я должен дать ей отвратительное имя. И хотя выглядела она, как Люси Рикардо я назвал её в честь тётушки, которая в детстве больно сдавливала мне пальцы, если я не съедал всю морковку. Не прошло и двух дней, как я забыл её имя. В голову лезли только мужские имена, которые злили меня ещё сильнее: Рэндолл, Рассел, Рудольф, даже Ривер-мать-его-Феникс. Я тогда находился дома. Пэм принесла мне завтрак и, должно быть, правильно прочитала выражение моего лица, потому что я увидел, как она напряглась, готовясь к взрыву эмоций. Но даже забыв имя этой призванной снимать злость куклы с взбитыми рыжими волосами, которую дал мне психолог, я помнил, как использовать её в такой ситуации. — Пэм, — обратился я к жене, — мне нужно пять минут, чтобы взять себя в руки. Я могу это сделать. — Ты уверен?.. — Да, только унеси отсюда это дерьмо и засунь в свою пудреницу. Я могу это сделать. Я не знал, смогу или нет, но именно это мне полагалось сказать: «Я могу это сделать». Я не мог вспомнить имени этой грёбаной куклы, но помнил ключевую фразу: «Я могу это сделать». Я хорошо помню, как в конце своей прежней жизни постоянно твердил: «Я могу это сделать», — даже когда знал, что не могу, когда знал, что я в дерьме, по уши в дерьме, и новое дерьмо льётся мне на голову, будто из помойного ведра. — Я могу это сделать, — повторил я, и одному Богу известно, каким при этом было моё лицо, потому что Пэм попятилась, без единого слова, держа в руках поднос, на котором чашка постукивала о тарелку. Когда она ушла, я поднял куклу на уровень лица, всматриваясь в её глупые синие глаза, а мои пальцы вдавливались в глупое податливое тело. — Как твоё имя, ты, сука с крысиной мордой? — прокричал я. Мне ни разу и в голову не пришло, что Пэм слушает меня на кухне по аппарату внутренней связи вместе с дежурной медсестрой. Но вот что я вам скажу: если бы аппарат и сломался, они смогли бы услышать меня через дверь. В тот день мой голос разносился далеко. Я принялся трясти куклу из стороны в сторону. Голова моталась, синтетические а-ля «Я люблю Люси» волосы летали из стороны в сторону. Синие кукольные глаза, казалось, говорили: «О-о-о-о-х, какой противный парниша!» — как любила повторять Бетти Буп в одном из старых мультфильмов, которые ещё можно увидеть по кабельному телевидению. — Как твоё имя, сука? Как твоё имя, манда? Как твоё имя, жалкая тряпичная шлюха? Скажи мне своё имя! Скажи мне своё имя! Скажи мне своё имя, или я вырву тебе глаза, откушу нос, раздеру тво… В голове у меня что-то замкнуло — такое иногда случается и теперь, по прошествии четырёх лет, здесь, в городе Тамасунчале (штат Сан-Луис Потоси, Мексика), в третьей жизни Эдгара Фримантла. На мгновение я вернулся в свой пикап, планшет с зажимом для бумаг колотился о старый стальной контейнер для ленча на полу перед пассажирским сиденьем (сомневаюсь, что я был единственным работающим миллионером Америки, который возил с собой ленч, — нас, вероятно, не один десяток), мой пауэрбук лежал рядом на сиденье. Из радио женский голос с евангелическим жаром прокричал: «Оно было КРАСНЫМ!» Только три слова, но мне их хватило. Они из песни о бедной женщине, которая наряжает свою красивую дочь проституткой. Песня эта — «Фэнси» в исполнении Ребы Макинтайр. — Реба. — Я прижал куклу к груди. — Ты — Реба. Реба-Реба-Реба. Больше я твоего имени не забуду. Я забыл — на следующей неделе, — но в тот раз уже не злился. Нет, прижал куклу к себе, как маленькую возлюбленную, закрыл глаза, представил пикап, уничтоженный в результате несчастного случая, мой стальной контейнер для ленча, о который постукивал металлический зажим на планшете, и женский голос вновь донёсся из радиоприёмника, вновь с евангелическим жаром прокричал: «Оно было КРАСНЫМ!» Доктор Кеймен назвал это прорывом. Он очень обрадовался. Моя жена не проявила такого же энтузиазма, и её поцелуй в щёку был скорее формальным. Думаю, примерно через два месяца она сказала мне, что хочет развестись. ------------- "Скачайте книгу в нужном формате и читайте дальше"
Люди, читайте, отличная книга. Мне прямо даже жалко, что она кончилась, я так привыкла к ее героям. Герои получились яркие, атмосфера книги завораживает, все очень ярко представляешь.
Первая половина книги практически совершенно реалистичная, мистика появляется во второй половине. И все есть в этой книге: и психология, и мужская дружба, настоящие мужики, и преодоление физических последствий аварии, победа над собственным бессилием и физическое и психологическое, и непростые семейные взаимоотношения, и поразительно описанная красота природы и экзотической растительности, и радость, сила испепеляющего творчества художника.
Остался вопрос. А кто призвал, какая сила призвала Уайрмана на Дьюму? У меня только одна версия: та, что противостояла незримо Персе и помогала немного, об этой силе упомянуто в романе. Зачем Уайрман попал на Дьюму? ... ну кроме того, чтобы ухаживать за Элизабет.
(Если что, это моя первая книга Кинга, не могу сравнить с другими его книгами).
Рэдрик, если бы не ты, я бы так и не узнала, насколько хорошо пишет Кинг. Как-то так ты мне незаметно эту книжку подсунул... я даже не поняла, как я решилась читать страшное... вернее, я не думала, что ты мне страшное подсунешь. :) И начала читать. А потом уж было не оторваться. Нисколько не жалею, хоть и пришлось потрепать нервишки. До сих пор под впечатлением от книги. Спасибо.
Это главная проблема Кинга. Он написал много книжек в разных жанрах, порой прямо антагонистических. И очень часто кто-нибудь решив почитать Кинга, берет первой книжкой то, что он как раз и не любит. Отсюда и появляются время от времени плевательные отзывы о Стивене. Вот если бы я начал чтение его книг с какой-нибудь фентезийной "Темной башни", то тоже бы ругался и плевался. Но мне повезло, я начал в свое время с "Сияния" и "Игры Джеральда".)
А Дмитрий Быков обозвал этот роман ну очень слабым. Быков слишком начитанный, зажрался.
Не зажрался. Быков просто вообще из другой параллельной с Кингом реальности, непересекающейся. Быков неплох когда он рассуждает об ортодоксальной, "обычной" литературе. Когда он начинает рассуждать о беллетристике, он сразу становится похож на гуся на льду.
Нет, он сказал, что любит читать Кинга. Его книги захватывающе интересны, как и другие книги, не принадлежащие к серьезной литературе. Как-то примерно так он высказался, это не дословно.
Он - после аварии - не мог. Так что все было так как я написал, поэтому она так испугалась. Не того что он пытался сделать, а того, КАК это выглядело. Кинг же дал подсказку, вспомни про собаку которая попала под машину и что там было.
- Вот ты только что из мотеля «Смерть» и без руки, а она хочет свалить. Лишь из-за того, что ты ударил её пластиковым больничным ножом, когда едва мог вспомнить собственное имя? Чтоб меня драли, пока я не закричу! Разве она не понимает, что резкие перемены настроения и кратковременная потеря памяти - обычное дело для человека после такой черепно-мозговой травмы, как у тебя? - Она понимает, что я её пугаю, - ответил я. - Да? Ладно, слушай свою маму, сыночек Джим: если ты наймёшь хорошего адвоката, то заставишь заплатить за то, что она такая тряпка. - Несколько волос выскочили из её гестаповского конского хвоста, и Кэти сдула их со лба. - Она должна за это заплатить. Читай по моим губам: твоей вины тут нет. - И она говорит, что я пытался её задушить. - Конечно, тут можно надуть в штаны, если тебя пытается задушить однорукий инвалид. Перестань, Эдди, заставь её за это заплатить. Я знаю, что это не моё дело, но мне всё равно. Она не должна так поступать с тобой. - Я думаю, есть что-то ещё, не только удар ножом и попытка задушить её. - Что? - Я не помню. - А что говорит она? - Она не говорит. Но мы с Пэм прожили вместе очень долго, и даже если любовь превратилась в привычку, я подумал, что всё равно знаю её достаточно хорошо, чтобы понимать: произошло что-то ещё, нет, продолжало происходить прямо сейчас, и вот от этого «чего-то»… вот от этого «чего-то» Пэм и хотела уйти.
Я, конечно, сейчас уже подробностей не помню. А это "чего-то" не связано с влиянием Дьюма-Ки? Рэдрик, а я вообще не представляю как это задушить несуществующей рукой? Как это могло вообще выглядеть для Пэм?
Рэдрик, а я вообще не представляю как это задушить несуществующей рукой?
Так же, как он этой несуществующей рукой задушил сбитую машиной собачку. Так же, как этой несуществующей рукой он рисовал потом свои "проклятые" картины. Или ты все это прозевала при чтении? Что он это делал потом фантомной рукой? И случай с Пэм был всего лишь первым проявлением?
Как это могло вообще выглядеть для Пэм?
Наверное, очень страшно, раз она так до смерти перепугалась и срочно развелась.
Не знаю, я когда читала, мне все казалось органично. Чото у меня никаких вопросов по несуществующей руке не было. :)) Забыла я уже все, чтобы сейчас могла с тобой это обсуждать. Короче, мне казалось нормальным, что он все делает этой несуществующей рукой. Без вопросов. :))
А у кого сейчас есть вопросы? Я всего лишь сказал, что только при втором чтении понял, почему так перепугалась Пэм и почему она бросила главного героя и срочно с ним развелась.
Да, и она была первой кто понял это, когда еще он сам этого не понимал. Поэтому он и был озадачен нелогичностью его поступка. Все-таки они прожили вместе 25 лет, имели двух дочерей, и даже из чувства обычной человечности, ежели уж она хотела уйти от инвалида, то должна была бы подождать хоть годик. Но раз она развелась так быстро, значит, ЧТО-ТО ее так напугало. Но он не знал что, и это ставило его в тупик.
Алиса, ты прочитала книгу? Как тебе? Подозреваю, что первая реалистичная половина тебе должна понравиться. А вот вторая... мистически-сказочная может и не понравилась. Она немного наивна, что-то там есть от детских страшилок. Но так как я не избалована ужасами, то мне все равно было интересно и во второй половине книги.
Наташа, а вот скажи, когда заканчивается первая реалистичная половина? и начинается мистическая? ) У меня есть догадки, но интересно, где ты проводишь эту черту.)
Я уж позабыла подробности сюжета, чтобы провести такую черту. Наверное с момента, когда они начинают активные действия против Персе на той части острова, где стоит старый дом. Но я уже плохо помню сюжет, помню только общее эмоциональное впечатление от книги. И эти эмоции я тогда получила, спасибо автору.
Ага.) Спасибо, Наташа. Ты же мне написала, что первая часть мне должна понравиться, а вторая может и не очень. Я все ждала, ждала, когда же вторая часть начнется.))
Короче, у меня деление книги на части не произошло.)
А у меня произошло, это я помню, что вторая часть намеренная такая детская пугалка. А в первой части все по-взрослому, там больше про людей и их проблемы, ну и мистика как отличная приправа.
Очень понравилось.) Даже иногда хотелось стать мужчиной, чтобы испытать, что же такое настоящая мужская дружба. Когда ты не жалеешь, а действуешь. А диалоги это ... офигеть просто.)
Ничего книжка , почитать можно. Но когда дело доходит до ходячей дохлятины , мне становится скучно. Не страшно, не смешно, просто неинтересно. Конец какой то киношный. До конца держит и цепляет только желание узнать как эту хрень угомонили.
Очарована книгой, описанием,автором… Полная иллюзия присутствия. Я была там, видела море и следы на песке, слышала шелест ракушек, чувствовала солнце на своей коже…
Я ждала встречи с книгой как романтическогосвидания, сердце взволновано билось. А послевкусие странное… Несовершенства какого-то в целом.
Что-то не то в самой идее, в обосновании событий.Психология, чувство сопричастности, сопереживания безупречны, но… Даже сформулировать затрудняюсь… Да, трогательны отношения троих, обделенных жизнью людей, их взаимопомощь, нежность друг к другу. Но главгерой Эдгар Фримантл в конце оставляет друга одного (это так по-американски?). Так хороши описания процесса упоения творчеством, главы «Как писать картины», но…. Творчество-то выходит в корне своем дьявольское действие (по Кингу). Почему после победы над демоном Перси (тоже сомнительная какая-то история – Голливудом отдает махровым (прав Володя!) – почему корабль не римский или древнегреческий? Посему статуэтка – по описанию не архаика, а новодел!))) да еще панимаш кусается! (хи-хи!) – так вот почему автор завязывает с рисованием? Весь его талант – это дело рук демона? А исцеления? Тоже демонского источника?
Чего их (героев Кинга) так вечно тянет устроить самосуд? (родовые пятна американцев – суд Линча?) Все это начинает всплывать после и портит послевкусие. Деланность, искусственность построения начинает вылезать. И главгерой со своей женой – черствоватые люди. Лиззи Истлейк, Илзе и Джером Уайрман – единственно безусловно симпатичные герои. Потому автор всех их и уничтожил? Кинг прибил и Уайрмана в конце книги явно из-за того что тот слишком хорош для этого мира и автор просто не знал что с ним дальше делать…
Глава 1
